Доминику Кэти не понравилась, едва он увидел ее на привезенных Дэнни фотографиях.
— Слишком уж она тощая, — нахмурился повар, разглядывая фото. — Она хоть что-нибудь ест?
(«Кто бы говорил!» — подумал Дэнни. Они с отцом ели очень много, а оставались тощими.)
— У нее действительно синие глаза? И такого оттенка? — спросил отец.
— На самом деле они еще синее, — ответил Дэнни.
«Ну чем так притягательны эти сверхъестественно маленькие женщины?» — раздумывал Доминик, вспоминая свою покойную жену Рози (она же доводилась ему троюродной сестрой). Неужели и его любимый Дэниел поддался чарам этих женщин-девочек, чья хрупкость так обманчива? Уже на первой фотографии Кэти повар увидел женщину-ребенка. У некоторых мужчин такие женщины сразу же вызывают желание их защитить. Однако Кэти не нуждалась в защите и не хотела, чтобы ее защищали.
Когда они впервые встретились, повар не мог смотреть на Кэти. Он держался с ней так же, как с Филоменой (за годы его отношение к тетке Дэнни не изменилось).
— Лучше бы я никогда не показывал тебе материнских снимков, — заявил Доминик, узнав, что сын собрался жениться на Кэти.
Работа не двигалась. Дэниел Бачагалупо смотрел на лист с зачеркнутыми фразами и думал, что ему нужно было бы жениться не на Кэти, а на какой-нибудь симпатичной толстушке.
Но война во Вьетнаме тянулась год за годом. В шестьдесят восьмом Никсон выиграл выборы, пообещав ее закончить, однако война продолжалась еще семь лет. Своим указом от 23 апреля 1970 года президент Никсон отменил призывные отсрочки категории 3-А для молодых отцов, чьи дети были зачаты на момент принятия указа или после этой даты. За остающиеся пять лет войны погибнут еще 23 763 американских солдата. Тогда Дэниел Бачагалупо наконец осознал, что ему стоит благодарить Кэти Каллахан, спасшую ему жизнь.
«Ну и что из того, если она была серийной производительницей детей для уклонистов от призыва? — спрашивал его в письме Кетчум. — Она спасла твою задницу, и это факт, от которого не отвертишься. Знаешь, я ведь не шутил. Если бы Кэти тебя не спасла, я бы и впрямь оттяпал тебе правую руку, только бы уберечь твои яйца от пули. Ну, если не руку, то пару пальцев уж точно».
Однако апрельской ночью 1967 года в Айова-Сити, когда Дэниел Бачагалупо упорно пытался заставить себя писать, он предпочитал думать, что вовсе не Кэти, а двухлетний Джо уберег его от Вьетнама.
Но едва ли кто-нибудь смог бы спасти Кэти. Через много лет Дэниел Бачагалупо прочтет в мемуарах писателя Роберта Стоуна «Самый расцвет: вспоминая шестидесятые»
[72]
: «К середине шестидесятых годов жизнь дала американцам столько, что мы малость опьянели от возможностей. События выскальзывали из-под нашего контроля раньше, чем мы успевали их обозначить. Те, кто особенно жаждал перемен, кто отдал за них свою жизнь, как мне думается, обманулись сильнее всех».
Читая этот абзац, Дэнни подумает, что эти слова применимы к Кэти. Но книга Роберта Стоуна вышла гораздо позже и уже не могла ее спасти. Да, Кэти не искала защиты, и ее нельзя было спасти. Однако в дополнение к ее взглядам — распутным и каким-то подростковым — немалая доля ее притягательности заключалась в том, что Кэти была отступницей. (Ее сексуальное дезертирство раздражающе будоражило. Никто не знал, чего ожидать от нее в следующее мгновение, поскольку сама Кэти этого тоже на знала.)
— Садись, Майкл. Садись, поешь чего-нибудь, — повторял старик Полкари, уговаривая мистера Лири.
Но ирландец был слишком взволнован и не мог есть. Он выпил пива, затем добавил один или два бокала красного вина. Дэнни знал: бедняга мистер Лири не мог поднять глаза на Кармеллу дель Пополо — он сразу представлял невыбритый клинышек волос на ее левой подмышке. А когда из кухни, хромая, вышел Доминик и принес учителю английского порцию его любимого мясного хлеба, будущий писатель заметил, что мистер Лири как-то странно смотрит на его отца, словно видит повара впервые. А мистер Лири тем временем, скорее всего, раздумывал: «Может, ногу этому человеку и впрямь покалечил медведь? И может, в самом деле существовала индианка с волосами до пят, которая весила триста или даже четыреста фунтов?»
Мистер Лири сознавал: в своем письме в Эксетер он солгал насчет склонности иммигрантов к преувеличениям, заявив, что юный Бачагалупо «не похож на остальных». Что касалось писательских преувеличений, здесь Дэнни был прирожденным фантазером! Однако сейчас Дэнни ничего не фантазировал. В эту апрельскую ночь ему было очень грустно, поскольку он пусть и немного, но продолжал любить Кэти Каллахан. (Он только сейчас начинал понимать смысл отцовских слов о «летальном» синем цвете глаз.)
Как там пел Джонни Кэш?
[73]
Дэнни стал вспоминать слова песни, слышанной лет шесть или семь назад.
Мне не сбежать от этих синих глаз,
Они преследуют меня повсюду.
Все это еще больше отвлекло его от писания, как будто он решил физически удалиться (или отстраниться) оттого вечера в «Vicino di Napoli» и от дорогого его сердцу мистера Лири.
Мистеру Лири понадобилось выпить третий или даже четвертый бокал вина и съесть почти весь мясной хлеб, прежде чем у него хватило смелости засунуть руку во внутренний карман пиджака и достать голубовато-серый конверт. Пятнадцатилетний Дэнни сразу заметил малиново-красные буквы и понял, откуда это письмо. Он знал цвета Эксетера!
— Поймите, Доминик, это закрытое учебное заведение, где учатся только мальчики.
Молодой писатель и сейчас слышал слова мистера Лири и видел, как кивком головы он указывал на хорошенькую Элену Калоджеро и ее рано созревшую подружку Терезу ди Маттиа. Когда после школы Дэнни переодевался на кухне, натягивая черные брюки, в которых убирал со столов, эти девицы вечно оказывались там.
— Девочки, не мешайте Дэнни переодеваться, — говорил им Тони Молинари, но бесстыжие девки только хихикали и соблазнительно покачивали бедрами.
Возможно, помимо его дорогого мистера Лири Дэнни стоило поблагодарить и Элену с Терезой. Они не в последнюю очередь повлияли на решение отца отпустить его в Эксетер.
Тяжело было описывать сцену, когда отец со слезами на глазах сказал ему:
— Ну что ж, Дэниел, если Майкл прав и это действительно хорошая школа… если тебе очень хочется там учиться… думаю, мы с Кармеллой будем иногда тебя навещать. Да и ты будешь иногда приезжать на выходные в Бостон.
На двух этих «иногда» отцовский голос дрогнул. Дэниел вспоминал ту сцену сейчас, в Айове, когда дождливой апрельской ночью ему не писалось, но он изо всех сил пытался заставить себя писать.
