Время от времени по черной глади Скуамскотта разливался белый свет, похожий на какую-то невиданную жидкость. Он вспыхивал так ярко, что погруженные во тьму магазины и учреждения города, в том числе и огромное здание, где размещалась наша убогая городская текстильная фабрика, на мгновение вырастали из мрака — словно целый город, рожденный взрывом. Многочисленные пустые окна фабрики отбрасывали этот свет назад; огромные размеры и пустота здания наводили на мысль о каком-то жутковатом и совершенно автономном производстве без всякого участия человека.
— Если Оуэн на мне не женится, я ни за кого больше замуж не пойду, — сказала мне Хестер между вспышками и хлопками. — Если у меня не будет от него детей, то у меня ни от кого не будет детей.
Одним из пиротехников у пристани был не кто иной, как бывалый подрывник мистер Мини. Над черной рекой рассыпалось что-то похожее на взорвавшуюся звезду.
— Вот этот похож на сперму, — угрюмо заметила Хестер.
Я не настолько разбирался в таких вещах, чтобы оспаривать сравнение. Фейерверк, что «похож на сперму», — образ показался довольно странным, если не сказать надуманным, — впрочем, мне ли судить?
Хестер впала в мрачное настроение; мне не хотелось ночевать с ней в Дареме. Надвигалась не самая приятная летняя ночь, но зато задул ветерок Я поехал в дом 80 на Центральной, и там мы с бабушкой посмотрели одиннадцатичасовой выпуск новостей. Она с недавних пор увлеклась каким-то ужасным местным каналом, по которому в новостях привели подробную и удручающую статистику аварий на автомагистралях и ни словом не упомянули о войне во Вьетнаме. Еще там показали материал «на общественно значимую тему» о злом мальчишке, который ослепил какую-то несчастную собаку петардой для фейерверка.
— Силы небесные! — воскликнула бабушка.
Когда она ушла спать, я переключился на «Вечерний сеанс». По одному каналу показывали так называемый «ужастик» — «Чудовище из глубин подземелья», давний любимый фильм Оуэна. По другому каналу шла картина «Моя мама — первокурсница»; там Лоретта Янг играет вдову, которая учится в университете вместе со своей юной дочкой. А вот на третьем канале показывали моего любимого «Американца в Париже». Я готов был хоть всю ночь напролет смотреть, как танцует Джин Келли; в промежутках между песнями и танцами я переключался на канал, где доисторический монстр крушит Манхэттен, или брел на кухню за очередной бутылкой пива.
Я как раз зашел на кухню, когда зазвонил телефон. Время уже перевалило за полночь, а Оуэн так бережно относился к сну моей бабушки, что никогда не звонил в дом 80 на Центральной, если она могла уже лечь спать. Сперва я подумал, он что-то напутал с часовыми поясами; но в ту же секунду сообразил, что, прежде чем найти меня у бабушки, он сперва должен был позвонить Хестер в Дарем и Дэну в Уотерхаус-Холл, и я был уверен, что Хестер или Дэн, а может, и оба они напомнили бы ему, что уже поздно.
— НАДЕЮСЬ, Я НЕ РАЗБУДИЛ ТВОЮ БАБУШКУ? — сказал он.
— Телефон звонил только один раз — я как раз был на кухне, — ответил я. — Что стряслось?
— ТЫ ИЗВИНИСЬ ПЕРЕД НЕЙ ЗА МЕНЯ — ТОЛЬКО НЕ СЕЙЧАС, А УТРОМ, — сказал Оуэн. — ОБЯЗАТЕЛЬНО ПЕРЕДАЙ ЕЙ МОИ ИЗВИНЕНИЯ, НО У МЕНЯ СРОЧНОЕ ДЕЛО.
— Что стряслось? — снова спросил я.
