Но если взять, к примеру, мою ночную проверку, то этот миф лишь подтвердился. Слоновьи казармы оказались действительно бодрствующими. Слоны стояли ровными рядами, свесив большие головы через загородку, словно то были встревоженные лошади в самых обычных конюшнях. Они кивали, помахивая хоботами, и неторопливо дышали.
Когда я прошелся перед их загородкой, они потянулись ко мне хоботами — их ноздри раздувались и сжимались. Их хоботы целовали мне руки. Один из них был простужен — простуженный хобот, издававший хриплые звуки.
— Когда я вернусь ради настоящего дела, — прошептал я, — я принесу тебе таблетки от кашля.
Он кивнул: «Хорошо, если не забудешь. Но я и раньше бывал простужен».
Скучающие слоны тоже кивнули: «Принеси побольше таблеток от кашля. К тому времени мы все, вероятно, будем простужены. Здесь так легко заразиться».
Это меня озадачило. Может, существует некая связь между их бессонницей и тем, как долго они живут. Семьдесят лет без того, чтобы немного вздремнуть? Хоть в это трудно поверить, но, возможно, среди них существует передаваемое из хобота в хобот поверье — будто если они заснут, то умрут.
Кто-то должен найти способ сказать им, что сон исключительно полезен для здоровья.
Но я готов поспорить, что не найдется никого, кто мог бы убедить в этом О. Шратта.
Я услышал его, когда возвращался обратно в свое укрытие от Жилища Толстокожих. Я слышал, как он пользуется тем, что животные спят. Двери в Жилище Мелких Млекопитающих скрипнули, и скользящее стекло загородки сдвинулось.
О. Шратт, крадущийся в остатках инфракрасного света. Готов поспорить, О. Шратт не спит, замышляя что-то дурное. Но пока он желает оставаться в Жилище Мелких Млекопитающих, мне придется дожидаться своего шанса.
Или вернуться обратно и спросить у подозрительно не спящих слонов, которые, должно быть, необыкновенно мудры: «Что заставляет О. Шратта забавляться включением инфракрасного света?» И еще: «Чем занимался этот самый О. Шратт более двадцати лет тому назад?»
Тщательно отобранная автобиография Зигфрида Явотника:
Предыстория II (продолжение)
Интересно, где был мой хитрый папаша, когда люфтваффе без объявления войны бомбило никем не защищенный Белград? Я уверен, что Вратно не был занят наблюдением за правилами дипломатического этикета.
6 апреля 1941 года одновременно были использованы бомбардировщики «хейнкель» и «штука». Тридцать три дивизии вермахта — шесть бронетанковых и четыре моторизованных — вторглись в Югославию. Их цель состояла в том, чтобы дойти маршем до России к середине мая, в сухое и теплое время — по твердым дорогам. Поэтому бешеная атака немцев против зародившейся революции выглядела чрезмерно агрессивной. Настолько агрессивной, что 4 мая Германия объявила Югославское государство несуществующим. Однако 10 мая полковник Дража Михайлович и его банда мятежных четников водрузили флаг на горе Равна. Михайлович и его свободолюбивые фанатики продолжали действовать в том же духе все лето.
О, история знает, как хорватские предатели и другие югославские капитулянты действовали заодно с немцами и охотились за четниками. И как четники маскировались под хорватских коллаборационистов и делали вид, будто преследуют самих себя. Как Михайлович творил в горах настоящие чудеса — отстреливая немцев по всей Сербии. Как в наблюдающей Америке журнал «Тайм» провозгласил Дражу Михайловича «Человеком года», а коммунистическая пресса не уставала восхвалять его. Так или иначе, немцы не дошли до России к середине мая. Они были задержаны на пять недель и застряли на топких и вязких дорогах. К тому же это были уже не прежние тридцать три храбрые дивизии — не менее двадцати из них пришлось оставить в качестве оккупационных войск, которые по-прежнему преследовали фанатичные четники.
Однако это были герои, а я хотел знать, где был мой отец? Я подозреваю, что он провел лето в Есенице, совершенствуя знание языка будущих победителей — вероятно, стараясь запомнить даже названия иностранных вин и супов, марки сигарет и имена кинозвезд. К сожалению, его местопребывание не известно мне до осени сорок первого, когда Вратно Явотник появился в Словеньградце.
Город наполняли капитулянты — словенцы и хорваты, которые, будучи оккупированными немцами, чувствовали себя в безопасности и которые негодовали по поводу яростно сопротивлявшихся сербов на юго-востоке. Единственными людьми, которых должен был опасаться мой отец в Словеньградце, были несколько недоистребленных сербов. Они привлекли к себе внимание 21 октября 1941 года, протестуя против противоречивых сообщений о кровавой бойне у Крагуеваца, где — как сообщалось по радио — 2300 сербских мужчин и юношей были расстреляны из пулеметов в отместку за десять убитых и двадцать шесть раненных четниками немецких солдат; другое радиосообщение утверждало, будто было расстреляно по крайней мере 3400 сербов, что значительно превышало норму, установленную немцами за гибель своих солдат от рук неугомонных четников, — сто сербов за одного убитого немца и пятьдесят — за одного раненого.
Какое бы из сообщений ни было верным, женскому населению Крагуеваца пришлось рыть могилы, начиная со среды до воскресенья, после чего волнения в Словеньградце немного улеглись, а потом немцы пожаловали городскому совету Крагуеваца 380 000 динаров для бедняков. Каковым после бойни был практически каждый.
Забавно, но сумма немецкой дотации оценивалась как чуть меньшая той, что могла оставаться в карманах 2000 или 3000 мертвых сербских мужчин и подростков.
Однако, в любом случае, бойня у Крагуеваца вывела горожан на улицы Словеньградца, чтобы послушать противоречивые сообщения и проникнуться сочувствием в уличных разговорах. На поверку, эта резня вывела из тени тех людей, которые могли бы остаться в стороне.
А именно моего отца, — он вышел на улицу, чтобы послушать диалекты своей родной Сербо-Хорватии и набраться немецких разговорных выражений, переходя от кафе к кафе.
А именно всю прославленную банду семейства Сливница — всех как один извергов, находившихся на срочной службе у террористической организации усташей
[15]
, возглавляемой фашистом Анте Павеличем. Именно наемники Павелича, по слухам, убили короля Александра
[16]
и французского премьер-министра Барту в Марселе в 1934 году.
За организацией усташей, как сообщалось, стояла фашистская Италия; соседи югославов, как известно, взяли вверх над бесконечными распрями между сербами и хорватами. Но члены семейной банды Сливница являлись усташистскими террористами особого рода. О, террор, на котором они зарабатывали, ни в коей мере не мог считаться политическим, просто за эту работу их хорошо кормили. Они и в самом деле кормились, когда Вратно случайно наткнулся на них — в этот момент одна прелестная Дабринка привлекла внимание моего отца.
