Пошли в задницу «Айову», Коут. На следующем матче я, возможно, продам на такую сумму, что хватит на мою собственную стерилизацию.
Нам говорили, что когда «Айова» выигрывает, то товар расходится прямо-таки мгновенно. Психология болельщиков разъяснялась нам на ознакомительном собрании торговцев вразнос самим главой «Хоккей интерпрайзес», мистером Фредом Паффом, который уверял, будто жители Айовы большие патриоты: в ожидании победы они поспешат украсить свои пиджаки брелками и значками. «Ведь никому не захочется, чтобы его приняли за сторонника проигравших, — заявил мистер Пафф. А мне он сказал: — Отлично, мы с вами оба Фреды. Что вы на это скажете?»
«Я знаю еще одного Фреда из Спокана, штат Вашингтон, — ответил я ему. — Может, нам стоит попробовать взяться за какое-нибудь дело вместе?»
«А вы шутник! — воскликнул Фред Пафф. — Тогда вас ждет успех. Чувство юмора — самое главное в работе с фанатами».
Да будет тебе известно, Коут, что твои фанаты намного более преданны и постоянны, чем эти айовцы. Бигги и я обрадовались твоим фотографиям почти так же, как и деньгам. Бигги особенно понравился «Автопортрет с морскими водорослями». Честно говоря, я подозреваю, что подобные фотографии запрещено посылать по почте; я не хочу оскорбить твое тело, но я предпочел «Мертвую чайку № 8».
Пожалуйста, запрись в своей фотолаборатории и напечатай нечто в этом роде для меня, еще лучше — сделай мой снимок. Изобрази меня распростертым, с землистым цветом лица; сложи мои руки как положено и поставь рядом наготове гроб, а крышку от него в сторону. Будущее Фреда Богуса Трампера, который в любой момент готов соблазниться этой шикарной бархатной подкладкой. Уничтожь негатив. Напечатай размером 8 х 10. Сделай монтаж из лиц моей семьи: глубоко опечаленная Бигги (но не рвущая на себе волосы) и Кольм, играющий с витиевато украшенной крышкой гроба. Пожалуйста, постарайся недодержать изображения моих отца и матери. Смажь рот отцу — нет, лучше посади на него пятно. Он произносит речь над усопшим. Сопроводительная надпись гласит: «Настоящий профессионал должен выстрадать свое образование…» Затем запечатай фотографию в черный конверт и пошли по почте в бухгалтерию Айовского университета, снабдив кратким извинением за то, что покойник не смог оплатить свое обучение. Его, кстати, голосованием попечителей снова повысили в цене, включив в оплату сбор на развлечения. Я уверен, эти деньги пойдут на грунтозащитные (золотые) подошвы на футбольных бутсах, а в День встречи выпускников — на парадную платформу с колесиками, и еще — миллион желтых роз, выложенных в форме гигантского кукурузного початка.
Тебе посчастливилось иметь фотолабораторию, Коут. Я вижу тебя обнаженным в зловещем свете красного фонаря, смывающим химический реактив, проявляющим, увеличивающим; ты печатаешь свое изображение на белом листе. Когда-нибудь, когда будет время, ты должен научить меня фотографировать. Наблюдение за этим процессом приводит меня в восхищение. Я помню, как однажды наблюдал за тобой, когда ты промывал снимки: я видел, как под водой появляется изображение, — это выше моего понимания! Как если бы из множества плавающих в воде амеб получился человек.
Я думал об этом, пока переводил восемьдесят третью строку из «Аксельта и Туннель». Последнее слово, которое не дает мне покоя: «Klegwoerum». Руководитель моей диссертации считает, что оно должно означать «изобилующий». Я полагаю, что «плодовитый». Мой друг Ральф Пакер предлагает «буйный». А Бигги утверждает, что все это не имеет значения. В словах Бигги содержится большая доля горькой правды.
Хотя, мне кажется, Бигги начинает давать слабину. Это на нее совсем не похоже, но она воспринимает как обиду, если какой-то старый пердун шлепает ее по заду, пока она опорожняет его судно. Знаешь ли ты, что Бигги никогда не плачет? Она находит на пальце заусенец и начинает медленно отрывать его; я видел, как она драла заусенец на большом пальце. Бигги истекает кровью и никогда не плачет.
Коут, я считаю тебя близким мне человеком еще с того времени, когда я подцепил от Элсбет Малкас твой триппер. Или это мы оба подцепили его от Элсбет? Детали того, кто на самом деле начал первым, всегда казались мне не существенными для нашей дружбы.
Я снова прошу, спусти ради меня воду во всех семнадцати унитазах сразу! Отрадно знать, что где-то есть туалеты, которые не забиты спортсменами. Выбери туманную ночь, открой все окна (звук журчащей воды лучше всего разносится в тумане), и разом — все семнадцать! Я услышу тебя и возликую.
Бигги посылает тебе привет. Она на кухне, обдирает свои пальцы. Она страшно занята, а то бы я попросил ее вложить заусенец в письмо — клочок ее трамперовской стойкости, бесстрашно путешествующий из Айовы в Мэн.
Пока.
Богус».
Глава 7
«РАЛЬФ ПАКЕР ФИЛМС, ИНК.» 109, КРИСТОФЕР-СТРИТ НЬЮ-ЙОРК, НЬЮ-ЙОРК 10014
Тюльпен и я работаем. Она делает монтаж; на самом деле Ральф сам себе монтажер, Тюльпен ему только помогает. Кроме того, она выполняет кое-какую работу в фотостудии, но вообще-то Ральф проявляет свои пленки сам. Я ничего не смыслю в проявлении пленок, так же как и в монтаже. Я — звукооператор; я записываю музыку; если нужна синхронизация звука, я делаю синхронизацию; если нужно наложить голос, я накладываю голос; если нужен фоновый звук, я делаю фон; а если нужен чтец, то я зачастую читаю за него. У меня приятный высокий голос.
Фильм почти закончен, когда его приносят ко мне: как правило, с вырезанными забракованными метрами пленки и с кадрами, смонтированными в том порядке, в каком хочет Ральф, по крайней мере, начерно — более или менее в том порядке, в каком Ральф окончательно смонтирует фильм. Ральф нечто вроде человека-оркестра, который использует в качестве технической поддержки меня и Тюльпен. Ральф всегда снимает по своему сценарию и сам выполняет операторскую работу — это его фильм. Но у Тюльпен и у меня большие технические навыки. У нас есть еще парнишка по имени Кент из «фан-клуба Ральфа Пакера», который служит на посылках.
Тюльпен и я не принадлежим к членам «фан-клуба Ральфа Пакера». Парнишка по имени Кент тоже в своем роде человек-оркестр. Я не хочу сказать, что фильмы Ральфа Пакера никому не известны. Первый его фильм «Групповщина» получил главный приз на Национальном студенческом фестивале. В этом фильме звучит мой приятный высокий баритон; Ральф снял этот фильм, когда заканчивал Кинематографическую мастерскую Айовы.
Познакомился я с ним в лингафонном кабинете. В перерыве между включением пленок я заканчивал запись для одного первокурсника, изучающего немецкий, когда в лабораторию шаркающей походкой вошел какой-то волосатый тип. То ли двадцати, то ли сорока лет; то ли студент, то ли преподаватель; то ли троцкист, то ли аммишистский фермер
[4]
; то ли человек, то ли животное; настоящий грабитель, вывалившийся из фотомагазина, нагруженный линзами и экспонометрами; медведь, который после жестокой и страшной схватки сожрал фотографа. И это чудовище приблизилось ко мне.
