— Знаешь, что я тебе скажу, Уолли? — Уоррен Титус открыл перед ними дверцу фургона. — Это не от пьянки. От него сейчас не пахнет.
— Это что-то другое, Уолли, — кивнул Берт Санборн.
— А ты кто? — Сениор уставился на Гомера.
— Гомер Бур, мистер Уортингтон, — ответил Гомер.
— Мистер Уортингтон, — повторил Сениор.
Минут пять они ехали в полном молчании, и вдруг Сениор закричал:
— Заткнитесь все!
Олив встречала их на подъездной дороге. На Сениора она даже не взглянула и обратилась к Уолли:
— Уж не знаю, что он пил сегодня утром, но точно не водку. От него не пахло. Я бы не разрешила ему взять машину, если бы он пил.
— Кажется, выпивка тут ни при чем, мама, — сказал Уолли.
С помощью Гомера он отвел Сениора в спальню, снял с него ботинки и уговорил лечь в постель.
— А знаешь, я как-то раз трахнул Милли, — сказал Сениор сыну.
— Да, папа, конечно, — отозвался Уолли.
— Я трахнул Милли, трахнул Милли! — повторил Сениор.
Чтобы отвлечь отца, Уолли стал читать ему шуточные стишки. Когда-то Сениор знал их уйму и выучил им Уолли, но теперь с трудом вспоминал, хотя Уолли читал медленно, строчку за строчкой.
— Папа, помнишь про герцогиню Кентскую? — спросил Уолли отца.
— Конечно, — кивнул Сениор, но не сказал больше ни слова.
— «Бедняжка герцогиня Кентская… — начал Уолли, но Сениор не подхватил, и Уолли продолжил: — Дыра у нее слишком тесная».
— Тесная, — повторил Сениор.
Уолли еще раз продекламировал первые две строчки:
Бедняжка герцогиня Кентская,
Дыра у нее слишком тесная.
— Слишком тесная! — крикнул Сениор. И пропел дальше:
Красотка слезами заливается:
«Без кувалды не получается».
О Боже, подумал Гомер. Сениор озадаченно молчал. Они посидели с ним еще немного и ушли, когда им показалось, что он заснул.
Внизу Гомер сказал Олив и Уолли, что, по его мнению, у Сениора какое-то неврологическое заболевание.
— Неврологическое? — переспросила Олив.
— Как это? — удивился Уолли.
Наверху Сениор опять закричал:
— Слишком тесная!
У Гомера тоже была привычка повторять последнее слово, но тут был явно особенный случай, и в письме к д-ру Кедру он прежде всего упомянул этот симптом. «Сениор все время повторяет концы фраз», — писал Гомер и прибавил еще, что отец Уолли забывает названия самых простых вещей; на днях не смог попросить сигарету — словно онемел, показывая на нагрудный карман сына. «Как будто слово „сигарета“ напрочь выскочило у него из головы, — писал Гомер. — А во время последней поездки по магазинам Сениор не мог открыть защелку на бардачке машины. И еще у него появилась странная манера снимать с себя пушинки. Такое впечатление, что ему кажется, будто на нем плохо почищенный пиджак».
Олив Уортингтон сказала Гомеру, что их семейный врач, старикашка еще древнее д-ра Кедра, твердо уверен, что все странности Сениора «исключительно алкогольного происхождения».
— Док Перкинс уже совсем старый, мама, ему пора на покой, — заметил Уолли.
— Док Перкинс знает, что говорит, — ответила Олив. — Он помог тебе появиться на свет.
— Готов поспорить, это была нетрудная работа, — весело отозвался Уолли.
«Не сомневаюсь», — подумал Гомер. Ему казалось, что Уолли в этой жизни все достается легко, безо всяких усилий. Не за счет других, что было бы дурно, а само собой и как бы по праву. Словно он принц штата Мэн, будущий король Новой Англии и рожден, чтобы всегда быть первым.
Ответное письмо д-ра Кедра было таким важным, что Гомер тут же отнес его миссис Уортингтон.
«Гомер, то, что ты мне описал, очень похоже на прогрессирующее органическое поражение мозга, — писал д-р Кедр. — Для почтенного возраста, в каком находится мистер Уортингтон, выбор диагнозов не так уж велик, и я почти уверен, что у него болезнь Альцгеймера — разновидность старческого слабоумия. Это довольно редкое заболевание, я читал о нем в „Медицинском журнале Новой Англии“. Один из симптомов болезни — постоянное стряхивание с одежды воображаемых соринок, невропатологи называют это явление карфологией. По мере того как состояние больного ухудшается, что неминуемо при болезни Альцгеймера, он начинает повторять, как эхо, окончания фраз, которые слышит. Для этого тоже есть термин — эхолалия. А неспособность назвать даже самые обычные предметы, например сигареты, вызвана утратой способности узнавать их. То, что он не мог открыть бардачок в машине, то есть разучился совершать привычные действия, тоже типично для этой болезни и носит название „апраксия“. Ты обязательно должен убедить миссис Уортингтон показать мужа невропатологу. Я точно знаю, что по крайней мере один такой врач в Мэне есть. Но конечно, это всего лишь мое предположение».
— Болезнь Альцгеймера? — удивилась Олив.
— Ты хочешь сказать, что отец серьезно болен? — спросил Уолли.
Всю дорогу к невропатологу Уолли проплакал.
— Прости меня, папа, — говорил он отцу. Но Сениор даже казался довольным.
Невропатолог подтвердил диагноз д-ра Кедра, и Сениор Уортингтон возликовал.
— Я болен! — повторял он гордо и чуть ли не счастливо, как будто ему объявили, что он выздоровел, хотя на самом деле болезнь была неизлечима. — Я болен! — восклицал Сениор и радовался, как ребенок.
У него стало так легко на душе, правда совсем ненадолго. Значит, он не простой пьяница! И у Олив точно гора с плеч свалилась. Она плакала на плече у сына; а Гомера крепко обняла. И поцеловала — никто, кроме сестры Анджелы и сестры Эдны, так его не обнимал. Миссис Уортингтон снова и снова повторяла слова благодарности: для нее случившееся имело огромный смысл. Мужа она давно разлюбила — если вообще любила когда-нибудь, — но теперь снова могла уважать его и была бесконечно благодарна Гомеру и д-ру Кедру за то, что они вернули Сениору чувство собственного достоинства, а вместе с ним и уважение жены.
Умиротворенный Сениор покинул этот мир в конце лета, незадолго до сбора урожая. Близкие не очень о нем скорбели — чувство облегчения пересилило горечь утраты. Все давно уже знали, что Сениор Уортингтон умирает, но то, что он все-таки сумел умереть достойно — как сказал Берт Санборн, «от достойной болезни», — оказалось для всех приятной неожиданностью.
Обитатели обоих городков никак не могли понять, что еще за «Альцгеймер» унес в могилу Уортингтона-старшего. В сороковые годы на побережье Мэна слов таких слыхом не слыхивали. Особенно недоумевали работники «Океанских далей», но Рей Кендел разрешил общее недоразумение.
— Сениора сокрушил «Палец Геймера», — как-то раз объявил он.
Палец Геймера! Ну, теперь все ясно.
