Дело в том, что Рэнди и Сэм Уайты часто приглашали его на ужин. Приезжая к ним в гости, он ставил машину у Главного корпуса — а после, слегка перебрав со спиртным, оставлял машину и шел домой пешком. Учебный городок был не так уж велик, чтобы доктор Дольдер не мог или не хотел пройти пешком в оба конца — в гости и обратно, — просто он относился к тем европейцам, которые сразу и бесповоротно заражаются самой американской из болезней всем известно, что американец шагу не ступит пешком, если этот шаг можно проехать.Не сомневаюсь, что в своем Цюрихе доктор Дольдер ходил пешком куда угодно, но, попав в Грейвсенд, он разъезжал по учебному городку так, словно тот был не меньше всей Новой Англии.
Когда докторский «фольксваген» стоял на подъездной аллее возле Главного корпуса, все до единого знали доктор просто-напросто демонстрирует свою неповторимую швейцарскую осмотрительность. Он вовсе не был пьяницей, и к тому же на пустынных дорожках между домом Уайтов и Куинси-Холлом ему вряд ли бы удалось задавить слишком много трезвых и ни в чем не повинных обитателей Грейвсенда. Скорее всего, ему вообще никто не встретился бы, но доктор Дольдер, во-первых, любил своего «жука», а во-вторых, был осторожным.
Однажды какой-то ученик-первогодок с немецкой кафедры вывел пальцем по свежевыпавшему снегу на лобовом стекле «фольксвагена»: Herr Doktor Dolder bat zu viel betrunken!
[26]
Обычно, встретившись с Оуэном за завтраком или на утреннем собрании, я запросто мог определить, ходил ли накануне доктор Дольдер в гости. Если на дворе стояла зима и Оуэн мрачно смотрел исподлобья, я знал рано утром ему пришлось подыскивать себе место для стоянки. Одного взгляда на Оуэна мне было достаточно, чтобы тут же определить сначала у него не завелся красный пикап, а потом возле Главного корпуса не нашлось места для тягача.
— Что случилось? — спрашивал я на всякий случай.
— ЭТА ПЬЯНАЯ ШВЕЙЦАРСКАЯ ЗАДНИЦА… — задыхаясь от возмущения, выдавал Оуэн Мини.
— Понял, — отвечал я.
Так что я вполне могу себе представить, как на него подействовал «жук» нашего школьного психиатра в то февральское утро.
Я представляю, как Оуэн сидел в холодной кабине своего грузовика (в этом монстре можно было проехать целый час, пока наконец заработает обогреватель) и наверняка курил, как паровоз, да еще и бормотал что-то себе под нос, когда вдруг увидел в световой полосе фар приближающихся к нему баскетболистов школьной команды почти в полном составе. От мороза изо рта у них вырывались клубы пара, и Оуэну, верно, показалось, что они тоже курят, хотя он знал их всех до единого и знал, что на самом деле никто из них не курит, он забавлял их по нескольку раз в неделю, самозабвенно отрабатывая в зале свой знаменитый «бросок».
Потом он рассказывал мне, что баскетболистов было человек восемь-десять — не вся команда. Они все жили в одном общежитии — такие общаги для спортсменов есть в любом учебном городке. Поскольку команда Академии в тот день проводила матч с какой-то школой у черта на куличках, они отправились в столовую пораньше, чтобы позавтракать вместе с дежурными официантами. Это были здоровенные веселые парни, они бодро вышагивали, посмеиваясь и дурачась, судя по всему, они с легкостью встали до рассвета — и теперь радовались, что пропустят субботние занятия, и предвкушали предстоящий день как сплошное приключение. Оуэн Мини, пребывая в не столь радужном настроении, приспустил стекло своей промерзшей кабины и подозвал их.
Добродушные баскетболисты были, как всегда, безумно рады видеть его. Они стали запрыгивать на платформу тягача, бузить и спихивать друг друга на землю.
— ВЫ, РЕБЯТА, ВСЕ ИЗ СЕБЯ ТАКИЕ СИЛЬНЫЕ, — польстил Оуэн Мини, и они все согласно загудели в ответ. В лучах фар оуэнового грузовика вырисовывался безобидный «фольксваген-жук» доктора Дольдера, покрытый корочкой льда и слегка припорошенный ночным снежком — А СЛАБО ВАМ ПОДНЯТЬ ВОН ТОТ «ФОЛЬКСВАГЕН»? — сказал Оуэн Мини. Но им, конечно, было не слабо — они могли бы не то что поднять докторского «жука», а и отнести его хоть за городскую черту.
