Глеб довольно скоро привык к необычному виду гостя, чему немало способствовало его вернувшееся к жизни внимание.
Благодаря которому выяснилось, что внешность пришельца суть кукольное воспроизведение облика Петра, а увиденные им поначалу в спешке страха ушки и лапки – всего-навсего части несуразного одеяния: теплые наушники и варежки. Впечатление шерстки объяснялось наличием заношенного мехового комбинезончика, который, по объяснительным словам Петра, он теперь вынужден носить в связи с наступлением осенних холодов.
Движения, принятые Глебом за почесывания, оказались обыкновенными попытками расстегнуть на себе непослушную молнию комбинезона.
Вскоре Глеб понял, что ему так и не удастся сложить из череды невнятных звуков законченную фразу, которая одновременно могла бы быть понята предполагаемым собеседником (последний, не прекращая теребить застежку, сначала раздраженно морщился в ответ на эти мычания, а потом и вовсе перестал смотреть на Глеба, полностью поглотившись своим занятием), и вместе с тем коей он смог бы правильно передать вовне свое дикое отношение к происходящему. Потому он умолк и постарался сосредоточиться.
Наконец инстинктивно решив, что с явлениями бреда нужно бороться бредовыми же средствами, Глеб спросил:
– Как вы сюда попали? – И, симулируя в интонации спокойное удивление, пояснил: – Ведь все кругом заперто?
– Да равно так же, как и вы – я тоже житель, – смутно, но кратко объяснил гость, продолжая теребить застежку. После паузы, занятой досадной возней, он попросил: – Вы не могли бы мне с этим помочь?
Глеб выпростал из-под одеяла руки, в два рывка справился с «молнией», но при этом застежка как-то неловко скользнула в бок – и ущипленный гость взвизгнул, легонько хлопнув его по руке:
– Осторожней!
Тут же, пыхтя, он стал высвобождаться из надоевшего одеяния:
– Фу-у, наконец-то, ну и топят здесь у вас.
Глеб поправил подушку и выбрался из одеяла повыше.
Существо, выпростав себя из комбинезона и оставшись в свитерке и джинсах, теперь усаживалось по-турецки у него в ногах.
Глеб отчего-то вспомнил байку, что трупы космонавтов Волкова и Комарова, погибших в результате разгерметизации спускательного аппарата, приземлились в уменьшенном – один к трем – масштабе.
– Да, топить-то топят, а толку пшик, – поддержал разговор Глеб, с любопытством разглядывая крохотные ботиночки. – Мне бы сейчас хоть в полымя, хоть в холод – только б на волю податься: уж семь месяцев как трублю здесь без продыху. Вот вы, например, как сюда проникли? – снова не вытерпел узник, догадываясь о какой-то неизвестной ему возможности.
– Как проник – неважно, вам туда все равно не пролезть, – решительно ушел от ответа гость. – Говорю ведь, ничего удивительного, я тоже житель, только более давний, старожил, так что мне это привычно.
– Простите, житель чего? – недоумевал Глеб.
– Да вот того самого, будь оно неладно, – еще более отклонился в сторону от объяснения гость. – Поверьте, сейчас мне не до описаний. – И чтобы перевести тему окончательно, поинтересовался: – Как тут у вас насчет курева?
Потянувшись, Глеб вынул из тумбочки пачку «Беломора». Человечек, пристроив папиросу наподобие кальяна на коленке, стал приминать мундштук, забавно пристукивая с боков кулачками. Наконец справившись с картонной трубой, гость достал из кармана крошечный коробок, чиркнул сразу тремя спичками, вытянул руку – как тромбонист с сурдинкой – и стал водить пламя кругами по лохматому торцу папиросы.
Глеба поразило, что он затянулся в полный рост, с наслаждением – и не закашлялся, а даже от удовольствия – и заодно от дыма – сощурил глаза. От гостя при этом повеяло таким спокойным уютом, что Глебу тоже захотелось закурить.
Но прежде, подумал он необычно трезво, неплохо было бы выпить кофе.
– А не хотите ли кофе, у меня – чайник электрический, импортный, вскипает за семь минут? – поделился своим желанием Глеб.
– Пожалуй, не откажусь, – живо откликнулся гость, но тут же спохватился: – Только вот что. Вы воду для питья откуда берете, из-под крана? – Дым пропыхал вместе со скороговоркой.
– Нет, из крана хлоркой отдает, мне Елена отфильтрованную приносит. – Глеб кивнул на пластиковую бутылку, стоящую на тумбочке.
– Я так и знал, – схватился за голову гость, – я так и знал. Вам что, лень воду прокипятить лишний раз?! Это ведь та еще курица… Гнали бы вы эту сволочь с самого начала, беды бы тогда меньше поднабрались… Вот повадилась, подлая, на лакомое, – негодовало кукольное подобие Пети на отравительницу Елену.
– Подождите, неужели вы подозреваете, что… – не поверил, но стал сомневаться Глеб.
– А вы как думали? – тщетно пытаясь ладошкой стряхнуть с постели упавший комочек пепла, отрезал гость. – Она не тому еще папашей своим обучена. В мое время так меня оприходовала, что я жив еле-еле – сами видите, как, – остался.
Глеб взвился от услышанного и сел на кровати. Кулаки его сжались.
– Только не нужно кипешиться, спокуху держим в образе, – предостерег гость.
Вскочив, он шнырнул по постели к тумбочке, ткнул, как дротиком, в пепельницу папиросой – и обхватил двумя ручками плечо Глеба:
– Пожалуйста, успокойтесь, я, может, за тем и пришел, чтобы помочь… Э-э, ну это уж совсем не годится…
Глеб не реагировал, входя неуклонно в ступор.
– Вы по… понимаете, – от ужаса осознания Глеб едва сдерживал слезы, – я догадывался, да, я догадывался, но все-таки не верил… Я чувствовал вину… себя виновным, хотя и не понимал, в чем именно.
– Ну, будет, будет, успокойтесь. – Петенька осторожно погладил брата по шее, дотянувшись на цыпочках. – Слезами пожар не залить, тем более не все так страшно, как есть на самом деле. С привыканием нынче медики борются превосходно, у меня есть один знакомый псих – нарколог бывший, он тоже житель – с ним легко договориться, – так вот, отличнейший специалист, мы с ним проконсультируемся, он выручит… Вот только бы добраться до него, сюда его не вызовешь – у бедняги, к несчастью, топографический маразм, как пить дать заплутает… Эх, вот жалость-то, что вы ростом в меня не вышли, а то б мы живо отсюда деру – я дорогу как свои пять знаю, – попробовал обнадежить маленький Петя.
Глеб тяжко поднялся, натянул поверх пижамы свитер и с чайником отправился в ванную. Вернувшись, обнаружил, что Петенька копошится, пропав с ногами, в тумбочке. Побросав все на пол, поднатужился вытянуть еще и альбом для эскизов, но не справился и, запыхавшись, крикнул Глебу, чтобы помог.
Глеб собрал бумаги с пола, положил вместе с толстеньким альбомом на постель – и вдруг заметил, что Петенька, отвернувшись, прячет что-то, шурша бумагой, за пазуху.
– Это все? – невозмутимо и строго спросил он, обернувшись.
Глеб достал еще из-под подушки. Петя удовлетворенно кивнул:
