Восьмое наблюдение в зоопарке:
Вторник, 6 июня 1967 @ 2.30 утра
Почти все спали. Одна из Смешанных Водоплавающих Птиц что-то прокричала, провозглашая пророчество или боль от несварения желудка. Я, разумеется, не спал, и мне не верилось, что сон пришел к О. Шратту. Но все остальные наконец-то замолкли.
Я думал: «Откуда им известно, что последняя Большая Гагарка мертва? А эти ирландцы в заливе Тринити — слышали ли они последний стон Большой Гагарки? И вправду ли она сказала: „Я последняя, ни одной больше не осталось“?»
Я слышал, что ирландцы все время пьяны. Откуда им знать, что эта Большая Гагарка, разбившаяся о берег, была последней? Это мог быть заговор. Большие Гагарки могли предчувствовать собственное вымирание и послать мученицу, велев ей сказать, что она последняя. И может, где-то далеко, возможно где-то на пустынном побережье Уэльса, по-прежнему живет племя Больших Гагарок, размножаясь и рассказывая своему потомству о той мученице, что разбилась о берег ради того, чтобы они могли жить, но не быть больше доверчивыми.
Интересно, эта Большая Гагарка — злая птица? Интересно, воинственно ли ее молодое потомство, организовано ли оно в отряды ныряльщиков, которые набрасываются на маленькие лодки рыбаков, распространяющих небылицы, такие же древние и невероятные, как морские чудовища или русалки, — пусть им верят до тех пор, пока Морская Армия Больших Гагарок не будет править на водных пространствах всего мира. Человеческая история пойдет этим путем. Интересно, испытывают ли уцелевшие Большие Гагарки злобу?
Размышлял я также и об О. Шратте. Забавно, что мне пришлось придумать его тезку. Я мысленно вернулся к моему повествованию, правдивому и лживому, и отыскал там другого О. Шратта. Определенно более молодого О. Шратта, чем нынешний сторож. Любопытно, что придуманный мной О. Шратт должен был стать мелким персонажем, статистом, рядовым членом венской нацистской молодежной организации. Разве это не любопытно, а?
Вы только представьте: придуманный мною О. Шратт прожил все те роли статиста, которые я ему отвел, тогда что этот О. Шратт делает сейчас? Чем более подходящим мог бы он заняться, кроме как быть сторожем второй ночной стражи Хитзингерского зоопарка?
Тщательно отобранная автобиография Зигфрида Явотника:
Предыстория II (продолжение)
Я никак не могу рассмотреть отца на этнографической карте Югославии. Он родился в Есенице, в 1919 году, что по меньшей мере делает его хорватом или, возможно, словенцем. Но он явно не был сербом, хотя Вратно Явотник был югославом в самом широком смысле; я думаю, он был единственным югославом, для которого быть сербом или хорватом не имело особой разницы, — и выяснять, чьи у него волосы, хорвата или словенца, было бы абсурдом. Что касается политических убеждений, то они у него были сугубо личными.
Этим самым я хочу подчеркнуть, что он не имел корней. Если он был рожден в Есенице, то, скорее всего, его окрестили в римского католика. Если нет, то он был недостаточно близко от Сербии, чтобы стать православным. Однако для Вратно это не могло иметь особого значения.
Но одно, кажется, все же имело значение. Мой отец был, можно сказать, полиглотом, а Есенице находится меньше чем в пятидесяти километрах от Загребского университета, где он изучал языки. Возможно, с его стороны это было предусмотрительностью — пессимизмом раннего возраста — совершенствовать разговорную речь нескольких оккупационных армий еще до того, как они начали оккупировать.
Каковы бы ни были его мотивы, Вратно появился в Загребе 24 марта 1941 года, когда министр иностранных дел Тинзар-Маркович уехал из Берлина в Вену и когда студенты Белградского университета устроили демонстрацию в этом студенческом городке Сербии — жгли немецкие книги и пикетировали все немецкие лекции.
Реакция хорватов в Загребе не могла, конечно, быть радостной — они чувствовали, что сербы собирались поразить всех своим сумасшедшим и открытым неповиновением Германии. Однако Вратно считал, что они упустили самое главное. Не важно, на чьей стороне ты будешь, — с приходом немцев в Югославию только знание немецкого языка могло спасти твою шкуру. А сжигать свои книги было по меньшей мере неблагоразумно.
Поэтому на следующий день мой отец покинул Загреб и уехал в Есенице. Мне представляется, что он путешествовал налегке.
В этот день в Вене был подписан трехсторонний пакт; вероятно, Вратно был уже на дороге в Есенице, когда услышал эту новость. Я уверен, он догадывался, что сербские зелоты не окажут теплого приема Германии. Я уверен, что Вратно, не теряя времени, занялся повторением немецких идиом.
Мне представляется, что он упражнялся в них на протяжении всего пути до Есенице.
На следующую ночь, пока Генеральный штаб революции проводил в Белграде свою последнюю, решающую сессию, Вратно, вероятно, повторял формы неправильных глаголов. Когда маховик наглого государственного переворота уже был запущен и принимались решения о невозможности сопротивления Германии, Вратно взялся за произношение умляутов.
В Белграде было свергнуто коллаборационистское правительство; в 2.30 ночи был арестован премьер-министр Цветкович. Принц Павел был схвачен позже, в поезде в Загребе; он был выслан в Грецию. В Белграде нашлись и герои: полковник-лейтенант Данило Зобенитка, командир танкового корпуса, спасший юного короля Петра; профессор Радой Кнецевич, бывший учитель короля Петра; Илья Трифонович Бирчанин, командир четников
[14]
, стоявших насмерть сербских партизан Первой мировой войны — единственных воинов, как утверждают, которые могли драться с турками.
А мой отец находился уже в Есенице, совершенствуя свое свободное владение универсальными языками и готовясь стать уцелевшим хитрецом.
Девятое наблюдение в зоопарке:
Вторник, 6 июня 1967 @ 3.00 утра
Несколько минут назад у меня появилось настойчивое желание проверить, спят ли слоны. Я уверен, что в то или иное время все слышали, так же как и я, что слоны никогда не спят. Поэтому я решил пойти и посмотреть на слонов, даже рискуя потревожить остальных, наконец-то уснувших, животных — или даже рискуя привлечь к себе внимание ужасного О. Шратта, профессионального бодрствующего. Кроме того, в этом мире не так уж много возможностей проверить мифы. А миф о никогда не спящих слонах — один из тех, который я всегда считал необходимым подвергнуть проверке.
Должен тебе сказать, что я заранее сомневался в правдивости этого мифа. Я надеялся найти в Жилище Толстокожих поле, усеянное глыбами глубоко спящих слонов — лагерь из курганов слонов. Я представлял себе их, сгрудившихся в кучу, ходящих по кругу, как караван повозок колонистов с Дикого Запада — их хоботы наброшены друг на друга, словно это огромные питоны, греющиеся на теплом от солнца валуне.
