Она открыла дверь, приняла коробку с цветами и сунула мальчишке пять долларов на чай, потому что более мелких денег не оказалось. Пройдя в комнату, она села прямо на пол. Единорог осторожно выбрался из-под дивана. Дебби сняла крышку. В коробке оказалась дюжина красных роз.
И записка, которую Лаки либо написал сам, либо продиктовал кому-то.
Дебби, привет! В ближайшие несколько дней не смогу ни заглянуть к тебе, ни позвонить. Но я думаю о тебе. Я должен тебе кое-что рассказать, и очень надеюсь, что ты поймешь меня. Людям свойственно совершать странные поступки, не так ли? Держись от проблем подальше! Я люблю тебя.
Лаки.
Она вынула розы, не обращая внимания на острые шипы, и осыпала себя ими. Голова упала на грудь. Ее всю трясло.
Единорог подобрался поближе и молча устроился рядом.
В эту ночь ей приснился сон. Он был черно-белым, как старые классические кинофильмы, раскрашивать которые нет нужды. Она стояла на холме. Рядом был Лаки, за спиной — бетонные башни Сан-Франциско. Над головой неслись большие белые облака. Лаки положил руку ей на плечо. Она сорвала одуванчик. Ветер сдул его пушистую головку, и белые зонтики полетели прочь, к зеленым всепрощающим лесам Луизианы.
Теперь она поняла: одуванчики не могут расти на бетоне.
В то время как Дебби спала рядом с благоухающим букетом красных роз, стоящих в вазе подле ее кровати, Хосс Тигартен сидел в видавшем виды коричневом «шевроле» неподалеку от ее дома. Взяв в руки свой «Никон»-автомат, он навел объектив на подъезд и — просто чтобы проверить действие механизма — сделал полдюжины снимков фасада старого краснокирпичного здания.
Глава 21
— Отец Ланкастер!
Джон разговаривал с мистером и миссис Уинторп. Обернувшись на голос, он увидел Хосса Тигартена, стоящего посреди центрального прохода собора Святого Франциска — в том же комбинезоне, крикливой красной полосатой рубахе и черной мотоциклетной кепке с надписью «Ангелы из Преисподней».
Воскресная месса закончилась буквально несколько минут назад. Джон общался с прихожанами. Лицо его было сосредоточенным и серьезным — настоящее лицо священника. Но теперь это выражение растаяло как воск.
— Привет, отче! — взмахнул рукой Хосс.
— Добрый день, — ответил Джон, пытаясь хотя бы немного вернуть былую сосредоточенность. — Одну минутку, пожалуйста! — Он продолжил беседу с Уинторпами и даже не заметил, с каким изумлением они поглядывали на серьгу в его ухе. Наконец он обменялся с мистером Уинторпом крепким мужским рукопожатием, и супружеская чета удалилась. Джон и Тигартен остались одни, не считая нескольких прихожан, еще пробирающихся в сторону выхода.
— Есть для вас кое-что, — сказал Тигартен, показывая конверт из плотной коричневой бумаги, который неоднократно служил подставкой для кофейных чашек. — Хотите взглянуть? — Не дожидаясь ответа, толстяк прошел к переднему ряду кресел и уселся в одно из них.
— Полагаю, нам лучше пройти в мой…
— В чем дело? — удивился Тигартен. — Вы чего-то стесняетесь?
Замечание укололо Джона.
— Нет, — сказала он и устроился в соседнем кресле. От Тигартена пахло потом, но не очень противно.
— Я хотел быть уверен, что застану вас, поэтому пришел сразу после мессы, — пояснил Тигартен. Толстые пальцы начали вскрывать конверт. — Надеюсь, вы поймете, что это не могло ждать. Он вынул стопку крупнозернистых черно-белых фотографий формата восемь с половиной на одиннадцать дюймов, сделанных инфракрасным объективом. — Узнаете место? — придвинул он Джону верхнюю. Это было просто изображение двери подъезда дома, в котором жила Дебби.
— Да, — кивнул Джон. — Она здесь живет.
— Угу. К счастью, последние пару суток она вела очень спокойную жизнь. В пятницу вечером, примерно в половине восьмого, поехала в супердешевый бакалейный магазин на Монтгомери-стрит. Я последовал за ней, разумеется. Она вышла с покупками и двинулась прямо домой.
Странно, подумал Джон. Почему это ей вздумалось ехать за продуктами аж на Монтгомери-стрит, если обычно ходит пешком в лавку Джиро?
— Вероятно, она любит поспать, — продолжал Хосс. — Вчера вышла из дому только около трех часов дня. Поехала на набережную. Там купила у уличного торговца похлебку с моллюсками и свининой и съела. Потом около часа гуляла по площади Жирарделли. Потом зашла в кондитерскую и заказала себе творожный пудинг с шоколадным кремом.
Творожный пудинг с шоколадным кремом, повторил про себя Джон. Информация доходила не сразу.
В нем же наверняка уйма калорий. Разве она не сходила с ума от опасения набрать лишнюю унцию веса? По крайней мере так было до вчерашнего дня.
— Очень симпатичная леди, — говорил Тигартен. — Не знаю, чего я ждал, но она совершенно особенная. У вас хороший вкус, святой отец. — Джон стрельнул в его сторону взглядом, и Тигартен невинно усмехнулся:
— Шучу, шучу, не надо мять воротник. Теперь взгляните… вот на это. Четвертая фотография. Видите что-нибудь?
На первый взгляд еще одна фотография подъезда Дебби, снятая под тем же углом, только ночью. Разве что вдоль дороги тянулись белесые полосы тумана и почти все окна в доме были погашены.
— Нет, ничего не вижу.
— Я тоже поначалу ничего не увидел. Но обратите внимание сюда, — показал он на правый край снимка. — Видите?
Да, теперь Джон разглядел смутный силуэт, притулившийся у стены рядом с подъездом. Силуэт был едва различим во мраке. Ничего определенного он не мог сказать.
— Это с пятницы на субботу. Приблизительно в час тридцать ночи. А это — с субботы на воскресенье. Час ночи. — Тигартен показал следующий снимок.
Здесь фигура на фоне тумана была различима гораздо лучше. Она была по-прежнему темной, расплывчатой, но уже с уверенностью можно было говорить, что это фигура человека. Точнее — мужчины, высокого, худощавого. Так по крайней мере решил Джон, судя по очень короткой стрижке. Тем не менее все это еще ни о чем не говорило.
— Совершенно верно, мужчина, — словно прочитав его мысли, проговорил Тигартен, выкладывая следующую фотографию. На ней мужчина в длинном плаще свободного покроя полностью вышел из туманной дымки. Он стоял прямо перед зданием, опустив руки. Его лицо — серое пятно — было направлено вверх.
Джон задохнулся, словно хватанул ледяного ветра. Он понял.
— Да, — кивнул Тигартен. — Полагаю, он смотрит на окна квартиры номер шесть. — И выложил перед Джоном для рассмотрения еще несколько фотографий. На, одной высокий блондин приблизился к ступенькам подъезда… На следующей — уже взошел на них и был готов войти, в здание.
И затем последняя фотография: мужчина, стоящий на ступеньках, обернулся, и его лицо — все такое же серое пятно — направлено прямо в объектив камеры Тигартена.
— Я прекратил съемку, — пояснил Тигартен, — чтобы поменять объектив. Хотел взять лицо крупным планом. Но как раз после этого снимка он вдруг развернулся и пошел прочь. Он скрылся за углом слишком быстро, чтобы такой толстяк, как я, мог успеть догнать его.
