– Бииииллииии… Бииииллииии… Бииииллииии…
– ПРЕКРАТИТЕ!
Теперь лампы лопались по всей лесопилке, осколки стекла падали на станки с приглушенным звуком играющего рояля. Билли охватила ужасная паника, однако он остался стоять на месте, ожидая, когда приступ пройдет. Нет страха, вспомнил он слова матери. Он почувствовал во рту вкус крови и понял, что прокусил себе нижнюю губу. Он сконцентрировался на том, чтобы не сдвинуться с места, вспоминая, что ему говорила мама перед отъездом. Большая часть ламп уже взорвалась, а остальные отбрасывали резкие тени.
– ПРЕКРАТИТЕ! – снова закричал Билли. – ПРЕКРАТИТЕ ЭТО, МИСТЕР ПАТТЕРСОН!
В противоположном конце лесопилки взорвалась еще одна лампочка. Крик пилы изменился, перейдя в низкий стон, от которого начал трястись пол. Он назвал существо по имени, подумал Билли, и это стало причиной изменения. Это было своего рода реакцией. Билли переступил через скрючившегося на полу человека.
– Вы не должны здесь больше оставаться! – крикнул Билли. – Вы должны…
Вы должны идти туда, где вам нужно находиться! Понимаете?
Более мягко:
– Бииллии… Бииллии… Бииллии…
– Вы больше не принадлежите этому миру! Вы должны уйти!
– Бииллии…
– СЛУШАЙТЕ МЕНЯ! Вы…
Не можете больше жить дома со своей женой и детьми. Вы должны…
Прекратить попытки остаться здесь. Нет смысла в…
Что-то обрушилось на него, отбросив назад; он застонал чувствуя, как внутри него черным цветком распускается паника. Он встал на колени в опилки, и его голова дернулась, когда дикая боль пронзила его левый глаз. В его горле запузырилась злость и страдание, а затем его рот открылся и он услышал свой крик:
– Нет, нет мое время еще не пришло! Я хочу вернуться назад, я потерялся, я потерялся и не могу найти дорогу обратно!
Четем заскулил как собака глядя на то, как корчится и дергается Билли.
Мальчик затряс головой, чтобы привести ее в порядок.
– Вы не сможете вернуться! – закричал он. – Я был сегодня на похоронах Линка Паттерсона! Вы не сможете вернуться, вы должны оставить все, как есть!..
– Нет, нет я потерялся, я найду дорогу назад!..
– Вы должны успокоиться и забыть боль! Вы должны…
– Помоги мне! Я потерялся, о Боже! Помоги мне!
В следующее мгновение Билли мучительно закричал, поскольку ясно увидел, как пила отрезала ему правую руку; он прижал призрачную искалеченную руку к груди и начал ее покачивать вперед-назад. Ручьи слез бежали по его щекам.
– Я чувствую это! – простонал он. – Я чувствую, как это было! О Боже…
Пожалуйста…
Сними эту боль, пусть все…
Успокоится и потечет своим чередом. Нет страха…
Нет страха…
Нет…
Распиловочная машина задрожала, почти вырвав из пола крепления. Билли поднял голову и увидел между собой и машиной какой-то едва различимый голубой туман. Он сконцентрировался и начал принимать очертания человека.
– Вы не должны бояться, – прошептал Билли. Его рука была в огне, и он заскрипел зубами, чтобы сдержать крик. – Я принял вашу боль. Теперь…
В это мгновение голубой туман двинулся в его направлении клубясь и уплотняясь; когда он коснулся Билли, того пронзил холод и ужасный страх. Он отшатнулся, пытаясь отползти в сторону по пыльному полу. Ужас неведомого охватил его, и он уперся руками в пол, будто сопротивляясь громадной тугой волне. Он снова услышал свой крик:
– …
Пооошлииии!..
Стекла в окнах задрожали как от выстрела и выдавились наружу словно от ужасного давления.
Затем пила снова зажужжала и начала медленно останавливаться. Последняя горящая лампочка замигала, замигала и погасла, из патронов посыпались искры. Пила жужжала все тише и тише, пока, наконец, в тишине стал слышен только гудящий генератор.
Лежа на боку в пыли Билли услышал как хлопнула дверь лесопилки, раздался звук автомобильного двигателя и стук разбрасываемого шинами гравия. Он с усилием приподнял голову и увидел, что мистера Четема в помещении не было. Билли снова повалился на бок, полностью обессиленный. Внутри него бурлили потоки страха, замешательства и потери. Он был уверен, что теперь хранит в себе чувства, которые связывали Линка Паттерсона с этой лесопилкой, с этим миром, возможно даже с моментом физической смерти. Он не был уверен, все ли он сделал правильно, но не думал, что здесь осталось еще что-то от мистера Паттерсона; его дух перенесся, оставив свою боль.
Билли с трудом поднялся на ноги. Он выключил питание, и пила стала беззвучно замедлять ход. Билли приподнял левой рукой правую и начал ее сгибать и разгибать. Ощущение было такое, будто внутрь руки поместили множество иголочек; так бывает после сна, когда ее отлежишь. Сквозь разбитые окна в помещение проникал мягкий теплый ветерок; в последних лучах солнца в воздухе плыл красивый золотой туман из опилок, который оседал на умолкшем оборудовании лесопилки.
Когда к Билли вернулась способность передвигаться, он направился домой. Его ноги будто налились свинцом, а в висках шевелилась тупая боль; его радовало только одно: к правой руке постепенно снова возвращалась чувствительность. Он срезал дорогу через темный тихий лес, освещаемый улыбающимся лунным человечком. Весь путь до дома он молил, чтобы такое больше никогда не повторилось.
Я еще недостаточно силен, думал он. И никогда не буду.
За околицей Готорна его насторожило что-то, двигающееся по гребню холма между валунами и соснами. При свете луны это выглядело как огромный человек, но в его облике было что-то настораживающее, животное. Билли на секунду замер, вслушиваясь и всматриваясь, но фигура уже исчезла. Когда он стал подниматься на холм, ему показалось, что он увидел мокрый отблеск луны на чем-то, напоминающем кривые острые клыки.
И тут он вспомнил обещание и предостережение зверя.
«Я буду ждать тебя».
23
– Накормим огонь, братья и сестры! – проревел Джимми Джед Фальконер, одетый в ярко-желтый костюм, с лицом, освещенным пламенем костра. – Накормим огонь и уморим с голоду Дьявола.
Он стоял в середине деревянной платформы, установленной на пыльном пустыре близ Бирмингема. Занавес был сконструирован так, чтобы воплощать огромное знамя «Крестового похода Фальконера». Фальконер улыбался. Перед ним трещал огромный костер, которому уже скормили сотни фунтов бумаги и несколько сот черных виниловых дисков. Шеренга тинэйджеров стояла в ожидании сигнала бросить в костер свои пластинки, а рядом с ними стояла такая же шеренга с ящиками книг из школ и публичных библиотек. Служба уже продолжалась почти три часа, начавшись с пения псалмов. Вслед за этим началась одна из самых лихих проповедей Фальконера о Дьяволе, пытающемся поглотить американскую молодежь, вслед за которой прошел часовой сеанс исцеления, заставивший людей петь и танцевать.
