— О, черт тебя побери, Графф! — воскликнула она. Потом произнесла: — О, Кефф, — увидев тракториста, который появился из-за громадной двери и так широко распахнул ее, что дверная ручка ударилась о косяк. Удивленный, он продолжал держаться за дверь, не зная, что с ней делать.
— О господи! — воскликнул я.
Но никто не произнес ни слова.
Отрицание животного
Как говорилось в записной книжке:
«Хинли Гоуч ненавидел животных на свободе, так долго и так самозабвенно отрицая животное в себе самом».
Но Кефф был не тем, кто мог бы отрицать животное в себе самом. Во всяком случае, не тогда, когда он тащил мою брыкающуюся Галлен вниз по лестнице к ее тетушке; и не тогда, когда ухватился за конец железного крепежа платформы и зацепил ее за трактор одним мощным Кефф-махом.
Я удерживал равновесие на платформе, пока Кефф вел трактор; железо тонко позвякивало под моими ногами, а край прицепа раскачивался, как на американских горках. Мы карабкались вверх по садовой дороге, и на какое-то время вечер стал казаться светлее — мы захватили конец дневного света, который дольше всего удерживается горами.
Когда мы добрались до верхней точки сада, у самого Санкт-Леонардо, Кефф остановился, ожидая окончательного наступления темноты.
— Ты давно занимаешься пчелами, Кефф? — спросил я.
— Сразу видно, что ты большой умник, — ответил он.
А редкие огни Вайдхофена, бледные, мерцающие огни вдоль реки, подмигивали нам далеко внизу. Свежевыкрашенные белой краской ульи отсвечивали зеленоватым сыром, ульи усеивали сад, словно цыганские кибитки, — они жили своей тайной жизнью.
Кефф ушел в сиденье трактора, согнувшись над ручными рычагами и тормозами, переключением скоростей, измерительными приборами и прочими железками; он развалился, используя громадные колеса, словно подлокотники легкой военной колесницы.
— Уже темно, Кефф, — сказал я ему.
— Будет еще темнее, — отозвался он. — Ты тот, кто должен собирать рои. Разве ты не хочешь, чтобы стало темнее?
— Чтобы пчелы быстрее уснули?
— В том-то вся идея, умник, — сказал Кефф. — Чтобы ты смог подкрасться к улью и закрыть заслонку. Чтобы, когда ты их разбудишь, они не могли бы выбраться наружу.
Поэтому мы прождали до тех пор, пока горные вершины стали почти неразличимы на фоне неба, а луна осталась единственным цветным пятном, и лишь мерцающий Вайдхофен свидетельствовал о том, что под фонарями и лампами не спят люди.
Кефф действовал так: я балансировал на прицепе, и мы двигались между рядами деревьев по одному саду, потом по другому. Он останавливался возле улья, и я легко подкрадывался к нему. В нем имелось небольшое отверстие, размером с почтовую щель в двери. На маленьком выступе снаружи оставалось несколько спящих пчел; я с крайней осторожностью проталкивал их внутрь домика, после чего опускал заслонку, перекрывая им единственный вход и выход.
Когда я поднимал улей, то весь рой просыпался. Они начинали жужжать внутри, они вибрировали в руках, как удаленный электрический ток. Ульи оказались очень тяжелыми; мед протекал между рейками днища, когда я поднимал их на платформу.
— Если ты хоть один уронишь, умник, то он как пить дать разлетится. А если он разлетится, умник, то я уеду и оставлю тебя им на съедение.
Поэтому я не уронил ни единого улья. Когда они оказались на платформе, штук шесть или около того, я оперся на них спиной, чтобы не дать им съехать вниз. Во-первых, они могли наехать на трактор, когда он спускался с насыпи в кювет, потом они могли съехать назад, когда мы выбирались из него.
— Держись, умник, — бросил мне Кефф.
На платформе их уместилось ровно четырнадцать, это был первый ряд. Затем мне пришлось ставить их друг на друга. Когда появился второй ряд, они перестали скатываться с прежней легкостью — слишком большой вес давил на них. Но мне пришлось оставить маленькое пространство на втором ряду, чтобы я мог начать ставить третий. Мне приходилось вставать на улей, держа другой улей в руках. Потом я должен был перебираться по ульям второго ряда, чтобы заполнить всю платформу.
— Достаточно три ряда, а, Кефф? — спросил я.
— Смотри не провались, — отозвался Кефф. — Тогда ты наверняка застрянешь.
— Конечно, застряну, Кефф! — Я представил, как перемазанный медом по самые колени бродяга с шумом вламывается в дом ночью.
Кефф справился с этим; я связывал ульи, а он пересекал дорогу, преодолевая кювет сначала с одной стороны, потом с другой и спускаясь вниз с горы. Он собирал ульи в садах с обеих сторон, однако пересекать дорогу было настоящей проблемой. Нужно было выбраться из одного кювета и спуститься в другой, в то время как платформа накренялась настолько, что второй ряд ульев сдвигался к самому краю. Я связал их, и Кефф быстро справился; потом он заглушил мотор, выключил передние фары, дав всем стонам и хрипам трактора успокоиться и замолкнуть. Затем он стал прислушиваться к машинам на дороге; если услышал бы что-либо, то стал бы ждать.
Да, понадобилось немало времени, чтобы трактор вместе с платформой пересек дорогу, к тому же дорога была слишком извилистой, чтобы полагаться на свет передних фар. Поэтому Кеффу приходилось прислушиваться к звукам машин.
— Это машина, умник?
— Я ничего не слышу, Кефф.
— Послушай, — велел он. — Ты что, хочешь, чтобы тебя опрокинули на дорогу и переехали ульи?
Поэтому я стал прислушиваться. К звуку остывающего коллектора, к жужжанию неуемных пчел.
Меня ужалили только раз. Пчела, которую я попытался смахнуть с выступа внутрь улья и которая не попала туда, а уцепилась за манжет моей рубашки и ужалила меня в запястье. Жгло не сильно, однако все запястье распухло.
До полного третьего ряда нам не хватало четырех или пяти ульев, когда Кефф остановил трактор, чтобы проверить давление колес платформы.
— Я надеюсь, что к этому времени они уже схватили его, умник, — сказал он.
— Кого? — спросил я.
— Твоего дружка-извращенца, умник. Он пробрался, чтобы встретиться с тобой, но он не выберется оттуда.
— Ты слышал только голоса, Кефф. Только мой и Галлен, когда мы разговаривали в комнате.
— О, умник, — усмехнулся он. — В саду остались следы, и все слышали крики. Понял? Так что тебе лучше помолчать, умник.
Он проверил свои покрышки. Сколько воздуха необходимо для того, чтобы удерживать платформу с одной осью, двухколесную, везущую на себе вес не менее чем в несколько тонн меда и пчел?
Кефф наклонился над тем местом, которое я оставил свободным для третьего ряда. Я мог бы сейчас вскочить и спихнуть на него весь третий ряд ульев; я вспрыгнул на второй ряд.
— Что ты делал с этой малышкой Галлен, умник? — Он не смотрел вверх. — Я давно жду, чтобы она как следует подросла. И хоть немного поправилась. — Его согнутая, лишенная шеи голова повернулась ко мне ухмыляющимся лицом. — Что ты тут делаешь? — спросил он. И его ступни двинулись назад под ляжками, как у спринтера, принявшего стойку.
