— Понятно.
Скорее всего, когда-то Кетчум уже проделал такой трюк с матерью Дэнни. Это было для него проще, чем учиться читать. Как Кетчум называл это чтение вслух? «Разогревом»? (На самом деле слово это ввел в обиход не Кетчум, а повар. Он-то и рассказал сыну эту забавную историю.)
— Псевдоним, — задумчиво повторил Кетчум. — А вроде есть еще одно слово. Иностранное. Французское вроде.
— Ном-де-плюм, — подсказал Дэнни.
— Правильно! — подхватил Кетчум. — Ном-де-плюм. Вот что тебе надо, чтобы себя обезопасить.
— Надеюсь, ты не станешь ошарашивать меня своими предложениями.
— Ты у нас писатель. Сам и придумаешь, — отмахнулся Кетчум. — А вообще, к имени Дэниел отлично подошла бы фамилия Кетчум. Как тебе? Великолепная фамилия. Напоминает старые добрые времена в округе Коос.
— Я подумаю, — лаконично ответил Дэнни.
— Уверен, ты придумаешь и получше.
— Ты мне вот что скажи. Если бы моя мать не погибла в ту ночь на реке, с кем бы из вас она осталась? С тобой или с отцом? Пойми, Кетчум, я не могу говорить с ним о таких вещах.
— Черт тебя подери! — заорал в трубку Кетчум. — Я слышал, ты как-то назвал свою жену «свободной душой». По-моему, Кэти была бессовестной душой, политической штучкой, долбаной анархисткой и женщиной с холодным сердцем. Впрочем, тебе лучше знать. Но Рози была настоящей свободной душой! Она бы никогда не оставила никого из нас. Никогда! Твоя мама, Дэнни, была настоящей свободной душой. Настолько свободной, что вам, нынешней молодежи, это и не снилось!
Кетчум проглотил слюну.
— Черт тебя подери! — снова заорал он. — Иногда ты задаешь тупейшие вопросы, как будто ты зеленый юнец с первого курса, не умеющий толком водить машину. Или хуже того, двенадцатилетний мальчишка, которого мы с отцом и Джейн всегда легко могли одурачить. Поговори с отцом, Дэнни. Поговори…
В трубке раздался щелчок, сменившийся длинным гудком. Кетчум разорвал соединение, оставив молодого писателя наедине с его мыслями.
Глава 6. В середине событий
Как уже говорилось, лифта в их доме на Уэсли-плейс не было. Телефон был, но по причинам, противоречащим логике, аппарат находился в спальне, с той стороны кровати, где спала Кармелла. За все годы, что Дэнни учился в Эксетере, а потом в университете, повару хотелось самому ответить на звонок. Он надеялся услышать голос Дэниела, а не какие-нибудь ужасные новости о сыне. (Но чаще всего это был Кетчум.)
Кармелла однажды посетовала Дэнни: он мог бы и почаще звонить домой.
— Телефон мы поставили только из-за тебя, и твой отец постоянно напоминает мне об этом!
Довод подействовал, и с тех пор Дэнни звонил им чаще.
— Не переставить ли нам телефон на мою тумбочку? — как-то спросил Доминик. — Думаю, ты не очень-то хочешь разговаривать с Кетчумом. А если это Дэнни или, хуже того, дурные вести о нем…
Кармелла не позволила ему договорить.
— Если это дурные новости о Дэнни, я должна услышать их первой. Тогда я обниму тебя за плечи и расскажу… как ты мне тогда.
— Кармелла, но это же глупо, — морщился повар.
Глупо или нет, однако аппарат так и продолжал стоять на тумбочке Кармеллы. Всякий раз, когда звонил Кетчум и оператор спрашивал, согласен ли абонент оплатить разговор, она соглашалась и говорила:
— Здравствуйте, мистер Кетчум. Когда же я вас увижу? Мне бы очень хотелось с вами познакомиться.
Кетчум не был особо разговорчивым, во всяком случае с нею. Вскоре Кармелла передавала трубку повару:
— Гамба, это тебя.
Но весной шестьдесят седьмого года, когда Доминик и Кармелла оба переживали за Дэнни (конечно, мальчик заслуживал лучшей жены, а не этой стервы Кэти), звонков с севера было больше, чем обычно. В основном они касались наблюдений за Карлом и возможной угрозы со стороны Ковбоя. Позвонив Дэнни, Кетчум сразу позвонил и своему старому другу. Кармелла привычно спросила, когда же она увидит знаменитого сплавщика. Ответ Кетчума напугал ее:
— Не знаю, захотите ли вы вообще меня видеть. Лучше нам не встречаться.
У Кармеллы похолодела спина. Она и так была огорчена событиями нынешней весны. А тут еще эти пугающие слова мистера Кетчума. Кармелла искренне желала, чтобы уход Кэти принес Дэнни такое же облегчение, как и ей. Одно дело расстаться с мужчиной (это Кармелла понимала). Но чтобы мать бросила собственного ребенка? Это был явный грех. И все же вдова дель Пополо радовалась ее уходу. Вряд ли малышу было бы лучше, если бы она осталась. Ну какая мать из этой сумасбродной женщины? Кармелла и Доминик сразу же невзлюбили Кэти Каллахан. Среди посетительниц «Vicino di Napoli» хватало похожих на нее.
— От нее пахнет деньгами, — сказала повару Кармелла, впервые увидев его невестку.
— Не совсем так. Это под нею пахнет деньгами, — отозвался повар.
Он хотел сказать, что деньги семьи Кэти были для этой взбалмошной особы чем-то вроде ограждающей сетки. Она могла вести себя как вздумается, поскольку знала: родительские денежки не дадут ей упасть. Доминик разделял мнение Кетчума: Кэти только строит из себя свободную душу. Дэнни не понимал отца. Ему думалось, что повар недолюбливает Кэти из-за ее сходства с Рози (его свободолюбивой матерью, не обремененной супружеской верностью). Однако Доминик и Кетчум взъелись на Кэти как раз из-за того, что она была совершенно не похожа на Рози Калоджеро (ее взгляды тут были ни при чем).
Да и кто она такая, эта Кэти? Вертихвостка-отступница со «страховочной подушкой», набитой деньгами. Кетчум назвал ее «обыкновенной курвой». А вот Рози любила и его, и повара. Она оказалась в ловушке, потому что искренне любила их обоих. И они тоже попали в ловушку. Да можно ли вообще сравнивать Кэти с Рози? Эта шлюха Каллахан трахалась с кем попало. Она руководствовалась высшим политическим смыслом и потому думала, что находится вне таких заурядных понятий, как брак и материнство.
Кармелла понимала, как мучительно Доминику видеть отношение сына к покойной матери. Дэнни считал, что Рози была ничем не лучше его Кэти. Доминик очень подробно объяснил Кармелле эту «любовь втроем», но она была вынуждена признаться, что поняла немногим больше, чем Дэнни. Вдова дель Пополо еще могла понять причину возникновения «треугольника», но не длительность его существования. И она здорово сердилась на своего дорогого Гамбу за то, что он раньше не рассказал сыну о Рози. Дэнни был достаточно взрослым, лучше бы он узнал об этой истории от отца, а не от случайно проболтавшегося Кетчума.
Ранним утром (почти ночью), когда Дэнни позвонил, трубку, естественно, тоже взяла Кармелла.
— Секондо! — воскликнула она, услышав его голос.
Это было прозвищем Дэнни во времена его работы в «Vicino di Napoli». Первым его так назвал старик Полкари. Секондо Анджело, буквально — «второй Эйнджел».
