— Ах, Роби, дело не в этом. Мне надо срочно бежать домой.
Сама знаю, что некрасиво получается, но, кажется, я сделала глупость. Не надо
было уходить.
“Конечно не надо”, — подумал я и напомнил:
— Но у Макса любовница, ты говорила сама.
— Да, это так, но это не повод для скандала.
Я был потрясен: “Что же тогда повод?”
— Многие женщины мирятся с изменами мужей, — не замечая моей
реакции, продолжила Кристина. — Надо было, сцепив зубы, убеждать Макса, что все
хорошо, что мы счастливы, что у нас прекрасная дружная семья. Он был не против.
И много ли от меня требовалось? Всего лишь не замечать его частых командировок,
его опозданий. Была бы я душкой, не пилила бы его, почаще хвалила бы, старалась
бы угодить, он и продолжал бы любить и меня. Ах, я сама все испортила! —
заламывая руки, закричала Кристина. — Мужчины трусы, они ничего не хотят
менять…
— Но от той женщины у него будет ребенок, не ты ли мне об
этом говорила?
Кристина рассердилась:
— Да, говорила, ну и что из того? Там — ребенок, здесь —
жена, в чем проблема? Материально Макс потянет, в обиде никто не останется. Я
сделала глупость, Роби, страшную глупость. Не знаю, что на меня нашло.
Ревность, боль, обида — плохие советчики. Я сама все поломала. Надо срочно
бежать исправлять. Роби, может еще не поздно?
Она с надеждой посмотрела на меня, ища поддержки. Я
взбесился:
— Черт знает что такое! Живете совсем, как скоты! Никакой
морали! Только деньги вам подавай! А если он завтра положит свою зазнобу на
твою кровать, что будешь делать? Отвернешься? Скажешь: “Трахайся на здоровье,
мой дорогой! Какой ты у меня умница, а я кофе пойду вам сварю”.
Я презрительно сплюнул и закричал:
— Кристина! Очнись! Совсем тебя не узнаю! Нельзя же
становиться рабой из-за денег! У тебя есть достоинство! Ты человек!
Она закрыла лицо руками и разрыдалась, обиженно
приговаривая:
— Ах, Роби, ты ничего не понимаешь…
Я действительно ничего не понимал, я сатанел от злобы и
унижения. Эта несчастная глупая женщина, моя сестра, готова ползать на коленях
перед подлым безнравственным типом. Перед денежным мешком. Не-ве-ро-ятно!
Мириться с этим я никак не мог, я взывал:
— Опомнись, Кристина! Где твоя женская гордость? И эти
унижения, они ради чего? Ради вилл, автомобилей, коктелей и шмоток? Разве без
этого ты не человек? Разве без этого ты хуже?
Она прятала глаза, всхлипывала и по-прежнему бормотала:
— Ах, Роби, ты ничего не понимаешь…
— Да, не понимаю, — согласился я. — Как брат я тебя не
понимаю. Наши предки — достойные люди. Никто не унижался из нашей семьи. Это
немыслимо. Позор! И ради чего? Не так уж плохи твои дела. Будешь жить в этой
квартире.
— Ее тебе оставил дед, — обиженно пискнула Кристина.
— Какая разница, здесь всем места хватит. Будешь работать,
ты же искусствовед…
— Ах, Роби, — рассердилась она, — я же ничего не умею
делать. Мое образование, это всего лишь диплом. Я давно все забыла, да и не
нужно это сейчас никому. Да и платят музейным работникам крохи.
— То, что крохи — ерунда. Главное заниматься делом, чтобы
глупостей избежать. Шмотки-тусовки, это все от безделья, лени и внутренней
пустоты. А на кусок хлеба твой брат заработает. Даже с маслом. Даже с икрой,
раз уж ты без этого не можешь. Ты забыла? У тебя есть старший брат. Я не
миллионер, но зарабатываю достойно: и сестрицу, и матушку прокормлю.
— Ах, Роби! — Кристина растроганно на меня посмотрела. —
Роби, мой милый, мой родной, мой самый лучший, ты ничего не понимаешь. Я люблю
своего мужа. Я Макса люблю и ничего не могу с этим поделать. Да, я раба его.
Его раба. Так выходит. Но без него меня нет совсем. Вместо меня пустота. Разве
это лучше?
Она меня убила. Никогда я не думал, что моя Кристина любит
Максима, этого глупца и колченого урода. Она — красавица, талант, шарм… Черт
возьми, в конце концов, она моя сестра! А кто он?
— Кристя, — изумленно прошептал я, — что ты в нем нашла?
Она пожала плечами:
— Роби, не знаю, но без него мне жизнь не мила. Не мучай
меня, умоляю.
— Зачем же ты тогда из дома ушла?
Кристина вскочила с дивана и плачущим голосом сообщила:
— Роби, это женская хитрость такая. Мужчина, как крокодил,
только движущиеся предметы замечает. Я убегаю, он бросается догонять, но в этот
раз не сработало. Виновата сама, ошиблась, силы свои переоценила. Нельзя было
устраивать Максу скандал, он только того и ждал. Надо было делать вид, что я ни
о чем не подозреваю. Он всю жизнь от меня скрывал бы то, что известно каждому.
Так многие живут, поверь мне. Его увлечение пройдет. Увлечения всегда проходят,
а жены остаются. Роби, и травилась я для него. Хотела, чтобы он видел, как я
страдаю. Думала, так быстрей до него дойдет, но с тобой это невозможно. Если бы
ты согласился мне подыграть…
Меня передернуло:
— Так это был спектакль? И ты спокойно мне говоришь об этом?
Я чуть с ума не сошел.
Кристина схватилась за покрасневшие щеки и пролепетала:
— Ах, Роби, прости меня, я уже ничего не соображаю. Лучше я
пойду, попрошу у него прощения. Открой мне замок, я пойду, все исправлю, пока
еще не поздно…
И она направилась к двери. Я был потрясен, растерянно
смотрел на ее хрупкую удаляющуюся спину и думал: “Глупая, куда она идет? В ее
доме живет другая!”
— Поздно! — завопил я. — Поздно!
Кристина остановилась и, не поворачивая ко мне лица,
спросила:
— Что? Роби, что ты сказал?
— Я сказал, что уже поздно к нему возвращаться.
— Поздно? — все так же, не поворачиваясь ко мне, спросила
она. — Почему — поздно?
Вопрос задала и словно статуя застыла. “Боится показать
перекошенное болью лицо”, — догадался я и выпалил:
— В твоем доме живет другая! Он называет ее своей женой!
Так и не повернувшись ко мне, Кристина потеряла сознание.
Глава 20
Как интересно устроен человек. Как быстро у него меняется
мнение. Еще недавно я собирался наложить на себя руки в связи с научным
провалом и внезапным разрывом со Светланой, и вот уже эти события кажутся мне
пустяшными. Череда новых проблем вытеснила их из моей жизни. Мархалева и Лидия
все затмили. Вот где катастрофа, вот когда надо травиться и вешаться, но
почему-то уже не хочется. Более того, глядя на бьющуюся в истерике Кристину, я
начал с завистливой тоской подумывать о вчерашнем дне, об этой милой и невинной
беде — провале на конференции. Как там все поправимо, как просто и ясно,
управляемо — ведь все зависит от меня. Да и уход Светланы едва ли не манна
небесная. Я еще молод, здоров, полон сил, меня любит Мария…
