Стоит гораздо больше, чем мы тут обсуждаем. Итак, есть другие предложения?
Но сержант только покачал головой и опустил глаза, признавая своё поражение.
– О нет! – прошептал мне Альберт. – Только не ему! Он один из тех, Джоуи. Он всё утро скупает лошадей. Гром говорит, он мясник из Камбре. Только не это!
– Что ж. Раз других предложений нет, конь уходит мсье Шираку из Камбре за двадцать семь английских фунтов. Ну же! Двадцать семь – раз, двадцать семь – два...
– Двадцать восемь! – крикнул вдруг кто-то.
И я увидел в толпе покупателей беловолосого старичка. Тяжело опираясь на палку, он медленно вышел вперёд и сказал, с трудом подбирая английские слова:
– Я дам двадцать восемь ваших английских фунтов. И дам больше, если будет нужно. Дам, сколько бы ни потребовалось. И я вас предупреждаю, – тут он повернулся к мяснику из Камбре, – я вас предупреждаю, что готов дать за него даже сто фунтов. Так что не пытайтесь меня обойти. Я никому не уступлю этого коня. Это конь моей Эмили. Он принадлежит ей по праву.
Мне всё казалось, что глаза и слух, должно быть, меня подводят, но, когда он назвал её имя, всё стало ясно. Он сильно изменился с тех пор, как я видел его в последний раз, и голос стал слабее и тоньше. Но теперь сомнений не осталось. Передо мной был дедушка Эмили. Его глаза решительно сверкают, а губы упрямо сжаты. Он действительно никому меня не отдаст. Но никто и не стал с ним тягаться. Мясник из Камбре покачал головой и отвернулся. Аукционист замешкался, потрясённый увиденным, но наконец собрался, стукнул молотком – и я был продан.
ГЛАВА 21
На лице у сержанта Грома застыло выражение тоскливого отчаяния, когда он с майором Мартином беседовал с дедушкой Эмили после торгов. Во дворе теперь было пусто: покупатели увели с собой лошадей. Вокруг меня собрались друзья Альберта. Они старались утешить друг друга и в первую очередь моего бывшего хозяина.
– Не грусти, Альберт, – сказал один из ветеринаров. – В конце концов, могло быть и хуже. Больше половины наших лошадей достались мясникам, и тут уж действительно есть отчего печалиться. А Джоуи будет хорошо у старика-фермера.
– С чего ты так решил? – спросил Альберт. – Откуда ты знаешь, что он фермер?
– Он сам так сказал сержанту Грому – я слышал. Говорит, у него ферма там, в долине. И ещё, что Джоуи до самой его смерти не придется работать. Всё болтал про какую-то девчонку – Эмили, кажется. Правда, я половины не понял, что он там бухтел.
– Ну не знаю даже, что и думать, – протянул Альберт. – По-моему, он чокнутый. «Конь моей Эмили... принадлежит ей по праву» – что это за ерунда? Какая такая Эмили? И о чём он вообще? Если уж на то пошло, Джоуи принадлежит армии, а если не армии – тогда мне.
– А ты пойди сам у него спроси, – предложил кто-то. – Давай. Вон он как раз идёт с майором и Громом.
Альберт нежно держал мою морду и как раз собирался почесать меня за ухом – там, где мне больше всего нравилось, но, завидев майора, он отпустил меня, вытянулся по струнке и отдал честь.
– Разрешите обратиться, сэр! – сказал он. – Спасибо за всё, что вы сделали для него, сэр. Я всё знаю и очень вам благодарен, сэр. Не ваша вина, что так вышло. Чуть-чуть недотянули. Но всё равно спасибо вам.
– О чём это он, сержант? Вы не знаете? – спросил майор Мартин.
– Понятия не имею, сэр, – ответил сержант Гром. – С деревенскими это случается. Их, видать, с младенчества не молоком поили, а сидром, вот на них и находит временами. По-моему, в этом всё дело.
– Простите, сэр, – не унимался Альберт, удивляясь развесёлому тону сержанта. – Раз уж француз купил моего Джоуи, я хотел спросить у него, сэр, об этой Эмили, или как там её.
– Ну, это длинная история, – проговорил майор Мартин и обратился к старику: – Может, вы, месье, сами её расскажете? Это тот молодой человек, о котором мы вам говорили. Тот, что вырос с этим конём и поехал за ним во Францию.
