В глазах Оуэна промелькнула тревога.
— МИССИС ЛИШ РАССКАЗАЛА НАМ ОДНУ ОЧЕНЬ НЕПРИЯТНУЮ И ПОРОЧАЩУЮ ДРУГОГО ЧЕЛОВЕКА СПЛЕТНЮ, — произнес Оуэн. — ЕЙ, КАЖЕТСЯ, БЫЛО ПРИЯТНО ВИДЕТЬ, КАК Я РАССТРОИЛСЯ, КОГДА ВСЕ ЭТО УЗНАЛ.
— Это правда, сэр, — подтвердил я.
— Что за сплетня, ну-ка, ну-ка! — заинтересовался Рэнди Уайт.
Оуэн стоял молча.
— Ради бога, Оуэн, себя-то защити! — не выдержал я.
— ЗАТКНИСЬ, — отрезал он.
— Расскажи, Оуэн, что она тебе говорила, — снова попросил директор.
— ЭТО ВСЕ ОЧЕНЬ МЕРЗКО, — ответил Оуэн Мини, и в самом деле полагая, что защищает президента Соединенных Штатов. Оуэн Мини защищал репутацию своего верховного главнокомандующего!
— Да скажи ты, Оуэн! — воскликнул я.
— ЭТО КОНФИДЕНЦИАЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ, — сказал Оуэн — ВАМ ПРИДЕТСЯ ПРОСТО ПОВЕРИТЬ МНЕ — ОНА ВЕЛА СЕБЯ МЕРЗКО ОНА ЗАСЛУЖИЛА, ЧТОБЫ И НАД НЕЙ ТОЖЕ ПОСМЕЯЛИСЬ
— Миссис Лиш говорит, что ты сделал ей грубое, просто-таки похабное — да-да, я повторяю, похабное! — предложение в присутствии ее сына, — сказал Рэнди Уайт — Она говорит, что ты оскорбил ее, что ты вел себя грязно, непристойно и что ты позволил себе антисемитские выпады, — добавил директор
— А ЧТО, РАЗВЕ МИССИС ЛИШ ЕВРЕЙКА? — обернулся ко мне Оуэн — Я ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЛ, ЧТО ОНА ЕВРЕЙКА!
— Она говорит, что ты позволил себе антисемитские выпады, — повторил директор
— ПОТОМУ ЧТО Я ПРЕДЛОЖИЛ ЕЙ СО МНОЙ ПЕРЕСПАТЬ? — спросил Оуэн
— Ага, значит, ты признаешь, что предложил ей это? — спросил Рэнди Уайт — Ну и допустим, она сказала бы «да» — что тогда?
Оуэн Мини пожал плечами
— НЕ ЗНАЮ, — задумчиво произнес он. — НАВЕРНОЕ, Я БЫ СОГЛАСИЛСЯ — А ТЫ РАЗВЕ НЕТ? — обратился он ко мне. Я кивнул. — ВЫ, Я ЗНАЮ, НЕ СОГЛАСИЛИСЬ БЫ! — Оуэн снова повернулся к директору — ПОТОМУ ЧТО ВЫ ЖЕНАТЫ, — добавил он — КАК РАЗ ЭТО Я И ХОТЕЛ ЕЙ ОБЪЯСНИТЬ — А ОНА СТАЛА НАДО МНОЙ ИЗДЕВАТЬСЯ. ОНА СПРОСИЛА, СМОГ ЛИ БЫ Я ЗАНЯТЬСЯ «ЭТИМ» С МЭРИЛИН МОНРО, — объяснил Оуэн — И Я СКАЗАЛ «ЕСЛИ БЫ Я БЫЛ ЖЕНАТ — НЕТ». ТУТ ОНА НАЧАЛА НАДО МНОЙ СМЕЯТЬСЯ.
— Мэрилин Монро? — недоуменно переспросил директор — А при чем здесь Мэрилин Монро?!
Но Оуэн не стал больше ничего говорить. Позже он сказал мне
— ПОДУМАЙ О СКАНДАЛЕ! ПОДУМАЙ, ЧТО БУДЕТ, ЕСЛИ ЭТИ СПЛЕТНИ ПРОСОЧАТСЯ В ГАЗЕТЫ!
Неужели он всерьез боялся, что падение президента Кеннеди могло начаться с редакционной статьи в «Грейвсендской могиле»?
— Ты что, хочешь, чтоб тебя выперли из школы за то, что ты защищаешь президента? — спросил я его.