— ТУТ ОДИН ТРУП ЗАВЕЗЛИ НЕ ТУДА, КУДА НАДО. ЭТО В КАЛИФОРНИИ — ОНИ ДУМАЛИ, ОН ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ ВО ВЬЕТНАМЕ, А ПОТОМ ВДРУГ ОБНАРУЖИЛИ ЕГО В ОКЛЕНДЕ. ТАК КАЖДЫЙ РАЗ БЫВАЕТ, КОГДА ПРАЗДНИК, — КТО-НИБУДЬ ОБЯЗАТЕЛЬНО УСНЕТ НА ДЕЖУРСТВЕ. ЭТО ТИПИЧНО ДЛЯ НАШЕЙ АРМИИ — ОНИ ДАЮТ МНЕ ДВА ЧАСА НА СБОРЫ, А ПОТОМ Я ДОЛЖЕН БЫТЬ В КАЛИФОРНИИ. МНЕ НАДО ПОПАСТЬ НА МЕСТНЫЙ РЕЙС ДО ТУСОНА, А ТАМ ПЕРЕСАДКА НА ГРУЗОВОЙ САМОЛЕТ ДО ОКЛЕНДА — ЭТО ПЕРВЫЙ РЕЙС ЗАВТРА РАНО УТРОМ. НА ОБРАТНУЮ ДОРОГУ МНЕ ЗАБРОНИРОВАЛИ БИЛЕТ НА РЕЙС ИЗ САН-ФРАНЦИСКО ДО ФЕНИКСА — ЭТО НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ. ТРУП НАДО ДОСТАВИТЬ В ФЕНИКС — ЭТОТ ПАРЕНЬ, УОРРЕНТ-ОФИЦЕР, БЫЛ ВЕРТОЛЕТЧИКОМ. НАДО ПОНИМАТЬ, РАЗБИЛСЯ И СГОРЕЛ. СЛЫШИШЬ СЛОВО «ВЕРТОЛЕТ» — НАВЕРНЯКА БУДЕТ ЗАКРЫТЫЙ ГРОБ. ДА, ТАК ВОТ, МОЖЕШЬ ТЫ МЕНЯ ВСТРЕТИТЬ В ФЕНИКСЕ? — спросил он.
— Встретить тебя в Фениксе? Зачем? — удивился я.
— А ЧТО? — сказал Оуэн. — ТЕБЕ ВЕДЬ ВСЕ РАВНО ДЕЛАТЬ НЕЧЕГО, ВЕРНО?
— Ну, в общем, да, — согласился я.
— ТЕБЕ ВЕДЬ ЭТО ПО КАРМАНУ, Я НАДЕЮСЬ?
— Ну да, — согласился я. Затем он рассказал мне все насчет расписания рейсов — он уже разузнал, во сколько мой самолет вылетает из Бостона, когда прибывает в Феникс; я прилечу немного раньше, чем приземлится его самолет из Сан-Франциско, на котором привезут гроб с телом, но долго мне ждать не придется. Я встречу Оуэна, и мы какое-то время побудем вместе. Он уже заказал места в мотеле — «С КОНДИЦИОНЕРОМ, С ХОРОШИМ ТЕЛЕВИЗОРОМ, КЛАССНЫМ БАССЕЙНОМ! КУПИМ ПИВА И ПОГУДИМ КАК СЛЕДУЕТ!» — заверил меня Оуэн. Он, как всегда, все уже устроил.
С похоронами вертолетчика получилось полная свистопляска: с доставкой тела уже опоздали на два дня. Семье погибшего уоррент-офицера (там приехало много родственников из Модесто и Юмы) пришлось задержаться в Фениксе — как им теперь, наверное, казалось, навечно. Уже были сделаны приготовления в похоронном бюро, потом все отменили, потом назначили новое время. Оуэн знал тамошних директора похоронного бюро и священника — «ОБА СУКИ ПОРЯДОЧНЫЕ: ПОХОРОНЫ ДЛЯ НИХ БИЗНЕС, И, КОГДА ЧТО-ТО ИДЕТ НЕ ПО РАСПИСАНИЮ, ОБА НАЧИНАЮТ ВОНЯТЬ И ПРИЧИТАТЬ И ПОЛИВАТЬ ГРЯЗЬЮ ВОЕННЫХ, И НЕСЧАСТНЫМ РОДНЫМ ТОГДА ВООБЩЕ ХОТЬ ВЕШАЙСЯ».
