Затем он увидел под собой жену. Он смотрел на нее как бы с большой высоты, но лежал на ней совсем другой мужчина, длинноногий и узкоплечий. Профиль его показался Отто знакомым: так и есть, «львиный огрызок»! Патрик Уоллингфорд! В постели с его женой!
Отто показалось, что прошло всего несколько секунд, хотя и на самом деле он проспал минуты две-три, не более. Стряхнув с себя остатки сна, он понял, что лежит на правом боку, скрючившись и съехав на кожух коробки передач, а рычаг переключения скоростей упирается ему в ребра. Правая рука была у него под головой, а носом он уткнулся в холодную поверхность пассажирского сиденья. Отто чувствовал, что страшно возбужден, и левой рукой крепко сжимал свой эрегированный член. Господи, что это я делаю! И прямо посреди парковки! — Сгорая от стыда, он поспешил заправить в штаны рубашку и застегнуть ремень.
И тут взгляд его упал на открытый бардачок. Там лежали мобильник и — в самом дальнем углу — короткоствольный «смит-вессон» 38-го калибра; его он всегда держал заряженным и повернутым «носом» к стенке и правому переднему колесу.
Видимо, Отто оперся на правый локоть, собираясь сесть, и уже почти сел, когда услышал звуки, доносившиеся из кузова. Скорее всего, туда забрались местные подростки, чуть постарше той мелюзги, которую Отто одаривал подставками для пивных кружек и яркими наклейками. Намерения у ребят явно были недобрые. Один из них стоял «на стреме» у входа в бар, и если бы оттуда вышел кто-то из завсегдатаев, мальчишка сразу успел бы предупредить своих приятелей, шуровавших в кузове.
Отто Клаузен держал в бардачке заряженный револьвер 38-го калибра отнюдь не потому, что водителей пивных грузовиков так уж часто грабят. Отто и в дурном сне бы не привиделось, что он в кого-то стреляет, даже защищая свой груз. Он просто очень любил оружие, как любят его в Висконсине многие хорошие люди. Ему нравилось любое стрелковое оружие. А еще он любил охоту — его добычей становились утки и олени; на оленей он охотился даже с луком, хотя поразить оленя стрелой ему ни разу не удалось. Зато из винтовки он убил их немало, и в основном рядом с домиком на берегу озера.
Конечно, Отто был заядлым рыбаком — он вообще любил развлечения на свежем воздухе. И хотя хранить в бардачке заряженный револьвер 38-го калибра противозаконно, ни один водитель грузовика никогда не упрекнул бы его за это, а на том пивоваренном заводе, где работал Отто, скорее всего, даже похвалили бы — пусть и не прилюдно.
Отто пришлось вытащить револьвер из бардачка правой рукой — левой он никак не мог туда дотянуться: руль мешал. А ведь он, не забывайте, был левшой, так что ему почти наверняка пришлось переложить оружие из правой руки в левую, прежде чем наведаться в кузов.
Отто, видимо, еще не успел окончательно протрезветь, и ледяная сталь «смит-вессона» казалась ему странно непривычной. (К тому же он только что проснулся, да и сон ему снился тягостный, хуже смерти — снилось, как его жена занимается сексом с этим бедолагой и этот львиный огрызок трогает ее где хочет его, Отто, собственной левой рукой!) В общем, мы уже никогда не узнаем: то ли он нечаянно взвел курок, когда перекладывал револьвер из правой руки в левую, то ли это произошло, когда он вынимал револьвер из бардачка.
Точно известно одно: револьвер выстрелил, пуля вошла Отто прямо в горло, примерно на дюйм ниже подбородка, и вышла через затылок, вдребезги разнеся ему свод черепа и все вокруг забрызгав кровью, смешанной с осколками кости и мозгом. Эти страшные следы были впоследствии обнаружены на обивке потолка — пуля насквозь пробила крышу кабины. Смерть наступила мгновенно.
