Я закрыл глаза, теряя голову от запаха восхитительных волос моей Галлен.
Уход за мной
— Ну что ж, — произнес Зигги, — нам повезло, что бедняга Графф вырубился, не то бы он поднял крик, пока я стягивал с него штаны.
— Но вы делали это осторожно, да? — спросила Галлен.
— Разумеется, детка! — ответил Зигги. — Я засунул его в ванну прямо в штанах и проделал всю операцию под водой, — продолжил он. — После чего выпустил воду и оставил его лежать в ванне.
Но мне все еще казалось, будто я под водой, к тому же я ничего не видел. Вокруг меня были твердые, высокие стены, а мои ноги обволакивал ил.
— О, помогите! — прошептал я, но не единый проблеск света не нарушил темноты вокруг.
А Зигги продолжал говорить:
— Потом я смазал полотенца той мазью, что дала мне ваша добрая тетушка, и спеленал его как Иисуса.
— Но где же он сейчас? — спросила Галлен.
— О, где я сейчас? — эхом повторил я.
— В ванне! — воскликнул Зигги, и резкий луч света от дверного проема полоснул по мне.
Я опустил глаза на свои ноги, на полотенца, обвивавшие меня от голеней до живота.
— Спит как сурок, — сказал Зигги.
— Вы не слишком туго спеленали его? — спросила Галлен.
— Мне кажется, что вам хочется взглянуть, — сказал Зигги. — В полотенцах ему легче, чем в одежде.
Их головы маячили над краем ванны, но все остальное оставалось невидимым — как если бы они стояли на полу на коленях, ибо их подбородки едва доходили до края.
— Встаньте! — заорал я. — Почему вы там прячетесь?
— О господи! — воскликнула Галлен.
— Совсем спятил, — сказал ей Зигги.
«Это чудовище ванной», — подумал я. Но вслух потребовал:
— Вытащите меня отсюда!
— Господи, Графф, — отозвался Зигги и потом пояснил Галлен: — Он тронулся умом. Ему нужно хорошенько выспаться.
Затем я наблюдал, как их тени склонились и словно приклеились к потолку и верхней части стены; они двигались по диагонали к дверному проему. Их тени становились все кривее и больше.
— Господи! — воскликнул я.
— Храни его Господь, — произнес Зигги, и они вышли из ванной комнаты.
Хотя не так уж тут и темно — вокруг меня были стены ванной, прохладные и гладкие на ощупь, и я мог ухватиться за край ванны обеими руками и подтянуть себя, если бы собрался выбраться наружу, — к тому же я все равно закрыл глаза.
Я настороженно заметался глазами по комнате, когда дверной проем высветился снова и со стены на потолок метнулась тень: став меньше, она перескочила на другую стену в тот самый момент, когда в дверном проеме пропал свет.
— Я вижу тебя, — сказал я тени. — Я знаю, что ты здесь, черт бы тебя побрал!
— Тихо, Графф, — прошептала Галлен.
— Хорошо, — согласился я, вслушиваясь, как она подходит все ближе; ее голос звучал так, как если бы она находилась под ванной. Затем я ощутил на своей руке касание ее шелковой блузки. — Привет, Галлен, — сказал я.
— Как вы себя чувствуете, Графф?
— Я вас не вижу, — ответил я.
— Это хорошо, — сказала она. — Потому что я пришла сменить ваши повязки и перевязать вас как следует.
— О, но это мог бы сделать Зигги!
— Он бинтует слишком туго.
— Но я чувствую себя прекрасно.
— Вряд ли. Я сейчас сниму с вас старые полотенца и наложу настоящие бинты.
— Как мило, что вы здесь служите, — заметил я, и край ее косы коснулся моей груди.
— Ш-ш-ш, — велела мне она.
— Почему вы так далеко от меня внизу, Галлен?
— Да я ведь над вами, дурачок, — ответила она.
— Должно быть, это очень глубокая ванна.
— Она на подставке, поэтому так кажется.
Затем я почувствовал, как ее руки нашли мою грудь и легко заскользили по моим бедрам.
— Выгните спину, Графф.
Одно полотенце было размотано, так осторожно, что ее руки ни разу не коснулись меня.
— Еще раз, — потребовала она, и я снова выгнул спину для другого полотенца; теперь я ощутил себя голым до колен в холодной ванне. Когда она наклонилась, чтобы взять меня за пальцы ног, ее коса упала мне на колени.
— Мне щекотно от волос, — сказал я.
— Где?
— Щекотно, — повторил я, хватая косу обеими руками. Я прошелся косой по себе, и она потянула ее обратно.
— Прекратите, Графф.
— Я хочу видеть ваш затылок, — сказал я.
Она разматывала полотенца на моих лодыжках, и, когда дошла до места, где они прилипли к ожогам, ее движения стали очень медленными; слои полотенца слиплись и затвердели.
— Куда вы спрятали свою косу? — спросил я.
— Пусть вас это не волнует, — сказала она.
Теперь уже все полотенца были размотаны.
— Вы что, видите в темноте, Галлен?
— Нет, не вижу!
— Если бы вы могли видеть, то вы бы увидели меня…
— Еще бы!
— …розового и волосатого, как обезьяний детеныш.
— Очень трогательно, — фыркнула она. — Перестаньте.
Но я сумел высунуться из ванны и найти ее голову, сунуть руку ей под подбородок, скользнуть пальцами по горлу до того места, где она спрятала в блузку косу.
— Я хочу увидеть вашу шею сзади, — повторил я.
Сейчас она накладывала мне новую повязку, проворно и легко оборачивая меня марлей. Она перевязала только лодыжки, не пеленая мне ноги вместе, как это сделал Зигги.
— У меня есть чистое полотенце, чтобы вас прикрыть, — сказала она.
— Это полотенце чудовища?
— Выгнитесь, — велела она и обернула его вокруг меня так проворно, что меня словно обдало дуновением сквозняка.
— А теперь включите свет, — попросил я.
— Я не должна быть здесь, Графф, — сказала она. — Моя тетушка думает, что я взбиваю постели.
— Я только взгляну на вашу шею сзади, Галлен, — попросил я.
— И вы не будете меня хватать?
— Ну что вы!
— И сдергивать с себя полотенце?
— Разумеется, нет!
— Тетушка мне рассказывала, что какой-то мужчина так и поступил — в коридоре. Снял с себя полотенце прямо у нее на глазах.
Затем она приоткрыла дверь, впуская к нам яркий свет, потом наклонилась ко мне. Я прижал ее лицо к своим плечам и поднял ее тяжелую косу; я отвел вниз ее уши, продолжая смотреть.