Капитаном баскетбольной команды был добродушный амбал; когда Оуэн отрабатывал вместе с ним свой «бросок», капитан подбрасывал Оуэна одной рукой.
— Нет проблем, — снисходительно бросил капитан Оуэну. — Куда нести?
Оуэн мне потом клялся и божился, что вся ЗАТЕЯ пришла ему в голову только в эту секунду.
Мне совершенно ясно, что Оуэн так и не смог побороть в себе раздражение от того, что Рэнди Уайт перенес утреннюю службу из церкви Херда в Главный корпус и переименовал ее в утреннее собрание; и, не сомневаюсь, Оуэн по-прежнему считал, что директор РИСУЕТСЯ. Декорации спектакля, поставленного Дэном в зимнем триместре, уже были разобраны; сцена так называемого Большого зала стояла пустой. И эта широкая закругленная мраморная лестница, поднимающаяся к величественным двойным дверям Большого зала… Оуэн был уверен, что «фольксваген» доктора Дольдера легко пройдет через них. А ведь в этом и вправду что-то было: взять да припарковать этот маленький дерзкий автомобильчик прямо посредине сцены — эдакий веселый и безобидный привет директору и всем школьникам: пусть улыбнутся накануне неумолимо надвигающегося мартовского аврала, за которым и не видно долгожданных и спасительных весенних каникул…
— ОТНЕСИТЕ ЕГО В ГЛАВНЫЙ КОРПУС, — велел Оуэн капитану баскетболистов. — ЗАТАЩИТЕ ПО ЛЕСТНИЦЕ В БОЛЬШОЙ ЗАЛ И ПОСТАВЬТЕ НА СЦЕНЕ, — распоряжался Оуэн. — ПОСТАВЬТЕ ТОЧНО ПОСРЕДИНЕ, РЯДОМ С ДИРЕКТОРСКОЙ ТРИБУНОЙ, ФАРАМИ К ЗРИТЕЛЯМ. НО ТОЛЬКО СМОТРИТЕ — ОСТОРОЖНО! НИГДЕ НЕ ПОЦАРАПАЙТЕ. И РАДИ БОГА НЕ УРОНИТЕ! НАДО, ЧТОБЫ НЕ ОСТАЛОСЬ НИКАКИХ СЛЕДОВ, — предупредил он всех баскетболистов. — ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ СЛОМАЛОСЬ И НЕ ИСПОРТИЛОСЬ. САМ «ФОЛЬКСВАГЕН», И ЛЕСТНИЦА, И ДВЕРЬ В ЗАЛ, И СЦЕНА — ЧТОБЫ ВСЕ ОСТАЛОСЬ ЦЕЛЫМ И НЕВРЕДИМЫМ. СДЕЛАЙТЕ ВСЕ ТАК, БУДТО ОН ТУДА НА КРЫЛЬЯХ ПРИЛЕТЕЛ. КАК БУДТО ЭТО АНГЕЛ СЕЛ ЗА РУЛЬ И ЗАЕХАЛ НА СЦЕНУ, — сказал Оуэн Мини.
Когда баскетболисты унесли «фольксваген» доктора Дольдера, Оуэн тщательно обдумал, стоит ли воспользоваться освободившимся парковочным местом. В конце концов он решил, что разумнее вместо этого отъехать к Уотерхаус-Холлу и поставить грузовик рядом с машиной Дэна. Даже Дэн не заметил, как к нему под окна подъехал огромный тягач; и если потом кто-то и видел, как Оуэн в предрассветных сумерках трусцой бежал по учебному городку, это никому не могло показаться странным — Оуэн ведь дежурил в этот день в столовой и торопился, чтобы не опоздать.
Оуэн позавтракал на кухне вместе с остальными официантами и непомерно проголодавшимися и шумными баскетболистами. Он как раз начал накрывать на стол для школьного начальства, когда капитан баскетбольной команды подошел к нему попрощаться.
— Все сделали в лучшем виде — ни единой царапинки, — заверил капитан.
— СЧАСТЛИВО СЫГРАТЬ! — пожелал на прощание Оуэн Мини.
Первым «жука» на сцене обнаружил один из вахтеров Главного корпуса — когда поднимал шторы на высоких окнах, через которые в Большой зал с готовностью врывалось яркое утреннее солнце. Естественно, вахтер тут же позвонил директору. Из кухонного окна своего дома, нагло угнездившегося прямо напротив Главного корпуса Академии, директор Уайт прекрасно мог видеть маленький прямоугольник голого асфальта на том месте, где провел ночь «фольксваген» доктора Дольдера.