Когда прогремел выстрел, юные воришки чуть в штаны не наложили от страха. Кто-то из болельщиков, выходя из бара, услышал и выстрел, и жалобные вопли перепуганных подростков; потом мальчишки со звоном бросили свой ломик на площадку и дали стрекача. Полиция, впрочем, вскоре их разыскала, и они рассказали все — вплоть до того момента, когда услышали тот оглушительный выстрел.
Пока болельщик бегал в бар и вместе с барменом вызывал по телефону полицию — они могли сказать лишь, что слышали какой-то выстрел и видели разбегающихся подростков, — на стоянку прибыло наконец заказанное Отто такси. Водителю не составило труда обнаружить огромный грузовик, но когда он подошел к кабине и постучал в стекло с водительской стороны, а потом открыл дверь, то глазам его предстало страшное зрелище: мертвый Отто Клаузен, грузно навалившийся на рулевое колесо и уронивший на колени руку с револьвером 38-го калибра.
Еще до того, как известить миссис Клаузен — которая крепко спала, когда ей позвонили из полиции, — полицейские поняли, что самоубийства Отто не совершал, во всяком случае, «преднамеренного самоубийства». По всему было ясно, по крайней мере полицейским, что водитель грузовика, развозивший пиво, не собирался кончать с собой.
— Нет, он не из таких! — подтвердил и бармен.
Разумеется, бармен понятия не имел, что в течение целых десяти лет Отто Клаузен тщетно старался обрюхатить свою жену. Не знал он и о том, что по просьбе жены Отто завещал свою левую руку Патрику Уоллингфорду, репортеру, которого лев погрыз. Бармен был уверен в одном: Отто Клаузен никогда не стал бы убивать себя из-за того, что «Пэкерз» продули в матче на суперкубок.
Можно лишь догадываться, как миссис Клаузен сумела настолько взять себя в руки, что тем же воскресным вечером позвонила в клинику «Шацман, Джинджелески, Менгеринк и партнеры». Дежурный сразу же сообщил о ее звонке доктору Заяцу, тот, по счастью, оказался дома.
Заяц болел за «Бронкос». Тут следует пояснить: вообще-то доктор (да поможет ему Господь!) был фэном команды «Нью-Ингленд Патриоте», но во время матча на суперкубок желал победы «Бронкос», потому что команда Денвера входила в ту же конференцию, что и «Патриоте». Когда доктору Заяцу позвонил дежурный, он как раз решал сложную логическую задачу: пытался объяснить своему шестилетнему сыну, почему ему так хочется, чтобы победили «Бронкос». По мнению Руди, если «Патриоте» в розыгрыше суперкубка не участвуют — а они, конечно, никак не могли в нем участвовать, — то какая разница, кто выиграет?
Во время матча отец и сын неплохо перекусили: съели витаминный салат из сельдерея и морковки, сдобренный арахисовым маслом. Это Ирма предложила доктору «фокус с арахисовым маслом», чтобы заставить Руди есть побольше сырых овощей. Заяц как раз подумал, что нужно непременно поблагодарить Ирму за столь плодотворную идею, когда зазвонил телефон.
Этот звонок испугал Медею, которая на кухне доедала моток изоляционной ленты. Тошноты Медея пока не чувствовала, но вину свою ощущала, а звонок, должно быть, окончательно убедил ее, что сейчас она будет застигнута на месте преступления — впрочем, Руди и его отец узнали, что именно сожрала Медея, лишь поздно вечером, когда ее стошнило мотком изоленты прямо Руди на постель.
Изоленту забыл мастер, приходивший устанавливать новую систему слежения за собакой. С помощью этой системы во дворе создавался невидимый электрический барьер, не позволявший Медее переступать четко определенные границы. Теперь доктор Заяц (или Руди, или Ирма) уже не обязаны были непременно следить за ней, выпуская ее погулять. Но именно потому, что во время прогулки за Медеей никто не следил, она и съела забытый мастером моток изоленты.
