— В эту команду я и хочу вступить! — воскликнул мой отец.
— Это не команда! — возразил Ват. — Это война.
— Неужели вы и в самом деле воюете, Ват? — спросил Вратно. — Что сделает война с «NSU»?
— Отбросит нас лет на десять назад, — сказал Ват. — Не будет никаких гонок, не будет никаких улучшений. Возможно, не станет завода, куда можно будет вернуться, а мои мотоциклисты могут остаться без ног. Все машины вернутся обратно, покрытые камуфляжной краской.
— О, вы совершенно правы, эти политики не обойдутся без мотоциклов, — лепетал мой отец. — Ват, есть ли способ преодолеть мой страх?
— Господи! — воскликнул Ват. — Ты не можешь иметь ничего общего с немецким военным соединением.
— Вы можете помочь мне, Ват, я знаю, что можете! Вы можете сделать из меня снова мотоциклиста.
— Почему ты говоришь по-немецки? — спросил Ват.
— А вы говорите на сербохорватском?
— Разумеется, нет.
— Тогда я лучше буду говорить на немецком, вы не находите? Видите ли, я объездил весь мир — в основном участвуя в любительских гонках. Но я был запасным в гонках на «Гран-при 39». Жаль, что «NSU» не стал победителем в тридцать девятом, модель того года немного тяжеловата, верно? Но я подучился разным языкам, пока разъезжал.
— Пока не стал бояться? — спросил Ват устало.
— Да, пока мой бедный дядя не утонул вместе со своим «Нортоном».
— И во время «Гран-при Италии 1930» тебе было всего одиннадцать?
— Одиннадцать. Я был всего лишь восхищенным ребенком.
— И тебе удалось узнать, где я?
— Ну да, Ват.
— Как это тебе удалось? — спросил Готтлиб.
— Мир знает вас, Ват! Мотоциклетный мир.
— Да, ты уже это говорил, — согласился Ват.
— С чего вы думаете начать бороться с моим страхом? — спросил мой отец.
— Ты ненормальный, — ответил Готтлиб. — И ты напугаешь детей.
— Пожалуйста, Ват, — взмолился Вратно. — Я был очень способным, а теперь словно закостенел.
— Ты, должно быть, не в своем уме, — сказал Ват, и мой отец обвел удивленным взглядом гараж.
— Почти все с колясками, — присвистнул Вратно, — но это же не мотоциклы, честно говоря. Да еще с боковыми клапанами, — разочарованно добавил он. — Почти все не скоростные… Полагаю, для войны они сгодятся, но гонок на них не выиграть, верно?
— Подожди, — сказал Ват. — У меня есть два с цилиндрами 600 кубических сантиметров и с верхним клапаном. Они могут дать приличную скорость.
— Но без задней подвески, — кивнул Вратно. — Центр тяжести слишком высоко и труден в обращении… насколько я помню по «Гран-при 38».
— Удивительно, что ты помнишь, — сказал Ват. — Сколько тебе было тогда, парень?
— Только два гоночных «Гран-при 38» с боковым клапаном и коляской, — продолжал мой отец насмешливо. — Извините, Ват, — сказал он. — Я ошибся. У вас тут для меня ничего нет. — И он направился к двери. — Когда закончится война, — добавил он, — «NSU» снова вернется к изготовлению мопедов.
— Меня даже не посылают туда, где настоящие события! — воскликнул Ват.
Мой отец вышел на улицу Смартин, а за ним, сморщившись словно от боли, последовал Готтлиб Ват, гаечный ключ торчал у него в ботинке.
— Возможно, — сказал Вратно, — они решили, что вы слишком стары для фронта. Возможно, Ват, они полагают, что у вас все в прошлом. Что вы потеряли свою былую энергию, понимаете?
— Ты не видел гоночный, — застенчиво сказал Ват. — Я держу его под брезентом.
— Какой гоночный? — спросил Вратно.
— Гоночный «Гран-при 39», — усмехнулся Ват, близко составив ноги и едва не теряя равновесия; его руки то сходились, то расходились за его спиной.
— Который оказался слишком тяжелым? — спросил Вратно.
— Я могу облегчить его, — сказал Ват. — Разумеется, мне пришлось навесить на него оснащение, чтобы все думали, будто это такая же рабочая лошадка, как и остальные. Но время от времени я снимаю с него лишнее для пробежек. Понимаешь, все лишнее: подставку, ящик с инструментами, багажник, радио и мешок с разным барахлом за сиденьем… Мне пришлось придать ему походный вид, но это все тот же гоночный мотоцикл «Гран-при 39», объемом 500 кубических сантиметров.
Мой отец недоверчиво вернулся обратно к двери.
— Но это же дубликат, да? — сказал он. — Дубликат со сдвоенным расточенным цилиндром с верхним наддувом? С усиленной рамой и двойным поршнем задней подвески с ограничителем?
— Хочешь посмотреть, а? — спросил Ват и покраснел.
Да, под брезентом оказался гоночный мотоцикл, замаскированный под мотоцикл военного образца, покрытый камуфляжной краской, немного темнее других из-за черных слоев эмали под ней.
— Сколько он выжимает? — спросил Вратно.
— Пришпорь его, и он выдаст сто пятьдесят, — сказал Ват. — Его вес все еще четыреста восемьдесят шесть, но часть из этого — горючее. Он сбрасывает его — вес остается ниже четырех сотен, когда опорожняется бак.
— В естественных условиях? — спросил Вратно, демонстративно постукивая по передку, как если бы он был в этом деле докой.
— О, немного сыроват, — сказал Ват. — Возможно, жестковат руль, но мощность никогда не подведет.
— Могу себе представить, — обронил Вратно, и Готтлиб Ват посмотрел на флажки, торчащие скрещенными за ухом моего отца. Затем послал одного из мальчишек за шлемом.
— Кажется, тебя зовут Явотник? — спросил он.
— Вратно. Вратно Явотник.
— Ну что ж, Вратно, а что касается твоих страхов…
— Самое трудное — преодолеть их, Ват.
— Я думаю, Вратно, — сказал Готтлиб, — что хорошие водители должны уметь побороть свой страх.
— Как, Ват?
— Притворись, будто ты боишься другого, парень. Притворись, будто ты испытываешь страх оттого, что только начал учиться водить.
— Притвориться? — удивился Вратно.
— Это не трудно, — сказал Ват. — Ты должен притвориться, будто до этого никогда раньше не водил мотоцикл.
— Ну, это не так уж и трудно, — согласился Вратно, наблюдая, как Готтлиб Ват сгибает колени, разминая застывшие члены перед тем, как усесться на этого монстра — гоночный «Гран-при 39».
Если быть неосторожным с рукоятью зажигания, то стартер может довольно сильно ударить тебя по ноге, выбив при этом голеностопный или даже коленный сустав, от удара по бедренной кости боль отзовется даже в легких.
По крайней мере, так заявил Готтлиб Ват, хозяин и секретный обладатель гоночного мотоцикла «Гран-при 39», которому было так же плевать на политику, как и моему отцу, и который так же ничего не слышал об Иосипе Броз Тито.