Вскоре он заблудился, тыркаясь в темноте. Нашумел, сбив бочонок. Сделал шаг и уперся в машину. Поначалу он озлился. Нашарил дверцу, дернул, но та не подалась — обледенела. Он всем телом на нее навалился, а потом снова рванул. Открылась. Он взобрался на сиденье и захлопнул дверцу. Было тихо. Он слышал собственное дыхание. Включил свет в салоне. Окоченевшая рука чиркнула по фетру потолка, и он увидел свои пальцы в темной крови. Запустить бы печку, но нет ключа. Он придавил и долго не отпускал клаксон. Иначе он здесь сдохнет. Он слышал ее голос: желтый — это земля, зеленый — вода, красный — огонь, белый — облако, голубой — небо, бескрайний простор и разум. Потом он вырубился.
В отличие от нее, ты не захотел умирать. Пришел сюда.
Она хотела умереть?
Хотела. Да, наверное, хотела.
Чей это голос? Кто-то разогнул его одеревеневшие колени. Завернутый в одеяло, он лежал перед печкой. Упала искра. Запахло паленой шерстью. Хороший запах. Вкусный. Приятный.
Не выбрасывай мою одежду.
Почему?
Там нужные… штуки.
Какие?
Эти… эти…
Флажки, сказала она. Анна дала?
Да. Они не должны касаться земли.
В отличие от нее, ты не захотел умирать и как-то добрался сюда.
Это голос Клэр.
Где она?
Они были здесь. Он ее привел. Она молчала, даже со мной слова не сказала. Когда он ее привел, она вопила. Хотела умереть. Он посадил ее в грузовик и увез. Он был в крови. Они пробыли здесь минут десять.
Он молчал. Неизвестно, что знает Клэр.
Он весь был в крови, Куп. Вся одежда. Я думала, он ранен.
Клэр не знала, что Куп остался в хижине: увозя Анну, отец сказал, что он куда-то ушел. Потом ей послышался автомобильный клаксон, и она, открыв дверь, увидела завесу из дождя со снегом. На улице никого не было. Немного погодя она вновь услышала сигнал и опять вышла на крыльцо. Буря чуть утихла, и сквозь тьму Клэр разглядела угасающий желтый огонек. Минутой позже она бы его не увидела. Лампочка в салоне. Над домом громыхнул гром. Клэр замерла, потом взяла веревку, один ее конец привязала к перилам крыльца, другим обвязалась сама и сквозь бурю пошла туда, где проглянул огонек.
За ветровым стеклом увидев Купа, она подумала, что он мертвый. Но в желтоватом луче фонаря дрогнули его пальцы. Над Клэр вновь ударил гром. Куп был неподъемный, но она умудрилась выволочь его из машины, по жесткой стерне двора протащить к дому и втянуть на крыльцо. Потом освободилась от страховочной веревки, завернула Купа в одеяло и подтащила к очагу, пылавшему в темном пустом доме.
~~~
Наутро чуть проглянуло солнце. Клэр проснулась и вспомнила все, что с ними случилось. В стойле конь сам пригнул голову и подсунул уши под ремешки уздечки. Подстелив попону, Клэр надела на него седло и пока что несильно затянула подпругу. Потом уткнулась лицом в лошадиную шею и вдохнула ее необъяснимо приятный запах.
Кипарисы вдоль аллеи замерли, как часовые, все вокруг полнилось послегрозовой свежестью. Неспешно взбираясь на холм, Клэр взглядом рыскала по гряде, нет ли какой живности: нечто похожее на камень или бугорок могло оказаться теленком или какой другой скотинкой. Огляд сродни молитве на всякий случай. Склон был усыпан сломанными ветками и столбиками оград. Откуда-то занесло бочонок из-под масла. Помятый пейзаж. Река потемнела от ила, прежде не покидавшего дна. На вершине первого холма Клэр оглянулась и увидела водонапорную башню, покосившуюся на хилых опорах.
Куп ушел. Уже. Бог знает где сейчас Анна и отец. Шестнадцатилетняя Клэр одна-одинешенька едет верхом на коне, который после ночи в конюшне, сотрясаемой громом, испуган и норовист. Она беспрестанно с ним говорит и сдерживает его от галопа, коим он жаждет выплеснуть скопившуюся энергию.
К хижине вела просека в каштанах. Спешившись, Клэр взошла на помост, усеянный осколками. Сквозь разбитое окно она увидела Верхолаза, растянувшегося на кровати. Прежде он никогда не заходил в дом. Голова кота, не ожидавшего гостей, покоилась на подушке. Природный хаос изменил даже его. Клэр осторожно сгребла разомлевшего кота в наволочку, оставив торчать его голову, и оглядела выстуженный домишко. Прежде, когда в нем имелись лишь тюфяк и очаг, она любила здесь ночевать. Это было ее горное гнездо. Потом оно перешло к Анне и Купу. Разрушенное бурей, оно вновь присмирело. Клэр прикинула, что бы такое с ним сотворить. Она представила, как оглянется на горящий домик с султаном черного дыма. Но кроме хижины, ничего не осталось от прошлого и юности.
Куп не вернется. Клэр это знала. Последнее время она жила как на воздусях. Иногда Анна возвращалась домой уже в сумерках, ее шалый взгляд и лицо, в котором читались несомненность в приобретенном опыте и страх перед всем, выдавали ее с головой. Признания не требовалось, все было ясно по ее безудержному кружению в темной кухоньке.
Вот тогда надо было сжечь хижину.
Клэр вышла на помост. Отвязала повод и забралась в седло, разговаривая с лошадью и котом.
Красное и черное
Череп, он же хиппи, стал единственным верным другом Купера, когда тот оказался в Тахо. Фокус в том, что этот «хиппи» выглядел самым нормальным среди завсегдатаев казино. Этакий благородный хиппи в изгвазданных фирменных сандалиях. С того дня, как Купер впервые о нем услышал, и до последней схватки с Братией за карточным столом наряд его ни разу не изменился: мятая гавайская рубаха, длинные патлы, бусы, брякавшие при каждом его движении, и похожее на удавку ожерелье из ракушек. Пристроившись на банкетке, Купер услышал такой разговор:
Этот твой дружок, хипарь…
Дорн не хиппи. Нельзя быть игроком и хиппи.
Самый настоящий хиппи. Из давних. Живет с врачихой-логопедом, с которой познакомился на концерте «Грейтфул Дэд».
[9]
Натуральный хиппи.
Сутулый крепыш Дорн был самым хладнокровным игроком, явившимся из сьерры. Он вывел теорию, что два часа ежедневного гандбола нивелируют пьянство, кокаин и многочасовое вечернее общество курильщиков.
Ты хиппи? — спросил Купер.
Они следили за игрой.
Возможно.
Есть такая байка: «Хиппи — живое свидетельство тому, что ковбои до сих пор трахают бизонов».
Слышал ее бессчетно.
Со дня приезда Купер почти ни с кем не говорил. Он смекнул, что за полминуты умудрился оскорбить одного из лучших и анархичных игроков в Тахо, который, по слухам, дважды разгромил Дэвида Мамета.
[10]
Новый знакомец взял его за плечо:
