— Я никак не могу понять, зачем тебе так хочется попасть в боевые подразделения, — сказал я ему.
— ЕСЛИ Я БУДУ СЛУЖИТЬ В АРМИИ И В ЭТО ВРЕМЯ БУДЕТ ВОЙНА, Я ХОЧУ СЛУЖИТЬ НА ВОЙНЕ, — ответил он. — Я НЕ ХОЧУ ПРОВЕСТИ ВСЮ ВОЙНУ ЗА БУМАЖКАМИ. ПОДУМАЙ ВОТ О ЧЕМ: МЫ С ТОБОЙ ОБА СЧИТАЕМ, ЧТО ГАРРИ ХОЙТ ИДИОТ. А КТО ПОЗАБОТИТСЯ, ЧТОБЫ ТАКИМ ВОТ ГАРРИ ХОЙТАМ ПОРЕЖЕ ОТРЫВАЛО ГОЛОВЫ?
— Ага, значит, тебе хочется стать героем! — кивнул я. — Был бы ты хоть чуть-чуть умнее Гарри, тебе бы хватило мозгов провести войну за бумажками!
Я зауважал полковника, который считал Оуэна слишком малорослым для службы в боевых подразделениях. Его звали Айгер, и однажды я попытался с ним поговорить. Мне казалось, я оказываю Оуэну услугу.
— Господин полковник Айгер! — обратился я к нему.
Несмотря на пигментные пятна на тыльных сторонах ладоней и слегка нависавшую над тесным коричневым воротничком складку обгоревшей на солнце кожи, он выглядел вполне способным быстро отжаться по команде раз эдак семьдесят пять.
— Я знаю, что вы знакомы с Оуэном Мини, сэр, — сказал я ему.
Он молчал — ждал, что я стану говорить дальше, и до того тщательно и осторожно жевал резинку, что я было засомневался, точно ли у него во рту резинка — вполне возможно, он просто делал какое-нибудь очень хитрое упражнение для языка.
— Я хочу, чтобы вы знали, сэр: я с вами согласен, — сказал я. — Я тоже думаю, что Оуэн Мини не подходит для участия в боевых действиях.
Полковник перестал жевать — тоже еле заметно.
— Он просто не потянет, — решился я. — Я его лучший друг, и даже я боюсь, что он может оказаться неустойчивым — я имею в виду эмоционально неустойчивым.
— Спасибо. Вы свободны, — промолвил полковник
— Благодарю вас, сэр, — сказал я.
Шел май 1965 года. Я внимательно наблюдал за Оуэном, стараясь понять, сказал ли ему полковник Айгер еще что-нибудь такое, чтоб отвадить его от боевой службы. Должно быть, кое-что все-таки между ними произошло — полковник, видимо, что-то сказал ему, — потому как той весной Оуэн Мини перестал курить; он просто взял и бросил, наотрез. Мало того, он стал бегать кроссы! Через две недели он уже наматывал миль по пять в день. Он сказал, что поставил себе целью к концу месяца пробегать милю за шесть минут. А еще он начал пить пиво.
— А пиво-то зачем? — удивился я.
— ГДЕ ТЫ ВИДЕЛ, ЧТОБЫ КТО-НИБУДЬ СЛУЖИЛ В АРМИИ И НЕ ПИЛ ПИВА? — спросил он меня в ответ.
Похоже, без полковника не обошлось; наверное, полковник Айгер дал понять Оуэну, что тот слабак, даже пива не пьет.
Таким образом, ко времени отъезда на военные сборы Оуэн набрал вполне приличную форму — все эти его кроссы, пусть даже с пивом в придачу, очень удачно заменили пачку сигарет в день. Оуэн признался, что не любит бегать; а вот к пиву он пристрастился. Он никогда не выпивал его слишком много — я ни разу не видел Оуэна пьяным, по крайней мере перед отъездом на сборы, — но Хестер заметила, что от пива у Оуэна здорово улучшается настроение.
— Совсем, конечно, он уже не отмякнет, — пояснила она, — но уж поверь мне: от пива ему лучше.
Я испытывал довольно странное чувство, думая о том, что буду работать в «Гранитной компании Мини» один, без Оуэна.
— Я УЕЗЖАЮ ВСЕГО НА ПОЛГОДА, — заметил он. — И К ТОМУ ЖЕ МНЕ СПОКОЙНЕЕ, ЕСЛИ Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ОСТАЛСЯ В МАСТЕРСКОЙ ЗА СТАРШЕГО. ЕСЛИ КТО-ТО УМРЕТ, ТЫ ЗНАЕШЬ, КАК СЕБЯ ВЕСТИ, КОГДА ПРИДУТ С ЗАКАЗОМ НА НАДГРОБИЕ. Я ДОВЕРЯЮ ТЕБЕ: ТЫ СУМЕЕШЬ НАЙТИ ПРАВИЛЬНЫЙ ПОДХОД.
