… июля 2001 г
Как я рада, что к нам заглянули Валя с Васей! Наши встречи становятся все реже: родители Вали умерли, и подруга только раз в несколько лет приезжает на их могилки и наведывается ко мне.
Стоит приятный теплый вечер, стол накрыт в саду. Мужчины опрокинули по рюмке и ведут свои разговоры, а Валя рассказывает о Галинке, которая живет и работает в Италии, в Неаполе.
– У нее же два высших образования, – говорю я. – А приходится работать на иностранцев. Как же она решилась покинуть Украину?
– Ты же помнишь, – рассказывает подруга, – что семейная жизнь у нее не задалась. Осталось двое дочерей. Пока они были маленькие, она как-то выкручивалась, работала на полторы ставки учителем, потом начались сокращения, задержки зарплаты и всякое такое. Девочки стали студентками, их и одеть надо, и заплатить за учебу, и накормить. Но когда Галинка объявила, что уезжает на заработки в Италию, я чуть в обморок не упала.
– Пыталась отговорить?
– Да! Но вот что мне Галинка на это сказала. Ее старшая хотела на выходные приехать из Киева в Винницу, но ей пришлось попросить девочку отложить приезд еще недельку: просто потому, что у нее не было денег на обратный билет для ребенка и нечего было дать с собой из продуктов. А на следующей неделе все повторилось, и Галинка со слезами снова уговаривала дочь потерпеть еще, а потом еще и еще… – Валя вздохнула, помолчала и продолжила: – Ну не было у нее сил слышать плач дочери в телефонной трубке, которая хотела, но не могла повидаться с собственной матерью! Вот тогда Галинка и поняла: надо что-то менять, потому что так жить больше невозможно.
– Отчаянная она, – сказала я. – Вся в тебя. И как она там сейчас?
– Сначала надо было заработать на учебу детей. Потом она осталась еще, чтобы помочь им купить жилье, а теперь планирует сделать ремонт, купить мебель… Время идет, а Галинка по-прежнему где-то на чужбине… Мне так ее не хватает! – проговорила Валя, и непрошеная слеза скатилась по ее щеке.
Я не знала, как ее утешить, чем отвлечь. Мои дети живут на родине, но я тоже по ним тоскую.
– А у нашей Даринки до сих пор с семейной жизнью ничего не выходит, – с горечью заметила я. – К тому же своего жилья у нее нет, взяла кредит на пятнадцать лет. Тянется, как может, крутится, словно белка в колесе, но какие доходы у простого учителя в нашей стране? Каждый месяц посылаем ей понемножку, Иринка помогает, братья тоже, но ведь у каждого своя семья, свои дети, которых надо обеспечить…
– Ой-ой, девчата! – это Василий подал голос. – Вижу, загрустили, носы повесили и слезы на глазах. А я как раз хотел напомнить, какими вы были когда-то.
– Какими? – в один голос спросили мы с Валей.
– Молодыми! Веселыми! Красивыми! – Василий выложил на стол фотографию. Тот самый снимок, сделанный в наши студенческие годы в пристройке, которую мы снимали у хозяйки… Именно тогда я познакомилась с Романом, а Валя – с Васей.
– Неужели?! – обрадовалась я. У меня тоже была раньше такая фотография, но она отсырела и испортилась, когда мы с Романом жили в чужой хате.
– Вот – теперь будешь смотреть, вспоминать молодость, – сказал Вася.
Я поблагодарила его и пошла в дом, чтобы спрятать дорогой для меня снимок. Заодно подогрела котлеты, чтобы горяченькими подать к столу. А когда вернулась, Вася уже сидел рядом с Валей, обнимая ее за плечи, и о чем-то оживленно рассказывал.
– О чем воркуете, голубки? – спросила я, раскладывая котлеты.
– О нашем собственном озере, – с важностью ответил Василий.
– Слушай его больше, – усмехнулась Валя. – Вася решил больше не сажать картошку у нас на даче, оставить только зелень и цветы. А на участке, где росли овощи, два лета подряд копал котлован под водоем. И это несмотря на то, что у него больное сердце, и врачи запретили большие физические нагрузки.
– Настоящее озеро? – спросила я.
– Небольшое озерцо, – пояснил Вася. – Сколько там той земли? На берегу поставил две деревянных скамеечки…
– Представь, Марийка, – точно такие, как были в том парке, где мы познакомились! – весело сказала Валя, и глаза ее заблестели.
– От соседей отгородился не бетонным забором, а плетнем: собственноручно сплел из лозы, на колья повесил глиняные кувшины, а вдоль плетня – цветы. Озерцо наполнил водой, там даже настоящие кувшинки есть! – с воодушевлением рассказывал Василий. – А через него построил деревянный мостик.
– А мостик зачем? – спросила я Васю.
– Когда зацветет куст калины над озером, – с таинственным видом проговорил он, – приглашу Валюшу на свидание на мосту!
Мы все рассмеялись, а Валя склонила голову на плечо мужа.
– Смотрю я на вас, – задумчиво сказала я, – и кажется мне, что и не было всех этих лет. Будто вы только что поженились и глаза ваши по-прежнему светятся любовью.
– А мы так и живем, – улыбнулся Вася.
– А я знаю, почему это происходит, – сказала я. – В молодости всегда кажется, что впереди – длинная-длинная жизнь, и времени для любви и ласковых слов еще много. Но с годами приходит понимание того, что время, отведенное нам для любви и радости неумолимо сокращается.
– И с каждыми прожитыми сутками его остается на день меньше, – добавил до сих пор молчавший Роман.
– Но жизнь все равно оставляет нам нежность, любовь и счастье, хоть теперь и приходится пить их мелкими глотками, – проговорила Валя, глядя на своего Василия глазами влюбленной женщины.
… октября 1996 г
Вот и дописана последняя страничка моего дневника. Всего девяносто восемь пожелтевших страничек общей тетради в клеточку, а в них – почти вся моя жизнь.
Когда я начинала вести дневник, я думала, что таких тетрадей будет не одна и не две, потому что жизнь тогда казалась долгой, почти бесконечной. А хватило одной тетради. Оказывается, жизнь короткая. Она похожа на спринтерский забег: только что был дан старт, не успеваешь опомниться – а перед тобой уже финиш. Или еще короче: как звук выстрела. Она стремительная, как бурная горная река, – мчится, кипит, преодолевает препятствия на своем пути.
Жизнь порой обходилась со мной сурово, но я, вопреки всему, чувствую себя счастливой. Под волшебный аккомпанемент своей любви я радовалась восходам солнца, наблюдала, как лопается скорлупка птичьего яйца и рождается на свет птенец; я слышала, как звенят капли росы на траве; я видела, как распускаются бутоны цветов; я различала чарующую мелодию в журчании ручья и шуме листвы в верхушках деревьев. В жизни, до краев наполненной любовью к Роману, к детям и внукам, ко всем людям, я научилась ловить искорки солнца, и научила этому тех, кто был рядом со мной.
Когда я начинала вести дневник, я думала, что у меня будет достаточно времени, чтобы до мелочей описывать все события, но вышло так, что всю жизнь я куда-то спешила, и как раз времени-то мне и не хватало. Я ведь собиралась писать обо всем, а когда перечитала написанное, то поняла, что мой дневник – про любовь. Мою нежную и искреннюю любовь к Роману – всепоглощающую и всепрощающую, единственную в моей жизни и потому – неповторимую. И я совсем не жалею, что эта тетрадь больше похожа не на дневник, а на гимн нашей любви…
