— Пусть думает, что это антиквариат.
— Мама и папа спят на железных кроватях с дурацкими
набалдашниками на спинках.
— Железные кровати опять в моде, и как раз с этими дурацкими
набалдашниками.
Жанна схватилась за голову:
— Да нет! Нет! Это невозможно. На полах вместо ковров
половички из кусочков ситца.
— И это очень модно.
— А на кухне радиоприемник времен Черчилля, велосипед брата
Кольки висит на стене в туалете, а в ванной! Боже! Чего там только нет: тазы,
доски, гантели Петьки, скейт Сережки, и бабушкин медный таз — опять же на
стене.
Только ванны там нет, а так все есть. Все, что давно пора
выбросить. Это не квартира, а трущоба!
Жанна, разрисовывая ужасы своей квартиры, пришла в гораздо
большее отчаяние, чем я, знающая толк в жизни. Было очевидно, что нужны веские
аргументы. И они у меня были.
— Зато у вас много детей, — с преувеличенным восхищением
воскликнула я.
— Михаил, как единственный ребенок в семье, это поймет и
позавидует. Не бойся, он не разлюбит тебя. Богатые мужчины за это не разлюбят.
В худшем случае будет любить как прежде.
— А в лучшем?
— Полюбит еще сильней, — компетентно пообещала я.
— Почему?
— Да потому, что он будет счастлив. Он сможет дать тебе то,
чего катастрофически не хватает в твоей жизни. Не об этом ли мечтают настоящие
мужчины? Михаил будет счастлив твоим счастьем и очень горд. Обязательно отведи
его туда, где все предметы обихода развешаны по стенам.
Жанна несколько успокоилась.
— Это правда? Это точно мне не повредит? — шепотом спросила
она, видимо, в компенсацию за свой отчаянный крик.
— Конечно, милая. Как говорила моя бабуля, покойная Анна
Адамовна, умей извлекать добро из зла и пользу из вреда. Только представь, твой
Михаил во всем блеске своего богатства входит в дом, где велосипеды и тазы на
стенах и лоскутные половички на полах. Он даже помыслить не мог, что в наше
время такое возможно. И посреди этой нищеты стоишь ты — прекрасная, юная,
чистая, свежая — и сгораешь со стыда! Как думаешь, что ему сразу захочется
сделать?
Жанна лишь пожала плечами и призналась:
— Не знаю.
— Ему сразу захочется на руках вынести тебя из этого
убожества и осыпать… Ну, уж не знаю, чем он там захочет тебя осыпать, но,
поверь моему опыту, обязательно чем-нибудь достойным. Абсолютно уверена, он
проявит щедрость.
В дальнейшем так и получилось. Жанна послушалась меня и
окончательно завоевала сердце Михаила. Он пришел в ее дом, с должным уважением
отнесся к ее родителям, испросил их благословения, а потом увез ее в свой рай и
долго-долго целовал ее пальчики, за что-то просил прощения и клялся, что никогда
и ни в чем она больше не будет нуждаться.
Я даже прослезилась, когда услышала все это. Тонкий душевный
порыв, исходящий от мужчины, я не могу воспринимать хладнокровно. Это умиляет
меня почти как медведь, танцующий на задних лапах.
— И когда же теперь свадьба? — спросила я, прикладывая к
глазам платочек.
— Завтра он представит меня своей матери, — ликуя, сообщила
Жанна. — И я ее очень люблю.
— Уже?
— Да, хотя ни разу ее не видела.
— Вот и не спеши, — посоветовала я и задумалась.
Жанна с улыбкой наблюдала за мной и ждала, что я еще скажу.
— Значит, представит матери? — спросила я минуту спустя. — А
почему только матери? А отцу?
— Об отце он ничего не говорил.
— Но у него есть отец. Я это точно знаю. Раз о нем не было
речи, значит, дело плохо.
Моя наивная Жанна в недоумении хлопала глазами. Она еще не
знала, что женщина с любимым мужем зачастую получает и … свекровь. Не буду
выдавать никаких эпитетов, потому что свекровь сама по себе является эпитетом.
Уж я-то знаю. Их у меня было (и эпитетов, и свекровей)… Впрочем, чур меня, чур.
Даже и вспоминать вредно.
— Жанна, — сказала я. — Если Михаил собирается представить
тебя матери и даже не вспоминает об отце, это значит только одно: мать для него
самый главный человек в его жизни. Тридцать лет, а Михаилу именно столько, она
жила на своем высоком пьедестале. Она прочно обосновалась там и вряд ли захочет
потесниться. Следовательно, тебе предстоит тяжелая жизнь. Я огорчена.
Жанна испуганно посмотрела на меня и спросила:
— И что же мне делать?
— Ах, как жаль, что я не знаю твоего Михаила. Уже этого было
бы мне достаточно. Но в любом случае она — подруга моей Тамары, а это говорит о
многом. Радует и то, что ты ужилась со мной, следовательно, уживешься и с
чертом. Но я хочу тебе счастья, а эта его мать кого хочешь заставит валяться у
своего пьедестала. Я это чувствую. Придется брать инициативу в свои руки. Что
Михаил знает обо мне?
Жанна опешила.
— Ничего? А почему же такая растерянность? Бедняжка
потупилась, покраснела и пролепетала что-то нечленораздельное. Это меня
насторожило.
— Ну? Признавайся, Жанна, что ты успела отмочить?
— Я сказала, что ты моя тетя, — призналась она и втянула
голову в плечи, словно я собиралась ее бить.
Будто я когда-нибудь кого-нибудь била… по голове. Будто нет
для этого более подходящих органов.
— Умница! — обрадовалась я. — Все очень неплохо
складывается. Из этого следует: Михаил не знает, что ты работаешь прислугой.
Мужчина, особенно если он муж, даже мысли подобной не должен допускать. К тому
же такое незнание убережет тебя от последующих упреков, которые в семейной
жизни неизбежны.
Она не сразу поняла мое настроение.
— Так ты не сердишься? — с сомнением спросила она.
— Я довольна. Теперь на правах родственницы я могу публично
вмешаться в чужую жизнь, а что может быть лучше?
— Не знаю, — призналась Жанна.
— Поживешь с мое — узнаешь, — заверила я. — Михаил уже
сообщил тебе дату?
— Какую дату?
— О боже! Да тот «счастливый» день, когда должна состояться
твоя встреча с его нежно любимой мамочкой! Этот день определен?
— Да, это будет в следующее воскресенье.
— Прекрасно, — воскликнула я. — В противном случае мне бы не
захотелось переносить вечеринку, и мамочке пришлось бы подождать. Но ей
повезло, мы с Марусей наметили вечеринку на субботу. По этой причине я не
уверена, что в воскресенье буду достаточно свежа, но я и не боюсь огорчить
мамочку.
