Проходя под арку балкона второго этажа, доктор удивился видимой незаконченности и несимметричности кусочков стекла в витраже. В часовне с иконами Дарувалла захлопнул сборник с гимнами, когда наткнулся на гимн «Принеси мне масло». Затем из этого сборника он вытащил закладку, посвященную юбилейному году миссии Святого Игнатия, где говорилось о «бескорыстном труде по воспитанию молодого поколения на протяжении 125 лет» и где встретилось ему слово «всемирноутверждающий», смысл которого Фа-руку был недоступен.
Дарувалла снова открыл сборник гимнов, однако его обидело название сборника «Книга песен харизматического возрождения Индии». Он и не знал, что проводится какое-то возрождение! После этого Фарук отложил сборник гимнов и взял молитвенник, но не продвинулся дальше первой строки начальной молитвы: «Храни нас, Боже, как зеницу своего ока». Затем он обнаружил книгу «Намерения святого отца на 1990 год». На январь намечался диалог между католиками и англиканской общиной для достижения единства христиан, на февраль — молитвы за тех католиков, которые подвергались словесным оскорблениям либо преследованиям во многих районах мира. В марте верующим предлагали представить более реальные свидетельства поддержки нуждающихся и поддержки для «нищеты Евангелия». Фарук не стал читать того, что относится к апрелю, его остановила фраза о «нищете Евангелия». Доктор почувствовал себя со всех сторон окруженным бессмысленными словами.
Даже собранная братом Габриэлем коллекция икон не произвела на него особого впечатления, хотя эта комната в миссии Святого Игнатия считалась достопримечательностью Бомбея. Изображения показались Фаруку темными и мрачными. На стене висело «Восхваление волхвов», выполненное украинским художником в XVI веке, «Усекновение головы Иоанна Крестителя», нарисованное в XV веке художником Северо-Западной части России. «Тайная вечеря», «Распятие Христа», «Снятие с креста», «Помещение тела в пещеру», «Воскресение», «Вознесение» — все эти иконы по мотивам Страстей Господних с XIV по XVIII век выполнили художники новгородской, московской, византийской и других школ живописи. На одной из подписей под иконой значилось: «Успение Пресвятой Богородицы». Это доконало Даруваллу — он не понимал значение слова «успение».
Из комнаты с иконами доктор побрел в кабинет отца-ректора, на закрытой двери которого он увидел сооружение, напоминающее доску с дырками и колышками для счета при игре в бридж. С помощью таких дырочек и колышков отец Джулиан сообщал о своем местонахождении и времени прихода: «скоро буду», «не беспокоить», «в архиве», «буду поздно», «вернусь к ужину», «уехал из Бомбея». В этот момент Дарувалла понял, что это к нему должна относиться надпись «уехал из Бомбея». Да, он здесь родился, но это вовсе не означало, что он является местным жителем.
Звонок, возвестивший об окончании уроков, донес до сознания Фарука, что уже три часа. Он вышел на балкон второго этажа и стал наблюдать, как учащиеся бегают по пыльному двору. Их увозили из колледжа на машинах и автобусах. Приходили матери или служанки, чтобы забрать детей домой. Глядя на них с балкона, Дарувалла решил, что это самые толстые дети из всех виденных им в Индии. Однако менее пятидесяти процентов детей в колледже не были и наполовину такими же толстыми, как он сам. Именно тогда доктор решил не вмешиваться в фанатичную жизнь нового миссионера. Это столь же бесполезно, как кончать жизнь самоубийством, прыгая с балкона на глазах у таких безжалостных детей.
Фарук знал, что ни одно должностное лицо в миссии не спутает Мартина Миллса с Дхаром. Иезуиты не любили бестолковые индийские фильмы, сделанные в так называемом «Болливуде». Святых отцов не вдохновляли молодые женщины в мокрых сари, супергерои и враждебные негодяи, насилие и вульгарность, кричащая безвкусица и слащавая сентиментальность, как и случайно сошедшие с небес божества, которые вмешиваются в трагические дела людей. В миссии Святого Игнатия Инспектор Дхар не пользовался популярностью. Однако многие ученики Мартина Миллса смогут обнаружить его сходство с Дхаром, поскольку полицейский инспектор пользовался популярностью среди школьников.
Доктор Дарувалла тянул с возвращением. У него оставались еще дела, но он не мог заставить себя уехать. Фарук не понимал, что бессознательно пишет в уме сценарий. Когда дети разъехались, он вошел в храм Святого Игнатия. Огромный круг с незажженными свечами стоял на центральном столе, напоминавшем размерами стол для трапезы. На самом деле это и был раздвижной стол домашнего типа, который бы больше подошел для прачечной. Справа от стола на кафедре проповедника (Фарук стоял лицом к алтарю) ярко блестел микрофон. На кафедре лежала открытая богослужебная книга и доктор заключил, что пастор приготовил ее для вечерней мессы. Дарувалла не удержался и заглянул в книгу, открытую на втором послании святого апостола Павла к коринфянам.
«Посему, имея по милости Божией такое служение, мы не унываем», — писал этот обратившийся в христианство человек.
Доктор читал дальше:
«Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся;
Мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем;
Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем».
Фарук прикрыл глаза и почувствовал себя пигмеем. Он сел на скамейку бокового ряда, словно не достоин был из-за отсутствия веры сидеть на месте по центру. Личное его вступление в лоно церкви казалось таким ничтожным и таким давним. В ежедневной беготне он едва помнил о нем. «Вероятно, меня все же укусила обезьяна», — подумал Дарувалла. Фарук заметил, что в храме не было органа. Второе пианино с таким же глухим звуком стояло слева от складного столика, над которым так ярко блестел микрофон.
Далеко за стенами храма слышался шум мопедов, гудение маломощных двигателей и кряканье их чертовых клаксонов. Глаза Даруваллы поднялись к запрестольному образу Христа, висящего на кресте, и к двум знакомым женским фигурам, одиноко стоящим около него по бокам. Должно быть, это Пресвятая Богородица и Мария Магдалина. Каменные фигуры святых в полный рост были воздвигнуты на колоннах в проходах. Каждый святой поддерживал массивные перекрытия, у ног каждого были приделаны обращенные вниз колебательные веера, навевающие прохладу на прихожан.
Дарувалла невольно подметил, что одна фигура каменной святой отошла от колонны и шею ее обмотали толстой цепью, прикрепив цепь к колонне большим стальным кольцом. Доктор хотел бы узнать, кто эта святая. В его представлении все святые женского пола сильно походили на Пресвятую Богородицу, по крайней мере когда их изображали в виде каменных скульптур. Как бы ее ни звали, главное заключалось в том, что святую символически приговорили к повешению, поскольку без цепи вокруг шеи она могла обрушиться вниз на скамью и покалечить верующих.
Когда Дарувалла начал прощаться с Мартином Миллсом и другими иезуитами, схоластик вдруг попросил рассказать подробности его обращения в христианство. Доктор представил, в каком насмешливом, саркастическом виде отец Джулиан представил ему эту историю.
— О, в этом не было ничего особенного, — честно ответил Фарук, что, вероятно, совпадало с версией отца-ректора.