— ОН ВАЖНЕЕ, ЧЕМ Я, — возразил Оуэн Мини. Сегодня я уже не уверен, что Оуэн тогда был прав; обычно он оказывался прав почти во всем — но я склонен думать, что Оуэн Мини заслуживал защиты не менее, чем Д.Ф.К.
А посмотрите, какая шваль пытается защищать президента сегодня!
Но Оуэн Мини защищаться не стал — как мы ни уговаривали. Он сказал Дэну Нидэму, что подстрекательские выпады миссис Лиш представляют УГРОЗУ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ и даже ради того, чтобы спастись от гнева Рэнди Уайта, Оуэн не согласится повторять услышанную им клевету.
На собрании преподавателей директор заявил, что подобного рода неуважение к взрослым — да еще к родителям учеников Академии! — терпеть нельзя. Мистер Эрли возразил, мол, школьными правилами не запрещается делать подобные предложения матерям своих одноклассников и потому Оуэна нельзя считать нарушителем.
Директор попытался направить дело на рассмотрение исполнительного комитета, но Дэн Нидэм знал, что у Оуэна останется мало шансов на спасение перед этой кучкой директорских прихвостней — во всяком случае, они обеспечивали большинство при любом голосовании комитета, как справедливо заметил в свое время Голос. Это дело не подпадает под рассмотрение исполнительного комитета, настаивал Дэн; Оуэн не совершил ни одного проступка из тех, что в школе считаются «основанием для исключения»
Не совсем так, возразил директор. Как насчет «безнравственного поведения с девушкой»! Кое-кто из преподавателей поспешил заметить, что Митци Лиш не «девушка», после чего директор зачитал телеграмму, которую ему прислал бывший муж Митци Лиш, Герб. Голливудский продюсер выражал надежду, что оскорбление, нанесенное его бывшей жене — а равно и унижение, которое при этом пришлось испытать его сыну, — не останутся безнаказанными.
— Ну так назначьте Оуэну дисциплинарный испытательный срок, — предложил Дэн Нидэм. — Это ведь наказание, и притом более чем достаточное.
Однако Рэнди Уайт напомнил, что Оуэн обвиняется в более серьезном проступке, чем просто непристойное предложение матери своего одноклассника. Или, может, уважаемое собрание не считает обвинение в антисемитизме серьезным? Вправе ли школа с таким богатым этническим представительством терпеть проявления подобного рода «дискриминации»?
Но миссис Лиш не сумела представить сколько-нибудь веских доказательств для того, чтобы обвинить Оуэна в антисемитизме. Даже Ларри Лиш, когда его спросили об этом, не смог припомнить среди замечаний Оуэна ни одного, которое можно было бы истолковать как антисемитское. Ларри по сути признался, что его мать имеет привычку навешивать ярлык антисемита на каждого, кто обращается с ней мало-мальски непочтительно, — как будто единственно возможной причиной неприязни к ней может быть только то, что она еврейка. Дэн Нидэм обратил внимание присутствующих, что Оуэн и понятия не имел, что Лиши евреи.
— Да как можно было этого не знать? — в сердцах воскликнул директор Уайт.
Дэн заметил, что в реплике директора антисемитизма гораздо больше, чем в любой фразе, приписываемой Оуэну Мини.
И Оуэна пощадили. Ему назначили «дисциплинарное испытание» — до конца зимнего триместра — с предупреждением, прекрасно всеми понятым: любой проступок любого рода будет рассматриваться как «основание для исключения». В этом случае он предстанет перед судом исполнительного комитета и никто из друзей-преподавателей его уже не спасет.
Директор предложил, чтобы Оуэна — вдобавок к испытательному сроку — отстранили от должности главного редактора «Грейвсендской могилы» или чтобы Голос замолк до конца зимнего триместра, а может, даже и то и другое. Однако собрание выступило против.
На самом деле то, что миссис Лиш обвинила Оуэна в антисемитизме, здорово разозлило тех преподавателей, которые и вправду были настроены весьма антисемитски. Что до Рэнди Уайта, то мы с Оуэном и Дэном подозревали, что директор — самый ярый антисемит из всех, кого мы знали.
Таким образом, в результате «инцидента» Оуэн заработал дисциплинарный испытательный срок до конца зимнего триместра. Если не считать, что Оуэн теперь оказывался в подвешенном состоянии — и лучше было пока не вляпываться в новые истории, — «дисциплинарное испытание» не относилось к суровым наказаниям, особенно для ученика, не живущего в общежитии. Самое главное — Оуэн терял данное только старшеклассникам право ездить по средам и субботам в Бостон. Живи он в общежитии, то потерял бы еще и право на выходные покидать пределы учебного городка, а так он все равно проводил все выходные дома или у меня.
