Он подождал еще немного, но ответа так и не получил. Тогда он сунул пистолет в кобуру и вернулся в гостиную.
– По–моему мы здесь одни,– сказал он Гейл. – Наверное, они уехали до того, как начался ураган.
Гейл посмотрела вокруг. На полу лежал круглый красно–голубой ковер с бахромой. Имелась большая удобная софа с поцарапанными ручками и ножками. На кофейном столике с несколькими пятнами от пролитого кофе были аккуратно сложены стопки журналов, тут же стояла пара мягких кресел с покрытыми прозрачным пластиком рукоятками. Над кирпичным камином была прибита перевернутая подкова. На стенах – гравюры в рамках, на каминной полочке – несколько цветных фотографий – средних лет супружеская пара, дети, играющие с собаками.
В соседнем доме зашелся безумным хохотом маньяк с винтовкой.
– Боже! – тихо сказала Гейл. – Этот паразит мог нас застрелить.
Палатазин кивнул и подошел к Джо, которая была уже не такой бледной. – Тебе лучше?
– Да. – Она слабо улыбнулась. – Гораздо лучше.
– Ночь наступает,– напомнила без нужды Гейл. – Уже скоро.
Она подошла к окну, отодвинула в сторону штору – видно было очень мало, за исключением летящего песка. Сумерки быстро заполняли улицы. Повернувшись, она посмотрела на Палатазина.
– Этот ураган… он ведь будет мешать вампирам тоже, да?
– Нет. Они не дышат, и веки у них прозрачные, они будут защищать их глаза от летящего песка. Мы в ловушке.
– В ловушке?
– Да. Весь город превратился в огромную ловушку. Никому не убежать.
Он некоторое время смотрел ей в глаза, потом быстро отвернулся. Они были в незащищенном доме – ни чеснока, ни нарисованных распятий. Он опустил руку в задний карман брюк, дотронулся до флакона со святой водой – флакон показался ему жутко маленьким.
– Боюсь,– сказал он,– что слишком поздно вам писать свою статью. Она уже никому не поможет. Равновесие сместилось в их сторону. Теперь сила на их стороне, и…
– Нет! – крикнула она. – Мы все еще можем сделать что–нибудь! Можем вызвать полицию, национальную гвардию или… еще кого–нибудь.
Она замолчала, слушая, как со свистом бьет в стекло песок, шипя, словно горячий жир на сковородке.
– Я думаю, вы сами понимаете, что это все ерунда. Очень сомневаюсь, что телефоны в городе работают. Я бы попробовал сигналить светом, но это лишь станет неоновой вывеской в ресторане вампиров. Воздух у нас не очень свежий, верно?
Гейл сжала голову в ладонях.
– Черт,– сказала она каким–то далеким потусторонним голосом. – Все, чего я хотела – это стать хорошим писателем. Вот и все. Неужели этого было слишком много?
– Не думаю.
– Я хотела оставить какой–то след. Я хотела… сделать что–то важное в жизни. Стать кем–то, вместо того, чтобы оставаться никем… чем я – посмотрим в лицо правде – и являюсь сейчас. – Голос ее слегка дрогнул, но она тут же успокоилась. – Только язык и поддельная храбрость. Они сделают это… быстро или медленно?
Палатазин сделал вид, что не услышал вопроса.
Надвигалась ночь.
12.
Отец Сильвера добрался до своей церкви до того, как ударила основная масса песчаного урагана. И теперь, приоткрыв чуть–чуть дверь, он выглядывал наружу. Улица была пустынна, кое–где уже образовались холмики песка. В домах по всей улице не было ни огонька – по той простой причине, что не было тока. Сильвера ждал минут пятнадцать, включив лампы в церкви, пока они не мигнули, не потускнели и не погасли уже окончательно. Темнота наполнила церковь, становясь гуще с каждым моментом. Он еще некоторое время выглядывал наружу, прикрывая глаза от летящего песка, потом вернулся в свою комнату. Там он нашел несколько свечей, предназначенных для венчания и других церемоний, потом зажег их одну за другой, накапал плавящегося воска на блюдца и прикрепил к этим лужицам сами свечи, чтобы они стояли вертикально. Блюдца со свечами он вынес в церковь и расставил их вокруг алтаря. Ему стыдно было смотреть на распятие. Он молился за Палатазина, за то, чтобы он вернулся живым из своего похода и чтобы в замке не оказалось Хозяина, если Палатазин найдет этот замок, и никаких вампиров вообще. Он молился за то, чтобы Палатазин ошибся в своем ужасном предположении, чтобы все это оказалось результатом переутомления. Но где–то на задворках его сознания зашевелилась черная тень, и Сильвера пытался не дать этой тени проснуться полностью. Он вспомнил, что говорил ему в Мехико один старый священник: “Некоторые люди находятся в плену рационального мышления”. Возможно, он сам слишком долго смотрел на мир сквозь прутья камеры.
Дверь церкви со скрипом отворилась. Сильвера поднял голову от алтаря и увидел, что сквозь облако песка в церковь, пошатываясь, вошла маленькая детская фигурка. Это был Леон Ла–Плаз. Прежде, чем Сильвера смог подхватить его, мальчик упал, отчаянно кашляя, на пол. Сильвера помог ему сесть на скамью, а потом пришлось напрячь все силы, чтобы заставить дверь затвориться.
– С тобой все в порядке, Леон? – спросил он мальчика, присев на колени рядом с ним. Леон кивнул, но был бледен и на щеках у него виднелись следы слез.
– Я дам тебе воды,– сказал Сильвера. Он поспешил обратно в комнату, нашел на полке стакан и отвернул кран раковины. В трубах зажурчало, потом потекла бурая струйка. “Проклятье! – подумал Сильвера. – Песок попал даже в воду!”. Он попробовал воду, потом выплюнул ее в раковину. Пить ее было невозможно.
– Извини Леон,– сказал Сильвера, вернувшись к мальчику. – Но с водой придется обождать.
Он приподнял подбородок мальчика. Губы у него распухли на ветру.
– Что ты делал там в такую погоду? Ты мог погибнуть в урагане! – Вдруг он вспомнил. – А где Сандор? Твой папа не вернулся домой до сих пор?
Леон покачал головой, в глазах его блестели слезы. Он все еще не мог отдышаться, и говорить ему было трудно.
– Нет… пришел человек… за Хуанитой… велел сказать вам – “Цицеро все помнит”.
– Цицеро? А кто пришел к тебе?
– Негр… – сказал Леон. – Прямо в квартиру. Высокий такой… и злой… велел мне идти к вам и передать.
– Цицеро? – Сильвера вспомнил имя черного торговца героином, которого он засунул в контейнер для мусора. – Когда все это было?
– Недавно… наверное, десять минут назад. – Леон вцепился маленькими дрожащими пальцами в руку священника. – Он забрал с собой сестру, отец! Сказал мне идти к вам и передать, что он все помнит, потом… взял на руки Хуаниту и ушел! Куда он забрал ее? Что он с ней сделает?
Сильвера был поражен. “Что делает здесь Цицеро в такую бурю? Наверное, толкал свою “лошадь” (“лошадь” или “конь” – на жаргоне – героин) и не успел уехать домой? И что он теперь собирается делать с четырехлетним ребенком?”.
– У меня в доме есть другие люди, отец,– сказал Леон. – Много стекол выбилось, они теперь задыхаются, не могут дышать из–за песка.
