Дэн Нидэм потом рассказывал, что директор позвонил ему, когда он, Дэн, как раз выходил из душа. Большинство преподавателей готовили себе завтрак дома или же просто пропускали его, чтобы не есть в школьной столовой. Директор сказал Дэну, что обзванивает преподавателей из тех, кто покрепче, — нужно вынести со сцены Большого зала «фольксваген» доктора Дольдера, причем успеть сделать это до утреннего собрания. Школьники, пояснил Дэну директор, не должны «посмеяться последними». Дэн ответил, что не считает себя особенно крепким, но, конечно, постарается выручить. Повесив трубку, Дэн про себя рассмеялся и втихомолку веселился до тех пор, пока не выглянул в окно Уотерхаус-Холла и не увидел рядом со своей машиной огромный тягач «Гранитной компании Мини». Тут Дэн вдруг ясно понял, что за всей этой ЗАТЕЕЙ совершенно отчетливо вырисовывается рука Оуэна Мини.
Точно то же самое сказал директор, когда вместе с десятком не слишком крепких преподавателей (и парочкой дюжих преподавательских жен в придачу) вступил в неравную схватку с докторским «жуком».
— За всем этим явно просматривается рука Оуэна Мини! — сказал директор.
— Мне кажется, Оуэн вряд ли смог бы поднять «фольксваген», — осторожно заметил Дэн Нидэм.
— Я имею в виду саму затею! — раздраженно отмахнулся директор.
По словам Дэна, преподаватели оказались плохо подготовленными к поднятию чего бы то ни было. Даже те, что выглядели поспортивнее, ни силой, ни гибкостью не могли тягаться с молодыми баскетболистами, к тому же они не учли самого главного в поставленной перед ними задаче: тяжелые и неудобные вещи гораздо легче вносить по лестнице вверх, чем стаскивать вниз.
Учитель физкультуры и тренер по легкой атлетике мистер Тубулари слегка переусердствовал, стараясь побыстрее снести машину со сцены. Он оступился и упал прямо на жесткое деревянное откидное кресло в первом ряду, — к счастью, головой мистер Тубулари ударился о сборник гимнов, иначе наверняка заработал бы сотрясение мозга. Дэн Нидэм, правда, потом заметил, что сотрясать там особо было нечего. Физкультурник, однако, жестоко растянул лодыжку, и пришлось отнести его в изолятор имени Хаббарда. Таким образом, наедине с докторским «фольксвагеном» осталось еще меньше не слишком крепких преподавателей (да несколько мясистых преподавательских жен). Автомобильчик теперь стоял на «заднице», самой тяжелой точке, где у «жука» расположен двигатель, задрав кверху капот, будто иронически отдавая честь своим слабакам носильщикам, ухитрившимся уронить его со сцены.
— Хорошо хоть доктор Дольдер всего этого не видит, — заметил Дэн.
Опасаясь директорского гнева, никто не посмел предложить наиболее простое решение — что лучше сейчас разойтись и дать школьником «посмеяться последними», а затем попросить нескольких парней посильнее и покрепче, чтобы аккуратно спустили машину со сцены и вынесли на улицу. И если они разобьют автомобиль, пусть сами и отвечают. А теперь все стало только хуже — так бывает всегда, если за дело берутся дилетанты, да притом еще в дурном настроении и второпях.
Все знали через десять—пятнадцать минут к утреннему собранию начнут подтягиваться первые школьники, и если стоявший до этого на сцене целехонький автомобильчик вызвал бы не более чем сдержанные смешки, то помятый и сидящий на «заднице» перед сценой Большого зала наверняка спровоцирует безудержный и продолжительный хохот. Однако дискуссия по этому вопросу если и возникла, то продолжалась недолго. Директор, с пунцовым от натуги лицом приподнимая массивное немецкое чудо автострад, предложил своим помощникам поднапрячься, вместо того чтобы острить.
