В состоянии такой озабоченности Мартин Миллс вышел прогуляться. Но отойдя далеко от миссии, он наткнулся на трущобы, которые уже показывал ему доктор Дарувалла. При виде бывших кинодекораций трущоб, где его грешная матушка упала без сознания, когда корова лизнула ее языком, Мартин вспомнил, как его вырвало из движущейся машины.
Трущобы бурлили в эти утренние часы понедельника. Миссионер подумал, что лучше взирать на это убожество, наблюдая лишь мелкие детали. Вместо того, чтобы смотреть вдаль по дороге во всю ее длину. Мартин опустил глаза на свои неспешно передвигающиеся ноги, не позволяя им оторваться от земли. Таким образом, большинство обитателей трущоб оказались отрезанными от него на уровне лодыжек. Он видел детей, которые, вполне естественно, просили милостыню, видел также лапы и любопытствующие носы копавшихся в мусоре собак, мопед, который упал или врезался в канаву. Гирлянда из цветов увивала его руль, будто мопед уже приготовили к кремации. Затем Мартин увидел корову целиком. Не просто копыта, а всю тушу, поскольку корова лежала. Обойти ее было непросто и когда миссионер задержался, он быстро обнаружил, что его тут же окружили. В каждом путеводителе для туристов должно быть ясно сказано, что в трущобах никогда нельзя останавливаться!
Длинная, печальная и полная достоинства коровья морда уставилась на него. Глаза ее по краям были обсижены мухами. Кусок кожи на рыжевато-коричневом боку коровы величиной с кулак был поврежден и тоже облеплен мухами. На самом деле видимая рана вела в глубокую дыру, сделанную корабельной мачтой, когда ее перевозил грузовик. Мартин не видел момента столкновения, а беспорядочная толпа закрывала от него смертельную рану коровы.
Внезапно толпа расступилась — шла какая-то процессия. Мартин смог увидеть всего лишь сумасшедших, швырявших цветы. Когда молящиеся прошли, корова осталась лежать, усыпанная лепестками роз. Некоторые прилипли к ране вместе с мухами. Одна нога коровы оказалась вытянутой: животное лежало на боку, почти касаясь рогом канавы. Там, в нескольких сантиметрах от рога, лежало целехонькое человеческое испражнение. За этим непотревоженным рогом куском дерьма находились палатки торговцев. Продавалось нечто, в чем Мартин Миллс не был заинтересован — розовая пудра, о которой миссионер подумал, что это что-то съедобное или какие-то специи. Немного пудры просыпалось в канаву, там розовые частички накрыли и коровий рог, и лепешки дерьма.
Вот каким оказался для Мартина микрокосмос Индии: смертельно раненое животное, религиозное шествие, бесконечные мухи, невероятно яркие краски, человеческое испражнение и, разумеется, дикое смешение запахов. Словно миссионер получил предупреждение свыше о том, что если он не увидит нечто большее, чем это убожество, он едва ли понадобится миссии Святого Игнатия или любой другой миссии в подобных странах. Будущий священник в смятении подумал, сможет ли он удержать блевоту, чтобы сохранить достоинство пастора. Пребывая в таком болезненном состоянии сознания, Мартин Миллс даже не подозревал, как ему повезло, что известие о Мадху он получил лишь на следующий день.
Забери меня домой
В Дамском саду клуба Дакуорт полуденное солнце пыталось пробиться сквозь беседку. Из-за плотных бугенвиллей лучи света яркими бусинками проникали в просветы между растениями и словно драгоценными камнями усыпали скатерть на столе. Нэнси подставила руки под эти лучики-иголочки и играла ими, стараясь, чтобы солнце отразилось от ее обручального кольца, когда с ней заговорил муж.
— Тебе не следует быть здесь, моя сладенькая. Лучше тебе пойти домой, — сказал ей детектив Пател.
— Я хочу быть здесь.
— Тогда должен предупредить тебя: не жди никакого удовлетворения. Так получается — даже когда их ловишь, то никогда до конца не бываешь доволен. — Заместитель комиссара полиции пожал плечами.
— Она опаздывает, — заметил доктор Дарувалла, который все время смотрел на часы.
— Они оба опаздывают, — произнесла Нэнси.
— Мы предполагали, что Дхар задержится, — напомнил ей полицейский.
Дхар ждал на кухне. Когда появится вторая миссис Догар, мистер Сетна будет за ней наблюдать и, увидев, что она явно выходит из себя от раздражения, он позовет Дхара. Задумав это, доктор Дарувалла исходил из теории о том, что нетерпение толкнет Рахула на необдуманные поступки.
Когда он появился, его почти никто не узнал. Рахул надел то, что западные женщины называют маленьким черным платьем. Юбка у него оказалась короткой, постепенно расширяющейся к краям, а талия очень высокой, плотно облегающей. Платье хорошо выделяло маленькие острые груди миссис Догар. Если бы она надела к нему темный жакет, то выглядела бы, сотрудницей в преуспевающем офисе. Дарувалла подумал, что без жакета платье было бы уместно на вечеринке с коктейлем в Торонто. Словно для того, чтобы нанести оскорбление членам клуба, рукава у платья отсутствовали, а верхняя часть, выполненная в виде полосок-спагетти, прекрасно оттеняла загорелые голые плечи Рахула не говоря уже о груди. Фарук нашел, что он слишком мускулист для такого платья. Потом до него дошло: Рахул полагал, будто оно понравится Дхару.
Миссис Догар двигалась не как сильная и крупная женщина. Ее появление в обеденном зале клуба Дакуорт меньше всего было агрессивным. Она вела себя скромно, как девочка. Вместо того, чтобы самой пройти к столику, она позволила пожилому мистеру Сетне провести себя, поддерживая за руку. Доктор Дарувалла никогда не видел, чтобы она так ходила. Это была женщина, не способная взять ложку или вилку, чтобы постучать по стакану для воды. Исключительно женственная особа, она лучше умрет с голоду за столиком, но не привлечет к себе ненужного внимания. Она будет сидеть, улыбаясь и ожидая Дхара, пока клуб не закроется и кто-нибудь не пошлет ее домой. Детектива Патела не застало врасплох такое перевоплощение. Заместитель комиссара полиции сказал сценаристу, едва только миссис Догар села за стол:
— Не стоит заставлять ее ждать. Сегодня это другая женщина, — произнес полицейский.
Фарук подозвал мистера Сетну — пусть Джон Д «появится». Все это время заместитель комиссара полиции наблюдал за тем, что миссис Догар делает со своей сумочкой. Сегодня они поступили так, как подсказала им Джулия — усадили Рахула за столик на четыре персоны. Джулия утверждала, что когда за столиком на четверых сидят только двое, то женщина обычно кладет сумочку на один из пустых стульев, а не ставит ее на пол. Фарук же хотел, чтобы сумочка лежала на стуле.
— Все равно она поставила ее на пол, — заметил детектив Пател.
Джулия, которой Фарук не смог помешать присутствовать на этом ленче, высказала свое мнение:
— Это потому, что она не настоящая женщина, — заметила жена доктора.
— Придется Дхару позаботиться о сумочке, — сказал заместитель комиссара полиции.
— Это из-за убийства, не так ли? — спросил его доктор. — Я имею в виду то, что убийство ее совершенно утихомирило, произвело такой успокаивающий эффект. Правда?
— Выглядит так, будто сегодня она чувствует себя, как молоденькая девочка, — ответил Пател.
