Тут ей на глаза попалась анкета попечительского совета пятнадцатилетней давности. Бумага сделалась ломкой, снимать пришлось осторожно. Мелони читала вопросы, и в глазах у нее поплыло. Бросила щетку с лезвием в умывальник, потом сунула в аптечку, вынула. Ее стало мутить, вырвало в унитаз и, она дважды спустила воду.
Мелони долго была в туалетной, когда спустилась вниз, Гомер ждал ее в кухне один. За то время настроение у нее сменилось несколько раз, и она сумела разобраться в чувствах, вызываемых у нее этим новым Гомером и его жизнью, которую она иначе как гнусной не назвала бы. Конечно, ей, наверное, доставила удовольствие общая неловкость, которую вызвало ее появление. Но сейчас, спустившись на кухню, она чувствовала не злорадство, а горькое разочарование, более сильное, чем ненависть; и это разочарование поселило в ее душе столь же сильную скорбь.
— Я думала, из тебя выйдет что-то путное. А ты трахаешь жену бедного калеки и зовешь родного сына приемышем! — вырвалось у Мелони. — И это ты, Гомер. Ты ведь сам сирота!
— Это не совсем так… — начал было оправдываться Гомер, но она замотала своей огромной головой и отвернулась от него.
— Я не слепая, — продолжала она. — Меня не обманешь. Я вижу, в каком ты дерьме. Обычное мещанское дерьмо богатеньких. Неверность и обман и ложь детям. И это, Гомер, ты!!!
Она вынула руки из карманов джинсов, сцепила за спиной пальцы, расцепила и снова сунула руки в карманы.
И при каждом ее движении Гомер вздрагивал, ожидая, что Мелони ударит его.
Гомер все эти годы ждал, что Мелони когда-нибудь явится и учинит над ним физическую расправу. Он знал ее агрессивность. Но такого нападения не предвидел. Он был всегда уверен, что, если они встретятся, силы их будут равны. Но сейчас понял, ему с Мелони не тягаться.
— Ты думаешь, я очень счастлива, что смутила твой покой? — не замолкала Мелони. — Думаешь, я все время тебя искала, чтобы тебе насолить?
— Я не знал, что ты меня ищешь, — сказал Гомер.
— Оказывается, я очень в тебе ошибалась, — сказала Мелони. И Гомер вынужден был признаться, что он тоже ошибался в ней. — Я всегда думала, что ты будешь как старик.
— Как Кедр?
— Конечно, как Кедр! — стегала его словами Мелони. — Я думала, ты будешь сеять добро. Как этот наш праведник с задранным носом.
— Я совсем не таким вижу Кедра, — сказал Гомер.
— Не смей мне возражать! — крикнула Мелони, и из глаз у нее хлынули слезы. — Да, ты умеешь задирать нос, тут я не ошиблась. Но ты не сеешь добро. Ты просто хмырь! Ты спал с бабой, от которой должен был держаться подальше. А потом сочинил эту ложь для родного сына. Сеятель добра! Герой! На моем языке это называется подлость!
С этими словами Мелони ушла. Не простилась, не заговорила о работе, не дала возможности расспросить ее, как она эти годы жила и что с ней сейчас.
Гомер поднялся в ванную. Его затошнило, стало рвать. Он наполнил умывальник холодной водой и сунул туда голову. Но болезненные удары в висках не прекращались. Сто семьдесят пять фунтов неопровержимой правды шарахнули его по лицу, в грудь, лишили дыхания. Во рту отдавало рвотой, он хотел вычистить зубы и порезал руку о лезвие бритвы, всаженное в щетку. Всю верхнюю часть тела словно парализовало — так Уолли, наверное, ощущал свою нижнюю часть. Протянув руки за полотенцем, он увидел: исчезла незаполненная анкета попечительского совета. Гомер представил себе, что может ответить на эти вопросы Мелони, и жалость к себе сменилась страхом за приют. Он сейчас же позвонил туда трубку взяла сестра Эдна.
— Ой, Гомер! — обрадовалась она, услыхав его голос.
— У меня важное дело, — сказал он. — Я видел Мелони
— Мелони! — не веря ушам воскликнула сестра Эдна. — Миссис Гроган умрет от счастья.
— У Мелони анкета совета попечителей, — сказал Гомер. — Пожалуйста, передай это доктору Кедру. Не очень-то приятная новость. Тот давний вопросник, составленный советом.
— Боже мой! — сестра Эдна опустилась с небес на землю.
— Скорее всего, она его не заполнит. Но он у нее, на нем адрес, куда посылать. А я даже не знаю, где она. Откуда явилась, куда уехала.
— Она замужем? Счастлива? — спрашивала сестра Эдна.
Господи помилуй, только и подумал Гомер. Сестра Эдна всегда громко кричала в трубку; она была уже совсем старая и, как видно, оценивала возможности телефона только по дням плохой слышимости.
— Передай доктору Кедру, что у Мелони анкета. Он должен об этом знать, — сказал он.
— Да, да! — кричала сестра Эдна. — А она счастлива?
— По-моему, нет.
— О Боже!
— А я думал, она останется на ужин, — сказал Уолли, раскладывая по тарелкам куски жареной рыбы-меча.
— А я думал, ей нужна работа, — сказал Анджел.
— Что она делает? — спросил Уолли.
— Раз нанимается сборщицей яблок, думаю, ничего другого не умеет, — ответила Кенди.
— По-моему, в работе она не нуждается, — сказал Гомер.
— Она просто пришла посмотреть на тебя, — сказал Анджел. Уолли рассмеялся: Анджел ему рассказал, что Мелони была когда-то подружкой Гомера, это было очень забавно.
— Клянусь, малыш, что отец еще не рассказывал тебе о Дебре Петтигрю, — подмигнул Уолли Анджелу.
— Перестань, Уолли, это было несерьезно, — вмешалась Кенди.
— Ты что-то еще от меня скрыл? — Анджел погрозил отцу пальцем.
— Да, — признался Гомер. — Но с Деброй у меня ничего серьезного не было.
— Мы устраивали с твоим отцом парные свидания. Твой старик обычно располагался на заднем сиденье.
— Прекрати сейчас же, — рассердилась Кенди, положив так много спаржи Анджелу и Гомеру, что им с Уолли ничего не осталось, и пришлось теперь перекладывать из тарелки в тарелку.
— Видел бы ты отца первый раз на киноплощадке! Он никак не мог понять, зачем это смотрят кино из машины.
— Может, и Анджел еще этого не знает, — сказала Кенди.
— Конечно, знаю, — рассмеялся Анджел.
— Конечно, он знает, — подхватил смех Уолли.
— Только бедуины не знают. — Гомер силился попасть в тон.
После ужина он с Кенди мыл посуду: Анджел с Питом Хайдом отправились прокатиться по садам. У них после ужина была такая игра — успеть объехать засветло все сады; в темноте Гомер ездить не разрешал.
А Уолли любил на закате посидеть возле бассейна. Гомер и Кенди видели в окно кухни, как он сидит в кресле-каталке, задрав голову, точно разглядывает небо. Он следил за ястребом, парившим прямо над Петушиным Гребнем, вокруг него вились, докучая ему, мелкие птахи, с опасностью для жизни отгоняя его от своих гнезд.
— Пришло время все ему сказать, — проговорил тихо Гомер.
