Дело несколько осложняла уборщица-мексиканка. Ее приходы и уходы не отличались такой предсказуемостью, как передвижения повара и сына (писатель был менее предсказуем в своих отлучках и возвращениях). Люпита могла появиться когда угодно, принеся пакет выстиранного белья или вспомнив, что не забрала мусор из кухни. По сравнению с ней даже в занятиях Кетчума было какое-то постоянство. Старый сплавщик ежедневно проводил пару часов в центре тхэквондо на Янг-стрит. Место это Кетчум нашел несколько лет назад, совершенно случайно. Зальчик гордо именовался «Центром чемпионов», и преподавал там иранец, в прошлом выступавший в борцовских состязаниях. Сейчас он обучал боксу и кикбоксингу. Кетчум сообщил, что совершенствует удары ногами.
— Боже милостивый! Тебе же восемьдесят три года. Неужели тебя еще интересуют боевые искусства? — удивился повар.
— Это, Стряпун, сплав нескольких боевых искусств, — пояснил Кетчум. — Тут тебе и бокс, и кикбоксинг, и захваты. Всегда интересно узнать, каким еще способом можно опрокинуть противника на землю. А когда я его повалил, дальше я уже знаю, что делать.
— Зачем это тебе, Кетчум? — не выдержал повар. — Ты что, собираешься участвовать в новых драках?
— Драка — не соревнование. Ее не запланируешь. Ты в нее попадаешь, и все. Потому и нужно быть готовым!
— Боже милостивый, — вновь пробормотал Доминик.
По мнению Дэнни, Кетчум всегда находился в состоянии готовности к войне. И его рождественский подарок — винтовка «винчестер-рейнджер», из которой писатель уложил трех оленей, — только подчеркивал эту готовность.
— Кетчум, но зачем мне в городе дробовик? — спросил писатель.
— Я знаю, Дэнни, — ты не ахти какой охотник. И вряд ли снова отправишься охотиться на оленей. Даже с этим дробовиком. Но такое оружие должно быть в каждом доме.
— В каждом доме, — машинально повторил Дэнни.
— Особенно в вашем, — сказал Кетчум, делая упор на последнем слове. — Тебе нужно оружие быстрое и безотказное, которое не подведет, если столкнешься лицом к лицу.
— Лицом к лицу.
Это уже повар повторил слова Кетчума. Доминик поднял руки, словно заранее сдавался на милость судьбы.
— Кетчум, честное слово, не знаю, нужен ли нам дробовик, — колебался Дэнни.
— Парень, я тебя о многом не прошу. Просто возьми эту игрушку. Следи, чтобы она постоянно была заряжена и лежала у тебя под кроватью. Самое надежное место для таких штучек.
Дэнни знал: первые два патрона заряжены дробью, третий — оленьей пулей. Писатель взял дробовик и повертел в руках. Подарок Кетчума ставил его в двойственное положение. Ему не хотелось обижать старого сплавщика, но едва отец увидел в руках сына дробовик, лицо повара приняло страдальческое выражение. Сам того не желая, Дэнни не раз заставлял старых друзей ополчаться друг на друга.
— Боже милостивый! — в который раз воззвал не слишком-то набожный повар. — Да я спать не смогу, зная, что у нас в доме — заряженный дробовик!
— Вот это мне и нужно, Стряпун, — обрадовался Кетчум. — Было бы идеально, если бы ты вообще не спал.
«Винчестер-рейнджер» имел березовое цевье и такой же приклад с резиновой подушечкой, гасящей отдачу. Дэнни поймал себя на том, что ему нравится слушать перепалку отца с Кетчумом.
— Черт бы побрал тебя с твоим подарком, — ворчал повар. — В одну прекрасную ночь я выйду помочиться, а мой сын подумает, что это Ковбой пожаловал, и пристрелит меня!
Дэнни засмеялся.
— Продолжайте в том же духе. Сегодня же Рождество. Вот и пусть у нас будет веселое Рождество.
Однако Кетчуму было отнюдь не весело.
— Не бойся, Стряпун, Дэнни тебя не застрелит, — мрачно сказал старый сплавщик. — Я всего лишь хочу, чтобы вы были готовы, беспечные вы дурни!
— Ин-ук-сук, — иногда бормотал во сне Дэнни.
Шарлотта научила его правильно произносить это индейское слово. (В Канаде оно считалось скорее инуитским, то есть эскимосским.) В устах Шарлотты оно звучало довольно часто.
Утром, проснувшись после рождественской ночи, Дэнни подумал: не убрать ли фотографию Шарлотты со стены над изголовьем кровати? Или заменить другим снимком? На этом фото она стояла в купальном костюме, только что вылезшая из воды. По ее телу скатывались капельки. Она стояла, обхватив себя руками, и улыбалась, но лицо ее было холодным. Ее сфотографировали на фоне основного причала, где она любила плавать. А между ее рослой фигурой и причалом виднелся загадочный инуксук
[211]
.
Каменное сооружение напоминало человеческую фигуру, но очень отдаленно. С залива его можно было принять за навигационный знак. Некоторые инукситы действительно служили опознавательными знаками, но не этот.
Два крупных камня, поставленные друг на друга, создавали подобие человеческой ноги (ног, естественно, было две); нечто вроде каменной полки или столешницы соответствовало бедрам. Четыре камня поменьше образовывали верхнюю часть туловища (с внушительным каменным «животом»). Если это все-таки мыслилось человеческой фигурой, то было непонятно, почему у нее такие диспропорционально длинные ноги и обрубки вместо рук. Камень, обозначавший голову (если это, конечно, была голова), имел причудливые каменные «волосы», открытые всем ветрам. Инуксук не отличался высотой: он доходил Шарлотте до бедер, а с учетом перспективы съемки выглядел еще ниже. Однако никакие ветры, дожди и метели не могли повалить это нагромождение камней. Инуксук был на редкость стойким. Возможно, потому Дэнни и проснулся с этим словом на устах.
Окрестные острова изобиловали инукситами. Еще больше каменных «человечков» попадалось вдоль шоссе 69, между Пэрри-Саундом
[212]
и Пуант-о-Бариль. Дэнни запомнился большой щите надписью: «ПЕРВАЯ НАЦИЯ». ТЕРРИТОРИЯ ОДЖИБВЕ. Неподалеку от летних коттеджей, рассыпанных по берегу залива Мунлайт-Бэй (однажды в жаркий день их с Шарлоттой занесло туда на моторной лодке), торчали впечатляющие инукситы. Они словно охраняли вход в индейское поселение Шаванага
[213]
.
«Но кто построил эти инукситы?» — думал Дэнни, лежа рождественским утром в постели и глядя на фотографию. Даже Шарлотта не знала происхождения инуксука на ее острове.
В то лето, когда Энди Грант занимался ремонтом спальных домиков, у него в бригаде работал индеец из поселения Шаванага. Дэнни вспомнилось, как в другое лето им привезли газовые баллоны. Лодка, на которой приплыли двое молодых парней, называлась «Первая нация». Один из них с гордостью сказал Дэнни, что является чистокровным оджибве. Шарлотта восприняла его слова с недоверием, а писатель так и не удосужился спросить ее почему.