Родные, видимо, собирались устроить что-то вроде поминок на свежем воздухе; поминки шли уже третий день. Оуэн был уверен: единственное, что ему предстоит сделать, — это доставить тело в морг. Ответственный за помощь семье выбывшего из строя — преподаватель военной кафедры из университета штата Аризона, майор, с которым Оуэн тоже был знаком, — предупредил, что родные до того обозлены на армию, что, скорее всего, не захотят никаких военных сопровождающих на похоронах.
— НО ТОЧНО НИКОГДА НЕ ЗНАЕШЬ, — пояснил мне Оуэн. — МЫ ПРОСТО БУДЕМ ТОРЧАТЬ ГДЕ-НИБУДЬ ПОБЛИЗОСТИ И ДЕЙСТВОВАТЬ ПО ОБСТАНОВКЕ — В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ МНЕ МОЖЕТ ОБЛОМИТЬСЯ С ЭТОГО ПАРА СВОБОДНЫХ ДНЕЙ. КОГДА ВСЕ ДЕЛАЕТСЯ ЧЕРЕЗ ЗАДНИЦУ, КАК ТЕПЕРЬ, НИЧЕГО НЕ СТОИТ НА ПАРУ ДНЕЙ ЗАДЕРЖАТЬСЯ С ПРИБЫТИЕМ В ГАРНИЗОН. НАДО ТОЛЬКО ИЗВЕСТИТЬ НАЧАЛЬСТВО, ЧТО Я ЗАДЕРЖИВАЮСЬ В ФЕНИКСЕ — «ПО ПРОСЬБЕ РОДСТВЕННИКОВ». Я ТАК ОБЫЧНО ДОКЛАДЫВАЮ. ИНОГДА ЭТО ДАЖЕ ПРАВДА — РОДСТВЕННИКИ ЧАСТО ХОТЯТ, ЧТОБЫ ТЫ ПОБЫЛ ВМЕСТЕ С НИМИ. В ОБЩЕМ, СУТЬ В ТОМ, ЧТО У МЕНЯ БУДЕТ КУЧА СВОБОДНОГО ВРЕМЕНИ И МЫ СМОЖЕМ РАССЛАБИТЬСЯ ВМЕСТЕ. Я ТЕБЕ УЖЕ ГОВОРИЛ, ЗДЕСЬ В МОТЕЛЕ ЕСТЬ КЛАССНЫЙ БАССЕЙН; А ЕСЛИ БУДЕТ НЕ СЛИШКОМ ЖАРКО, МОЖЕМ И В ТЕННИС СЫГРАТЬ.
— Я не умею в теннис, — напомнил я ему.
— НУ, НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО В ТЕННИС, — ответил Оуэн.
Мне показалось, что ради пары дней лететь несколько далековато. Еще я подумал, что предстоит куча всякой мелкой и досадной неразберихи — в особенности с этим конкретным телом; так что вся затея представлялась какой-то сомнительной. В то же время я понял: Оуэн уже настроился, что я встречу его в Фениксе, и в его голосе слышалось даже большее возбуждение, чем обычно. Я решил, он соскучился; мы не виделись с самого Рождества. В конце концов, я никогда не бывал в Аризоне — и, вынужден признаться, в то время мне было любопытно посмотреть, как происходит так называемое сопровождение тела. Мне не пришло в голову, что июль — не лучшее время года для поездок в Феникс, но что я мог тогда знать?