Некоторое время дедушка Эмили строго глядел на Альберта из-под кустистых седых бровей, а потом вдруг расплылся в улыбке и протянул руку. Удивлённый Альберт пожал её.
– Ну-с, юноша, у нас с вами много общего. Я – француз, ты – англичанин. Я – старик, а у тебя вся жизнь впереди. Но мы оба любим этого коня, верно? А ещё ваш офицер мне сказал, что ты тоже фермер, как я. Это самая лучшая работа, какая может быть, уж поверь моему опыту. Что там у вас на ферме?
– В основном овцы, сэр. И ещё коровы, свиньи. Несколько полей ячменя.
– Так значит, ты научил этого коня пахать, верно? Ты молодец – отлично его натренировал. Вижу, ты хочешь узнать, откуда мне это известно, и я тебе отвечу. Видишь ли, мы с этим конём старые друзья. Он жил у нас – давным-давно, вскоре после начала войны. Его взяли в плен немцы и заставили его возить раненых от линии фронта к госпиталю. У него тогда был приятель – великолепный чёрный конь. Вот вместе они и жили у нас на ферме, неподалёку от немецкого госпиталя. Моя внучка Эмили заботилась о них и полюбила, как родных. У неё ведь никого, кроме меня, не было – всех забрала война. Кони жили у нас год – может, больше, может, меньше – сейчас уже не важно. Немцы были добрые и, уходя, оставили коней нам – мне и Эмили. Но однажды пришли другие немцы. Им нужны были кони, чтобы таскать пушки, и они их забрали. Я ничего не мог сделать. Но с тех пор, как они ушли, Эмили потеряла интерес к жизни. Она всегда была болезненным ребенком, а тут... её родных убили, а лучших друзей забрали. Она не знала, ради чего жить. Она медленно угасала, и вот в прошлом году её не стало. Ей было всего пятнадцать лет. И перед смертью она взяла с меня обещание, что я разыщу этих коней и буду о них заботиться. Я побывал на многих аукционах, и чёрного коня так и не нашёл. Но по крайней мере я нашёл рыжего. И хотя бы одного могу забрать домой и любить, как обещал Эмили.
Он тяжело опирался на палку, положив на неё обе руки, и дальше заговорил медленно, тщательно подбирая слова.
– Ты – фермер, англичанин и фермер. Ты сам знаешь, что фермер – хоть англичанин, хоть француз, хоть даже бельгиец, никогда не разбазаривает своё добро. Просто не может себе этого позволить. Нам всем нужно как-то жить, верно? Твой майор и сержант рассказали мне, как ты любишь этого коня. И как вы все тоже пытались его выкупить. Мне кажется, это благородный поступок. Эмили бы его одобрила. Я думаю, она меня поймёт. Она бы сама велела мне так сделать... Я старик. Что мне делать с её конём? У меня он будет жиреть на выпасе, а у меня скоро не будет сил за ним ухаживать. И если я правильно помню – а иначе и быть не может, – он любит работать, верно? Поэтому у меня для тебя есть деловое предложение – так, кажется, это называется. Я хочу продать тебе коня Эмили.
– Продать? – удивился Альберт. – Но я не могу его купить. Вы же знаете. Все вместе мы собрали двадцать шесть фунтов, а вы за него заплатили двадцать восемь. Как же я смогу его купить?
– Ты не понял, юноша, – сказал старик, едва сдерживая улыбку. – Ничего ты не понял. Я продам тебе коня за один английский пенс. Но только если ты пообещаешь, что будешь любить его так же сильно, как моя Эмили, и станешь заботиться о нём до конца его дней. А ещё ты всем будешь рассказывать о моей Эмили и о том, как она присматривала за твоим Джоуи и его приятелем – чёрным конем, когда они жили у нас. Я хочу, чтобы моя Эмили жила в сердцах людей. Что мне осталось? Несколько лет, и меня не станет. И тогда никто не вспомнит мою Эмили. У меня нет родных. Некому даже прочитать её имя на могильном камне. Поэтому я и прошу, чтобы ты рассказал своим друзьям у себя на родине о моей Эмили. Иначе получится, будто её и вовсе на свете не было, понимаешь? А так она словно будет жить вечно. И мне теперь только этого и хочется. Ну что, по рукам?
