Когда Уолен был рядом, он обращался с детьми, как с солдатами своей личной армии. Утренние поверки, строгие правила, регламентирующие, как вести себя, как одеваться, и грубая брань, если они что-то нарушали. Особенно доставалось Риксу. Он считался ленивым и бездеятельным.
Если Рикс «перечил», не надраивал ботинки до блеска, опаздывал к столу или еще как-нибудь нарушал неписаные правила, то широкий кожаный ремень отца, названный им Миротворцем, опускался на его ноги и ягодицы, оставляя красные полосы, обычно в присутствии Буна, хихикающего за спиной отца. Бун, напротив, был мастер разыгрывать примерного сына. Он был всегда безукоризненно одет, всегда чист и опрятен и всегда заискивал перед отцом. Кэтрин тоже научилась искусству всегда держать нос по ветру и в основном избегала оскорблений. Маргарет, всегда занятая приемами и благотворительностью, знала, что лучше не стоять на дороге у Уолена, и никогда не принимала сторону Рикса. Правила, говорила она, есть правила.
Рикс однажды видел, как Уолен сбил с ног слугу и бил его ногами по ребрам за какое-то мнимое нарушение обязанностей. Если бы не вмешался Эдвин, Уолен мог бы и убить несчастного. Иногда поздно ночью, когда все в доме уже спали, Рикс, лежа в постели, слышал, как отец выходил из своей комнаты в коридор и расхаживал взад и вперед, давая выход нервной энергии. В такие ночи Рикс боялся, что отец ворвется к нему с горящими от гнева глазами и набросится на него с такой же яростью, с какой крушил ребра слуги.
Но в благодушном настроении Уолен мог вызвать Рикса в свою огромную спальню с темно-красными стенами и тяжелой черной викторианской мебелью, принесенной из Лоджии, и велеть ему читать вслух Библию. То, что обычно Уолен желал слушать, было не главы с духовным содержанием, а длинные перечни кто за кем родился. Он требовал читать их снова и снова, и, когда Рикс запинался на каком-нибудь имени, черная трость нетерпеливо стучала по полу.
Когда Риксу было десять лет, он после одной особенно неприятной встречи с Миротворцем сбежал из дома. Эдвин нашел его на автобусной остановке в Фокстоне. Они долго беседовали, и когда Рикс разразился слезами, Эдвин дал ему слово, что, пока он жив, Уолен больше никогда не будет пороть его. Обещание выполнялось все эти годы, хотя насмешки Уолена стали более язвительными. Рикс оставался неудачником, белой вороной, малодушным слабаком, скулящим при виде того, благодаря чему Эшеры процветали и жирели в течение поколений.
Рикс заставил себя пойти наверх, и его сердце забилось сильней. На двери от руки было написано: «НЕ ХЛОПАТЬ». Рядом стоял стол, а на нем – коробка с зелеными хирургическими масками.
Он взялся за дверную ручку и резко отдернул руку. Запах разложения сочился из этой комнаты, Рикс чувствовал его, как жар от печи. Он не знал, сможет ли он вынести то, что ждет его там, и внезапно его решимость улетучилась. Он начал пятиться вниз по лестнице.
Но в следующее мгновение решение пришло само.
Ручку повернули изнутри, и дверь открылась.
3
Одетая в униформу сиделка в хирургических перчатках и маске, закрывавшей нижнюю часть лица, уставилась из Тихой Комнаты на Рикса. На ее руках были хирургические перчатки. У нее были темно-карие глаза, окруженные паутиной морщинок.
Запах гниения волной выкатился из Тихой Комнаты и ударил в Рикса с почти осязаемой силой. Он крепко вцепился в перила и стиснул зубы.
Миссис Рейнольдс прошептала:
– Маска, должно быть, вам поможет, – и показала в сторону коробки.
Он взял одну и надел. Внутри маска была проложена ватой, но особого толка от нее не было.
– Вы Рикс? – Сиделка была крепкой женщиной примерно пятидесяти пяти лет с коротко подстриженными вьющимися волосами стального серого цвета. Рикс заметил, что глаза у нее покрасневшие.
– Конечно, это Рикс, дура чертова! – донесся из темноты грубый, едва ли человеческий голос, похожий скорее на скрежет. Рикс окаменел. Мелодичный голос его отца превратился в рычание зверя. – Я же говорил вам, что это должен быть Рикс, не так ли? Немедленно впустите его!
Миссис Рейнольдс приоткрыла дверь пошире.
– Быстрее, пожалуйста, – сказала она. – Слишком много света вредно для его глаз. И помните: говорить как можно тише.
Рикс вошел в комнату с высоким потолком и обитыми резиной стенами. Единственным источником света была маленькая лампа с зеленым абажуром на столе, за которым сидела миссис Рейнольдс. Свет от этой лампы простирался не более чем на фут. Перед тем, как миссис Рейнольдс закрыла дверь, Рикс успел разглядеть лишь мрачную меблировку комнаты.
Он увидел кровать отца, покрытую канапе. Там, под пластиковым кислородным тентом что-то лежало. Рикс поблагодарил Бога за то, что дверь закрылась раньше, чем он успел разглядеть это хорошенько.
В темноте он слышал слабое чириканье осциллоскопа. Прибор находился слева от кровати отца. Рикс видел на нем бледно-зеленый зигзаг, отражавший работу сердца Уолена Эшера. У отца было болезненное, булькающее дыхание. Шелковая простыня шуршала на кровати.
– Вам что-нибудь нужно, мистер Эшер? – спросила сиделка.
– Нет, – раздался измученный голос. – Не орите, черт подери!
Миссис Рейнольдс вернулась на свое место, оставив Рикса одного, и продолжила чтение романа Барбары Картлэнд.
– Подойди ближе, – скомандовал Уолен Эшер.
– Я здесь ничего не вижу…
Последовал резкий вдох.
– Тише! О, Боже, мои уши…
– Прошу прощения, – прошептал Рикс, вконец лишившись присутствия духа.
Осциллоскоп зачирикал быстрее. Уолен смог заговорить лишь когда сердцебиение замедлилось.
– Ближе. Ты сейчас споткнешься о стул. Шагни влево. Не зацепи кабель, идиот! Еще левее. Отлично, ты в пяти шагах от ножки кровати. Проклятие, парень, неужели обязательно так топать?
Приблизившись к кровати, Рикс почувствовал лихорадочный жар, исходивший от тела отца. Он коснулся канапе, и пот потек вниз по его руке.
– Хорошо, хорошо, – сказал Уолен. Рикс ощущал на себе его внимательный, изучающий взгляд. Силуэт на кровати с легким шуршанием подвинулся. – Так, значит, все-таки приехал? Повернись. Дай мне тебя рассмотреть.
– Я не призовая лошадь, – буркнул Рикс себе под нос.
– Ты и сын не призовой. Одежда на тебе болтается. Что, работа писателя не дает достаточно пищи для твоего стола?
– У меня все в порядке.
Уолен хмыкнул. – Что-то не верится. – Он замолчал, и Рикс услышал, как жидкость булькает у него в легких. – Уверен, ты узнал эту комнату, не правда ли? Во время приступов ты, Бун и Кэтрин скрывались здесь. Куда ты уходишь теперь?
– У себя дома я проложил стены туалета картоном для лучшей звукоизоляции и оборудовал дверь так, чтобы она не пропускала свет.
