— Спокойной ночи, Бигги! — После чего она не стала приближаться; было темно, но он знал, что она улыбнулась.
— Спокойной ночи, Богус, — прошептала она. Если бы она подошла к нему поближе, то он схватил бы ее, а Бигги никогда не упускала подобные флюиды.
Он не мог уснуть. После трех ночей с ними он начал чувствовать себя не на месте. Он спустился в кухню с «Аксельтом и Туннель», решив вспомнить свой нижний древнескандинавский и выпить большой стакан воды со льдом. Ему нравилось ощущать, что все спят, а он их охраняет, несет, так сказать, ночную вахту.
Он любовно пробормотал что-то на нижнем древнескандинавском и закончил читать ту часть, в которой Старый Так был убит. Предан в фиорде Лоппавет! Убит мерзким Хротрундом и его трусливыми собаками-лучниками! Старого Така заманивают в фиорд Лоппавет посланием: будто бы с выгодной позиции на вершине скалы он сможет увидеть, как возвращается флотилия Аксельта после великой морской победы у Шлинта. Стоя на носу своего корабля, Так приближается к скалам, но в тот момент когда он готовится спрыгнуть на берег, Хротрунд со своими лучниками набрасывается на него из лесной засады. Рулевой Старого Така, Гримстад, поворачивает корабль от скал, но уже поздно, Старый Так настолько сильно изрешечен стрелами, что не может даже упасть; утыканный ими со всех сторон, словно подушечка для игл, он, как обессиленный еж, повисает на кливере.
— Найди флотилию, Гримстад, — велит Так, но он понимает, что уже слишком поздно. Верный Гримстад пытается пристроить его поудобней на палубе, но на теле старого воина нет ни единого плоского места.
Поэтому Гримстад обвязывает Така веревкой и спускает за борт; он прикрепляет веревку к планширу парусника и вывозит Старого Така из холодных вод фиорда Лоппавет. Увлекаемый кораблем, Так подпрыгивает на волнах, словно утыканный дротиками буек.
Гримстад плывет в море навстречу флотилии Аксельта, радостно возвращающегося со славной победой, добытой им у Шлинта. Аксельт направляется к отцовскому кораблю.
— Привет, Гримстад! — кричит он рулевому. Но Гримстад не может решиться сказать ему правду о Старом Таке. Корабль Аксельта подплывает ближе, и он замечает привязанную к планширу веревку, его взгляд скользит по странному якорю, тянущемуся позади корабля: перья от стрел все еще торчат из воды. Так мертв.
— Посмотри, Гримстад! — кричит Аксельт, указывая на свисающую с планшира веревку. — Что там у тебя сзади?
— Это твой отец, — отвечает Гримстад. — Мерзавец Хротрунд и его собаки-лучники предали нас, мой господин!
Все время, пока великий Аксельт бил себя в грудь на палубе, он сквозь пелену горя размышлял, какую подлость задумал Хротрунд: убить Така и захватить его корабль, потом выплыть в море под флагом Старого Така и внезапно напасть на Аксельта, когда его корабли подойдут поближе. После чего, командуя флотилией, Хротрунд возвратился бы в родные края и заявил бы свои права на владения Така, захватил бы замок Аксельта и взял бы силой нежную Туннель.
Все эти мысли роились в голове Аксельта, пока он с огромным усилием тащил веревку, подымая тело Така на борт. Он подумал о том длинном, остром инструменте, который мерзкий Хротрунд приготовил для него, и о том толстом, тупом инструменте, который он приготовил для Гуннель.
Аксельт покрывает свое тело кровью отца, велит своим воинам привязать себя к грот-мачте и сечь стрелами-убийцами, пока его собственная кровь не смешается с кровью отца.
— Как ты, мой господин? — спрашивает его Гримстад.
— Скоро мы будем в замке, — со значением отвечает Аксельт, ему не дает покоя одна любопытная мысль: понравилось бы Гуннель спать с Хротрундом?
Рано утром Кольм обнаружил Богуса спящим за кухонным столом.
— Если ты спустишься к пристани, — сказал ему Кольм, — то мне тоже можно пойти с тобой. — И они отправились к пристани, Трампер с трудом переставлял ноги.
Прилив был высоким; далеко в море, над большим скоплением водорослей и обломками потерпевших крушения лодок, кружили чайки. Трампер продолжал думать о Старом Таке, но когда он взглянул на своего сына, то сразу догадался, о чем думает тот.
— А Моби Дик еще жив? — спросил Кольм. Трампер задумался. «А почему бы и нет? Я не могу обеспечить ребенка Богом, так же как и надежным отцом, но если в этом мире и есть что-то такое, во что стоит верить, то оно должно быть не меньшего размера, чем кит».
— Я думаю, он очень старый, — сказал Кольм. —.
Он старый, да?
— Он еще жив, — ответил Трампер. И они устремили взгляды далеко в море.
Трамперу очень хотелось, чтобы он и вправду мог показать Кольму кита. Если бы он мог выбирать, какое из чудес ему сотворить, го он выбрал бы следующее: заставить залив бурлить и вздыматься, поднять тучу кружащихся над водой чаек, вызвать из морских глубин Великого Белого Кита и вынудить его подпрыгивать, подобно гигантской форели, обдавая берег фонтаном брызг, в то время как они стояли бы, завороженные, и смотрели, как Моби Дик тяжеловесно переворачивается в воде, демонстрируя им свои шрамы, старые гарпуны и другие предметы (но он избавил бы Кольма от зрелища гниющих ран, оставленных хлесткими ударами Эхаба на огромном китовом боку); затем они наблюдали бы, как кит разворачивается и исчезает в море, оставляя им лишь память о себе.
— Он взаправду живой? — спросил Кольм.
— Да, и его никто не трогает.
— Я знаю, — кивнул Кольм.
— Но его почти никто никогда не видит, — добавил Трампер.
— Я знаю.
Но необузданная часть воображения Трампера продолжала заклинать: «Покажись! Старина Дик! Выпрыгни из воды, Моби!» Он знал, что подобное чудо явилось бы огромным подарком не только для Кольма, но и для него самого.
Пора было уезжать. В машине он даже пытался шутить с Бигги и Коутом, сказав им, что он был рад повидаться с ними, но что он понимает, как стесняет их. Он шутил с Бигги на немецком и дурашливо боксировал с Коутом. Затем, как бы продолжая дурачиться, поцеловал на прощание Бигги и погладил ее по заду.
— А ты потихоньку набираешь вес, Бигги, — пошутил он.
Она замялась и посмотрела на Коута. Тот кивнул, и Бигги сказала:
— Это потому, что я беременна.
— Беременна! — радостно воскликнул Кольм. — Она родит ребенка, и у меня будет братик или сестричка!
— Или то и другое, — сказал Коут, и все засмеялись.
Богус не знал, что ему делать с руками, поэтому он протянул одну Коуту.
— Поздравляю, старик, — глухо, словно из-под воды, прозвучал его голос.
Коут уставился в землю и сказал, что он лучше пойдет и проверит, готова ли машина. Трампер еще раз обнял Кольма, а Бигги, отвернув лицо в сторону, но улыбаясь, сказала:
— Будь осторожен. — Коуту? Богусу? Им обоим?
