Дождь лил и лил, ветер с океана дул так сильно, что чаек относило далеко от побережья. На ферме «Йорк» они разбудили Мелони своим гвалтом, а в «Океанских далях» сгрудились на жестяной крыше дома сидра. В доме кипела работа — уборка, чистка и покраска.
Грейс Линч, как всегда, досталось самое противное дело — чистить огромный чан для сидра. Она ползала внутри него на коленках, скребла стенки и дно, и в гулком звуке ее движений было что-то по-животному скрытное — будто зверь, таясь, устраивал себе берлогу или ворочал в норе добычу. Злюка Хайд собирался уходить, по словам его жены Флоренс, на «очередную пустопорожнюю прогулку». Он обнаружил, что приводной ремень на транспортере ослаб, и решил отвезти его к Рею Кенделу, авось тот что-нибудь придумает.
— Что, интересно, Рей может придумать? — спросила Флоренс. — Закажет новый или отрежет кусок от старого?
— Наверное, — пожал плечами Злюка.
— И зачем тебе вообще сегодня транспортер?
— Я только отвезу Рею ремень, и все! — обиделся Злюка.
— Тебе лишь бы поменьше работать, — бросила Флоренс, но Злюка уже вышел на улицу и зашлепал под дождем к машине; забираясь в фургон, он улыбнулся и подмигнул Гомеру.
— Ну и ленивец этот мой муж! — весело сказала Флоренс.
— Иногда это даже лучше, — заметила Айрин Титком, и все невольно взглянули в сторону чана, где лихорадочно скреблась Грейс Линч.
Айрин и Флоренс, как самые дотошные и аккуратные, красили оконные рамы и переплеты в спальне дома сидра, а Гомеру, Толстухе Дот Тафт и младшей сестре Дот Дебре Петтигрю работа досталась не такая ответственная — они широкими, размашистыми мазками красили кухню.
— Вы меня не стесняйтесь, — сказала Толстуха Дот Дебре и Гомеру. — Я же не дуэнья какая-нибудь. Так что занимайтесь чем хотите.
Эти слова смутили Дебру, а Гомер, сконфузившись, улыбнулся. «Смешно! — подумал он. — Сходишь на свидание, поцелуешь девушку, раз-другой обнимешь — и все уже считают, что ты только о ней и думаешь». Хотя Дебра Петтигрю стояла рядом и красила ту же стену, мысли Гомера почему-то гораздо чаще обращались к скребущей чан Грейс Линч. Он дошел до выключателя около кухонной двери и посоветовался с Толстухой Дот, что лучше — покрасить вокруг выключателя самому или дождаться Флоренс и Айрин — у них кисточки тонкие, получится аккуратно.
— Да крась прямо поверх выключателя, — сказала Толстуха Дот. — Мы всегда так делаем. Нужно просто освежить краску. Мы тут не картины рисуем!
Рядом с выключателем на стене висел пришпиленный кнопкой листок бумаги, буквы на нем выцвели от солнца — на кухонных окнах не было занавесок. Гомеру показалось, что это какой-то список; внизу от листка был оторван кусок, значит, подумал Гомер, список старый и никому не нужен. Он вытащил кнопку из стены и хотел уже смять его и бросить в мусорную корзину, как вдруг обратил внимание на верхнюю строчку. И прочитал:
«ПРАВИЛА ДОМА СИДРА»
Это еще что? — изумился он и стал читать дальше. Правила были пронумерованы.
1. Пожалуйста, не работайте на прессе и дробилке, если вы пили.
2. Пожалуйста, не курите в постели и не зажигайте свечей.
3. Пожалуйста, не залезайте на крышу, если вы пили, — особенно ночью.
4. Пожалуйста, стирайте фильтрующие холсты сразу же после использования.
5. Пожалуйста, снимайте вращающуюся решетку сразу после отжима и промывайте дочиста водой из шланга. Пока жмых не засох.
6. Пожалуйста, не носите с собой на крышу бутылки.
7. Пожалуйста, даже если вы выпили и вам очень жарко, не ходите спать в холодильную камеру.
8. Пожалуйста, сдавайте список покупок старшему к семи часам утра.
9. На крыше не должно быть больше шести человек одновременно.
Наверняка были еще правила, но низ листка был оторван, и Гомеру они остались неизвестны. Он протянул бумагу Толстухе Дот и спросил Дебру Петтигрю:
— Почему там столько написано про крышу?
— С крыши видно океан, — ответила Дебра.
— И не только, — сказала Толстуха Дот. — Ночью оттуда видно чертово колесо и огни аттракционов.
— Здорово, — вздохнул Гомер.
— По мне так ничего особенного, — пожала плечами Толстуха Дот, — а вот черные любят смотреть на огоньки.
— Они иногда целые ночи просиживают на крыше, — добавила Дебра.
— А потом напиваются и падают вниз, — крикнула из спального крыла Флоренс Хайд.
— И еще бьют бутылки и режутся, — подхватила Айрин Титком.
— Но все-таки не каждую ночь, — возразила Толстуха Дот.
— Однажды ночью один так напился и так упарился на прессе, что пошел спать в холодильную камеру. А проснулся с воспалением легких, — сказала Дебра Петтигрю.
— Нельзя просто так «проснуться с воспалением легких», — сказал Гомер. — Болезнь начинается гораздо сложнее.
— Извини, пожалуйста, — сердито буркнула Дебра.
— На эти правила никто не обращает внимания, — сказала Толстуха Дот. — Олив их каждый год вывешивает, но никто их не читает.
— Эти сезонные рабочие все равно как дети, — сказала Флоренс Хайд. — Если б Олив не покупала им еду, они бы умерли с голоду.
— Совсем не умеют организовать свою жизнь, — добавила Айрин Титком.
— Помню, у одного как-то рука попала в дробилку, — сказала Дот Тафт. — Не просто кисть — вся рука.
— Кошмар, — поежилась Дебра Петтигрю.
— Да, кошмар, во что превратилась его рука, — кивнула Флоренс Хайд.
— Сколько швов наложили? — спросил Гомер.
— Знаешь, а ты ужасно любопытный, — проговорила Дебра Петтигрю.
— Но они же никому, кроме себя, вреда не делают, — философски заметила Айрин Титком. — Ну хватил лишнего, ну свалился с крыши… Никто пока что не умирал, правда?
— Пока нет, — сказала вдруг Грейс Линч. Она редко вступала в общий разговор, и теперь ее резкий, тонкий голос, усиленный пространством огромного чана, прозвучал так гулко и странно, что все замолчали.
Работа продолжалась. Вскоре приехал в зеленом фургоне Уолли; вместе с ним из машины вышла Лиз Тоуби с ведерком и кистью. Уолли спросил, хватает ли кистей и краски и не нужно ли чего-нибудь еще.
— Всего лишь твой поцелуй, красавчик, — отозвалась Флоренс Хайд.
— Свози нас в кино, — подхватила Толстуха Дот.
— Сделай мне предложение! — крикнула Айрин Титком.
Уолли уехал под общий смех. Время было почти обеденное. Лиз-Пиз явно опоздала, хотя обычно приезжала с Эрбом Фаулером более или менее вовремя. В это утро вид у Лиз был особенно надутый, и какое-то время никто не решался с ней заговорить.
— Даже если у тебя месячные, поздороваться все равно могла бы, — сказала наконец Толстуха Дот.