— Ладно, счастливо! — пожелал я ему на прощание.
— НЕ НАДЕЙСЯ, ЧТО У МЕНЯ НАЙДЕТСЯ ВРЕМЯ ПИСАТЬ — Я БУДУ ТАМ ЗАГРУЖЕН ПО ГОРЛО, — сказал он. — В СУЩНОСТИ, Я ДОЛЖЕН ОТЛИЧИТЬСЯ В ТРЕХ ВИДАХ — ТЕОРИЯ, КОМАНДИРСКИЕ КАЧЕСТВА И ФИЗПОДГОТОВКА ЧЕСТНО ГОВОРЯ, В ПОСЛЕДНЕМ ВИДЕ Я ОПАСАЮСЬ НАСЧЕТ ПОЛОСЫ ПРЕПЯТСТВИЙ, — ГОВОРЯТ, ТАМ ЕСТЬ СТЕНА ДВЕНАДЦАТИ ФУТОВ ВЫСОТОЙ. ДЛЯ МЕНЯ ЭТО МОЖЕТ ОКАЗАТЬСЯ МНОГОВАТО.
Хестер напевала под гитару; она наотрез отказалась участвовать в разговоре о военных сборах и сказала, что если еще хоть раз услышит от Оуэна о его вожделенных БОЕВЫХ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯХ, то ее вырвет. Я никогда не забуду, что пела Хестер: это канадская песня, и за все годы, что прошли с тех пор, я слышал эту песню раз сто. Наверное, от нее у меня всегда будет что-то внутри переворачиваться.
Если вы хотя бы отчасти застали 60-е годы, то, я уверен, слышали песню, что пела Хестер, — песню, которую я помню так живо.
Веют четыре ветра,
Волнуются семь морей,
Все останется так, как было,
Как суждено судьбой,
Но счастья нам не вернуть,
А нынче пора мне в путь —
Если вернусь я той же дорогой
Может, встречусь с тобой.
Его отправили в Форт-Нокс, а может, в Форт-Брэгг — я уже не уверен. Как-то раз я спросил у Хестер, куда именно Оуэна отправили в тот раз на военные сборы.
— Я знаю только, что ему не надо было туда ездить — ему надо было уехать в Канаду, — ответила Хестер.
Как часто я об этом думаю! Иногда я ловлю себя на том, что ищу его взглядом — и даже надеюсь увидеть. Однажды в парке Уинстона Черчилля ребятишки устроили шумную кучу-малу, — по крайней мере, возились они очень энергично, — и я увидел, что чуть в стороне от этой свалки, поглотившей всех остальных, стоит некто, ростом примерно с него; он выглядел слегка нерешительным, но очень настороженным и определенно хотел присоединиться к остальным, но то ли сдерживался, то ли выбирал удобный момент, чтобы взять все руководство игрой на себя.
Но Оуэн не уехал в Канаду. Он уехал то ли в Форт-Нокс, то ли в Форт-Брэгг и не прошел полосы препятствий. Он стал лучшим в теории; он получил высшие отметки за командирские качества — я понятия не имею, как их определяют и измеряют в американской армии. Но насчет стены он не ошибся: она оказалась для него немножко высоковатой; он просто не смог через нее перебраться. Он «не сумел преодолеть препятствие» — так официально значилось в его армейских документах. А поскольку категория, которую присваивают выпускникам Учебного корпуса офицеров запаса, складывается из оценок за теорию, командирские качества и физподготовку, Оуэну Мини не хватило баллов для первой категории, только и всего, и теперь его пожелание насчет службы в боевом подразделении было под большим вопросом.
— Но ты ведь так хорошо прыгаешь! — сказал я ему. — Неужели ты не мог просто перепрыгнуть через нее — схватился бы за верхушку стены и перелез!
— Я НЕ ДОСТАЛ ДО ВЕРХУШКИ СТЕНЫ! — сказал он. — ДА, ПРЫГАЮ-ТО Я ХОРОШО, НО ВО МНЕ, БЛЯ, ВСЕГО ПЯТЬ ФУТОВ РОСТА! ЭТО ТЕБЕ НЕ «БРОСОК» ОТРАБАТЫВАТЬ, ПОНЯЛ? ТАМ НИКТО НЕ РАЗРЕШИТ, ЧТОБЫ ТЕБЯ В ЗАДНИЦУ ПОДТАЛКИВАЛИ!
— Жалко, — сказал я. — Но у тебя еще целый год учебы. Нельзя поднажать на полковника Айгера? Ты же наверняка его уломаешь!
— МНЕ УЖЕ ПРИСВОИЛИ ВТОРУЮ КАТЕГОРИЮ — ТЫ НЕ ПОНЯЛ, ЧТО ЛИ? ТАКИЕ ПРАВИЛА. ПОЛКОВНИК АЙГЕР МЕНЯ ЛЮБИТ — ОН ПРОСТО ДУМАЕТ, ЧТО Я НЕ ПОДХОЖУ!
