2
– Счастья желает. И чтобы налоги платили! – объявил с ухмылкой дежурный-инспектор, дочитав рассказ до конца.
Был дежурный-инспектор среднего роста, коренаст и в звании капитана. Иллюстрированный журнал, им изучаемый, расположен был на поверхности стола существенно под углом относительно края, отчего и сам читатель сидел кривовато: капитан как будто остерегался лишний раз коснуться предмета.
– Вы только взгляните, Лидия Петровна, тут и картинка такая же – ничего не понять. Можете мне сказать, что тут нарисовано?
Лидия Петровна шла мимо стола капитана с кипятком в кружке; по журналу она лишь взглядом скользнула.
– Нам ли с вами удивляться чему-то… Благодарности – ноль. Еще и обвинят чуть что.
К тому, о чем задавался вопрос, сказанное Лидией Петровной не имело ни малейшего отношения, но оба – и капитан, и прапорщик (он был третьим в приемной комнате) – нашли сказанное справедливым. Каждый несет ответственность. И каждый – свою.
Кто бы спорил, что фельдшеру всех труднее в медвытрезвителе? А кому сейчас легко, как говорится-спрашивается?
Не далее как в понедельник у одного доставленного обнаружилась дырка в животе – едва успели переправить в больницу. В ноябре в коматозном состоянии привезли подобранного, блевал с кровью, желтый был, как обои в профилактическом кабинете, едва не загнулся в печеночной коме. Иной раз алкаш алкашом, а присмотришься – он еще и обдолбанный. Коматозников с непонятной природы интоксикацией общий невод сюда заносил постоянно. Особенно Лидия Петровна не любила «писателей» (персонажей, объявлявших себя писателями, доставляли с частотой один раз в полтора месяца). Ей казалось, что писатели, то ли по моде какой, то ли по самомнению, то ли по изощренной хитрости, косят поголовно под эпилептиков, а состояние после эпилептического припадка, что хорошо известно каждому фельдшеру, легко спутать с тем сочетанием признаков, которое и определяет среднюю степень опьянения.
Если бы ей сказали, что выглядит на свой возраст, была бы она польщена.
Поправив белый халат, Лидия Петровна разместила себя за ветхим письменным столом, который она, по правде сказать, недолюбливала, – не столько за то, что был он хром и убог, сколько за то, что по графику изменял ей с другими.
– То ли жена, то ли привидение, – бормотал дежурный-инспектор, продолжая рассматривать журнальную иллюстрацию к прочитанному рассказу.
– Ну так я пошел за ним, – сказал прапорщик. – Последний остался. Или будем держать до утра?
Фельдшер возмутилась:
– К черту последнего! Отдохнуть хочется!
– Иди, – распорядился дежурный. – Отдашь одежду – никаких споров! Без рукоприкладства!
– Зря сдержался, – пожалел прапорщик, – теперь спать не буду.
– Я и говорю, продолжай сдерживаться, – напутствовал уходящего дежурный-инспектор.
Наедине с капитаном фельдшер сказала:
– Прикажите ему парфюмом пользоваться.
– Это не от него, это оттуда, – вступился за прапорщика дежурный-инспектор.
– Про «оттуда» я и сама знаю, – сказала фельдшер не без нотки раздражения в голосе;
проветривание, в числе других санитарных мер, относилось к сфере ее обязанностей, на что и намекал, как ей показалось, дежурный-инспектор.
(Как раз туда, откуда «оттуда», прапорщик сейчас открывал, грохоча, полудверь-полурешетку.)
– Или, по-вашему, я уже не различаю запахи? – Она опустила в кипяток сразу два чайных пакетика (чай Лидия Петровна любила очень крепкий). – Это да, что работа физическая, потеть приходится, но и обо мне хорошо бы подумать. Али не женщина я?
Капитан перелистывал страницы журнала, справляясь одной правой, левую руку он выпрямил в локте и, хотя в том не было необходимости, твердо ею держался за край стола. Журнал был глянцевый, дорогущий, толстущий, цветастый, переполненный всякой чепухой вроде астрологических прогнозов, баек и анекдотов, рейтингов чего бы то ни было и подведений итогов уходящего года; крохотульные интервью со всевозможными знаменитостями, о которых дежурный-инспектор не знал ничего и ничего не слышал, были фирменными штуками номера. Но всего более в журнале было рекламы.
– Вот и майонез, – обрадовался дежурный-инспектор.
– Какой еще майонез?
– Бескалорийный.
Фельдшер вспомнила детство:
– Мне, когда маленькая была, купил папаня детскую книжку, сборник рассказов для девочек, а там типографский брак – четыре страницы абсолютно чистые. А я решила, что им печатать нечего. Не хватило рассказов, вот и выпустили с чистыми страницами. Я решила, что писателей мало, что они не успевают сочинять. Хотела даже помочь издателям, собиралась рассказ написать на четыре страницы, про девочек. Чуть-чуть не написала. А то писателем стать смогла бы. Не срослось.
– Почему Фомич? Почему Фомич, а не другой кто-то? – недоумевал дежурный-инспектор. – Почему не Петрович? Почему не Семеныч?
Он задумал прочитать рассказ по второму разу, но начал не с начала, а с того места, где Фомич первый раз спросил: «Ну?»
– Перестаньте, – сказала, заскучав, Лидия Петровна. – Читать вредно. Глаза испортите.
В это время и вошел в приемную комнату клиент, сопровождаемый прапорщиком.
Борода у господина сочинителя была всклокочена, сам он был уже обут и одет, и не только в ботинках он был, брюках и свитере, но и в пальто. Сумка на ремне тоже была при нем – в целости и сохранности. Дома он обнаружит в ней мятый пластмассовый стаканчик.
Увидев начальника за столом, сочинитель заявил громко:
– Вы мне порвали воротник на рубашке!
Фельдшер снисходительно улыбнулась.
– Не сочиняйте, – твердым, но спокойным голосом ответил дежурный-инспектор и захлопнул журнал. – Я вам не рвал ничего.
– Он! – указал сочинитель пальцем на прапора.
Фельдшер сделала знак за спиной клиента, и прапорщик, вняв совету, немедленно ретировался в процедурную.
– Сядьте, пожалуйста, – сказал дежурный-инспектор. – Не будем буянить, это нам не к лицу. Вот журнал регистрации лиц, – он достал журнал регистрации лиц.
Журнал регистрации лиц перед гламурным журналом с красавицей на обложке смотрелся непрезентабельно. Капитан предъявил клиенту последние записи.
– Извольте. О применении по отношению к вам каких-либо мер физического стеснения нигде и ничего не сказано. Убедились? И давайте больше не будем об этом. Поговорим о более интересном. Вы меня заинтриговали.
Я прочитал. Да, вполне занимательно. Только не совсем понятно, что вы хотели выразить вашим произведением.
Сочинитель выпрямил спину, словно собрался что-то сказать, но не сказал ничего.
– Много туманного, неясного, – продолжал капитан. – Хотя написано завлекательно, но для чего? В чем идея? Просто мне любопытно.
