— Объясни мне свои доводы, — попросил Дэнни.
— Если Карл уж очень сильно ее достанет, тогда Пам ему все расскажет. Разве ты сам не понимаешь? — удивился Кетчум. — Это единственный способ ему досадить. Все эти годы он не переставал думать о вас с отцом. И все эти годы Карл считал, что Джейн убил он. Он просто не мог этого вспомнить! Думаю, он свихнулся на воспоминаниях. Представляешь? Он верил, что убил Джейн, но напрочь забыл, как и при каких обстоятельствах.
Будь Ковбой не таким зверем, он бы, глядишь, и обрадовался своей невиновности в гибели Джейн. И будь сама Норма Шесть помягче, возможно, у нее не появилось бы искушения превратить известные ей сведения в оружие. (Конечно, она могла выболтать Карлу правду, случайно или от его рукоприкладства.) Кетчум не верил, что в бывшем шерифе вдруг проснутся человеческие качества, к тому же он хорошо знал, какую жизнь вела Норма Шесть. (Он и сам вел такую жизнь, и в этой жизни не было места сантиментам.) А Ковбой одуревал от попыток вспомнить, и не потому, что верил, будто это он убил Джейн. Карл не испытывал вины, и вовсе не сам факт убийства сводил его с ума. Его мучила невозможность вспомнить сам момент убийства. По мнению Кетчума, бывший констебль наслаждался бы такими воспоминаниями.
Невозможность вспомнить и явилась причиной, заставившей Карла бросить пить. Несколько лет назад, когда Кетчум впервые сообщил Дэнни и повару, что «в округе Коос завелся новый трезвенник», отец и сын громко хохотали. Нет, они даже выли от смеха.
— Стряпуну нужно сваливать из Бостона. Это первое, — продолжал разговор Кетчум. — Второе — ему нужно сменить фамилию дель Пополо. Я ему тоже позвоню, но и ты должен сказать ему, Дэнни. Твой отец не всегда меня слушает.
— Кетчум, ты считаешь, что Пам рано или поздно обязательно все расскажет Карлу?
— Да, Дэнни. Это непременно. А Карл непременно изобьет Норму Шесть до полусмерти.
— Боже мой! — вдруг воскликнул Дэнни. — Слушай, а чем же ты занимался с моей матерью вместо уроков чтения?
— Спроси у отца, Дэнни. Не мое дело тебе это рассказывать.
— Так ты спал с нею?
— Пожалуйста, поговори с отцом.
Дэнни не помнил, чтобы Кетчум когда-либо произносил слово «пожалуйста».
— Мой отец знает, что ты спал с ней? — спросил Дэнни.
— Христозапор! — рявкнул в трубку Кетчум. — А как ты думаешь, с чего твой отец чуть не снес мне половину головы своей проклятой сковородкой?
— Как ты сказал?
— Перебрал я сегодня, — пробормотал Кетчум. — Не слушай моей болтовни.
— А я всегда думал, что это Карл ударил тебя дулом своего кольта.
— Ха-ха! Если бы Ковбой ударил меня своей пушкой, я бы прибил его на месте! — загремел сплавщик.
Слушая его слова, Дэнни понимал: Кетчум не врет. Он бы никому, кроме Доминика, не простил такого удара по голове.
— Я увидел свет в столовке, — начал Кетчум, и голос его вдруг стал совсем слабым. — Твои родители о чем-то говорили. В те дни они оба изрядно выпивали. Я открыл внутреннюю дверь и вошел. Я же не знал, что как раз в тот вечер твоя мама расскажет твоему отцу о нас с нею.
— Теперь понимаю, — сказал Дэнни.
— Ничего ты не понимаешь. Поговори с отцом, — повторил Кетчум.
— А Джейн знала?
— Индианка знала все.
— Кетчум, а мой отец знает, что ты не научился читать?
— Я сейчас стараюсь научиться, — сказал в свое оправдание Кетчум. — Думаю, эта учительница меня научит. Она обещала.
— Так отец знает, что ты не умеешь читать? — спросил молодой писатель у давнишнего отцовского друга.
— Кому-то из нас придется ему сказать. По-моему, Стряпун думает, что кое-чему Рози меня научила.
— Ты поэтому мне звонишь? И когда ты написал: «Кое-что случилось», это касалось Нормы Шесть? Или вашего общего вранья о медведе?
— Я удивляюсь, как ты поверил в эти дерьмовые сказки о вонючем медведе.
Медвежья история нашла отображение в первом романе Дэнни, правда не в столь явном виде, как ее слышал сам автор. И вдруг оказывается: не было никакого медведя, а в кухню ввалился всего-навсего Кетчум. Если б эта история не укоренилась так глубоко в сердце Дэнни, быть может, он повел бы себя по-иному и не схватился бы за восьмидюймовую сковороду. И Джейн, возможно, осталась бы жива.
— Значит, это был не медведь, — ошеломленно проговорил Дэнни.
— На севере Нью-Гэмпшира живет, считай, три тысячи медведей. Я их повидал достаточно. И пострелял тоже, — добавил Кетчум. — Но если бы в кухню тогда вломился настоящий медведь, твоего отца не спасла бы никакая сковородка. Им с Рози нужно было бы убираться прочь через зал. Но не бежать, а пятиться задом и двигаться медленно… Вот так, глупыш! Никакой это был не медведь. Это я к ним зашел. Думаю, у твоего отца хватило бы мозгов не лупить медведя по морде своей паршивой сковородкой!
— Лучше бы я вообще не писал об этом в своем романе, — только и мог сказать Дэнни.
— Это одна особенность писательского ремесла. Есть и другая.
— Слушай, ты сколько сегодня выпил? — не выдержал Дэнни.
— Ты начинаешь все больше рассуждать как твой отец, — сказал ему Кетчум. — Я тебе вот что хотел сказать. У тебя ведь должна выйти книга. А вдруг так случится, что твоя книга станет бестселлером? Ты превратишься в популярного писателя. Твое имя и фото замелькают в газетах, в журналах. Тебя и по телевизору могут показать.
— Это мой первый роман, — слабо возразил Дэнни. — Первый тираж невелик. Знать о нем будут совсем немногие. И потом, я надеюсь, это художественный роман. Очень маловероятно, чтобы он стал бестселлером!
— А ты подумай, — гнул свое Кетчум. — Всякое бывает, согласен? И среди молодых писателей одним удача улыбается, а другим — нет.
Теперь Дэнни догадался, к чему клонит сплавщик. Он распознал ход рассуждений Кетчума раньше, чем тогда, в стенах «Микки», когда мистер Лири сделал ему «дерзкое предложение» о выборе литературного псевдонима. Сейчас Кетчум заговорит о псевдониме. Он ведь уже предлагал отцу и сыну отказаться от фамилии Бачагалупо. Теперь Кетчум убеждал Доминика отказаться от фамилии дель Пополо.
— Дэнни, ты меня слышишь? Скажи, как это называется, когда писатель выбирает себе другое имя? Бывает, что женщина берет себе мужское имя. Вроде как Джордж Элиот. Она же не была мужчиной
[79]
.
— Это называется «псевдоним», — ответил Дэнни. — А теперь скажи, как тебя угораздило встретить ту учительницу в библиотеке, если ты не умеешь читать?
— В общем, имена авторов на обложках прочитать я могу, — с вызовом произнес Кетчум. — Я ведь могу брать книги и найти кого-нибудь, кто их мне прочтет!