Следует заметить, что на «фольксвагене», когда его вносили в зал, был лед и немного снега, теперь это все растаяло. Машина сделалась мокрой и скользкой, на пол натекли лужи. Одна преподавательская жена, наделенная необыкновенным чадородием и, как следствие, довольно внушительными габаритами, что придавало ей мощности, но не ловкости, поскользнулась и угодила под «фольксваген» как раз в тот момент, когда его опускали на колеса. Хотя она и не ушиблась, но застряла под окаянным автомобилем довольно прочно. Конструкторы «фольксвагена» одними из первых начали штамповать цельное днище у своих автомобилей, и теперь несчастной пришлось убедиться, что дорожный просвет у «жука» слишком мал, чтобы протиснуться на волю самостоятельно.
Это означало — меньше чем за десять минут до начала утреннего собрания — еще одно унижение для директора: ведь из поврежденного докторского «фольксвагена» текло масло — прямо на распростертое тело застрявшей в ловушке преподавательской жены, к тому же не особо любимой школьниками.
— О Господи, мать твою! — ругался Рэнди Уайт.
Тем временем начали подходить первые «сранние пташки». «Сранними пташками» у нас называли зубрил, которым до того не терпелось поскорее начать учиться, что они приходили на утреннее собрание задолго до назначенного времени. Я не знаю, как таких называют сейчас, но уверен, что ни в какие времена особо приятных слов для них подбирать не станут.
Кое-кто из этих «пташек» порядком испугался, когда директор наорал на них и велел «убираться и приходить вовремя». Тем временем, пытаясь приподнять «фольксваген» с одного бока, чтобы высвободить из-под него упитанную преподавательскую жену, неопытные укротители автомобилей перестарались, и «жук» завалился на водительскую сторону (при этом разбилось стекло и раскрошилось боковое зеркало; обломки, вместе с осколками задних фар, оставшихся после неловкого падения машины со сцены, по-быстрому сгребли под деревянные откидные стулья в первом ряду, о которые недавно ударился мистер Тубулари).
Кто-то предложил позвать доктора Дольдера — мол, если бы доктор открыл дверцу, упрямую колымагу можно было бы подкатить, если и не подъехать на ней, к верхней площадке парадной мраморной лестницы, да и направлять машину по лестнице, пожалуй, было бы гораздо легче, если бы кто-то сел за руль.
— Не сметь звонить Дольдеру, понятно?! — гаркнул директор. Кто-то возразил в том смысле, что, раз уж окно разбили, звонить все равно придется. Вообще-то, заметил кто-то другой, «фольксваген» невозможно сдвинуть, пока он стоит на боку, так что все-таки лучше поставить его на четыре колеса. Однако, по словам Дэна Нидэма, непривычные к таким делам преподаватели не рассчитали собственных сил. Пытаясь поставить машину на колеса, они нажали слишком резко, и «жук» перевернулся на другой бок, раздавив деревянную скамейку с откидными стульями в первом ряду (разумеется, ни стекло, ни боковое зеркало с пассажирской стороны тоже не уцелели).
— Может, отменим утреннее собрание? — осторожно предложил Дэн Нидэм. Но тут директор — ко всеобщему изумлению — поднатужился и по сути в одиночку поставил «фольксваген» на колеса! Подозреваю, его надпочечники за одну секунду выбросили в кровь годичную дозу адреналина, после чего Рэнди Уайт схватился обеими руками за поясницу и, ругаясь на чем свет стоит, рухнул на колени.
— Не трогайте меня! — рявкнул директор. — Со мной все в порядке! — И, скривившись, с трудом поднялся на ноги. Он со злостью пнул заднее крыло докторского «жука», затем просунул руку в дыру с водительской стороны, где только что было окно, и открыл дверцу. Заметно дергаясь от приступов пронизывающей боли в пояснице, он уселся за руль и велел остальным подтолкнуть машину.
