— Ты хотел сказать «доступная»? — уточнила Там ар а.
— Возможно, это можно назвать и так.
— Нет, я не всегда такая. И насчет моей доступности — тебе показалось. Секса не будет.
— Да ты что? — рассмеялся я. — Как же ты сможешь так меня разочаровать?!
— Я не занимаюсь сексом. — Она серьезно вздохнула, перестала пялиться на простыню и вернула покрывало на место. — Я занимаюсь любовью.
— Скажи прямо, что тебе просто не понравились мои простыни! — кивнул я.
— И это тоже.
— У меня есть другие.
— Думаю, они тоже не из тех, что нравятся мне.
— Что же мы тогда будем делать?
Мы лежали на ковре перед теликом, пили терпкий пу эр и смотрели кино, пока не начали зевать. Перебрались на кровать и продолжили таращиться в экран, проваливаясь в сон. Она так и задремала в одежде поверх покрывала. Видимо, у нее и правда какой-то пунктик насчет постельного белья. Эти девчонки всегда слишком много воображают.
Впрочем, мне понравился этот вечер. Он был чем-то похож на один из вечеров с Таней. Тома даже смеялась над теми же эпизодами в фильмах, которые смешили меня. А во время титров нежно щекотала мне шею. Брала мою ладонь в свою, забавно складывала губы трубочкой и игриво дула меж пальцев. Заглядывала при этом в глаза. Как будто я какой-то экстравагантный Крестный отец, которому вместо поцелуя в кольцо принято обдувать пальцы. В общем, она довольно милая. И будь я года на три моложе, точнее говоря, будь я таким, каким был тогда, я бы, наверное, даже попросил ее телефон и стал звонить на следующий же день. Или даже уже через полчаса после ее ухода. Наверное, я бы даже влюбился. Но сейчас я просто с интересом и приятной расслабленностью наблюдал за нею, как за проплывающим и исчезающим в небе облаком. Я знал, что не попрошу у нее телефона. Завтра она уйдет и, видимо, даже не пришлет мне на почту фотки моего лица, сделанные ею сегодня. Я даже подозревал, что она удалит эти фотки, еще пока будет трястись в вагоне метро на какую-нибудь свою конечную станцию. Это нормально. В этом мире и без того слишком много социальных связей, чтобы заводить еще один мертвый аккаунт из формальной вежливости.
Первое время в Москве я старательно забивал в телефон номера всех девушек, с которыми знакомился. Пока наконец не осознал всю бессмысленность этого процесса. Зачем? В этом мире слишком много людей, чтобы встречаться с одним и тем же человеком дважды. Поначалу я провинциально пытался «заякорить» в ближнем круге каждого человека, встречавшегося на моем пути. И уж тем более каждую девушку, выказавшую мне расположение. Сейчас я понимаю, как был смешон. Чем пышнее разрасталась социальная сеть, которую я сплетал вокруг себя, тем больше сил она требовала на свое поддержание и тем менее прочной становилась. Чем больше телефонов становилось в записной книжке, тем реже я звонил по каждому из них. И тем реже звонили мне. Каждая связь становилась все тоньше и тоньше. Наверное, психическая энергия — величина конечная и если человек направляет ее в избыточно многих направлениях, то она просто рассеивается в пространстве. Я перестал сам кому-либо звонить. Я перестал запариваться, когда не звонили мне. Научился легко отпускать людей, перестал за них держаться. Отказался от участия в этой маркетинговой гонке, в которой мне предложено было стать для них как можно более привлекательным «товаром».
Я даже помню день, когда я четко сформулировал для себя правило минимизации социальных связей. В те редкие выходные, которые я проводил в Москве, я ходил на лекции в Политехнический музей. Разные профессора и академики рассказывали там взрослым и образованным, но еще не застывшим в интеллектуальном самодовольстве людям о последних достижениях науки. В тот раз профессор рассказывал о нервной системе. На меня произвел впечатление эпизод, в котором он с картинками продемонстрировал, как умирает нервная клетка. Очень просто: она обрастает избыточным количеством пустых связей. Если упрощать, то выглядит это так: когда у нервной клетки в силу какого-то несчастного случая или просто из-за старости рвется связь с назначенной ей природой мышцей или органом, этот нейрон изо всех сил старается восстановить контакт. И отбрасывает один за другим «щупальца» — аксоны, которыми пытается дотянуться до «своего» пункта назначения. Фокус в том, что это невозможно: канал, по которому соединялись нейрон и родная ему клетка, заблокирован старым, разорвавшимся нервным окончанием. Так что все новые канатики просто опутывают несчастный нейрон бессмысленными клубками ничего не дающих ему связей, иссушают его, высасывают всю энергию нервной клетки. И она погибает от истощения. «Если бы вам довелось побывать на вскрытии какого-то старика, вы бы удивились, какие клубки этих самых бесполезных аксонов в старческом мозге», — говорил профессор. Он сказал, что современная наука уже вплотную подобралась к тому, чтобы научить нервные клетки восстанавливать разорванные правильные связи и блокировать гиперразвитие бессмысленных аксонов. Но пока нервные клетки по-прежнему транжирят энергию на всякий бесперспективняк.
В тот день я осознал, что я — такая же потерявшая идеальную связь нервная клетка, беспомощно погребающая сама себя в искусственной социальной сети. И решил остановиться. Для начала я потерял мобильный телефон. Не то чтобы я нарочно его где-то оставил. Просто шок от осознания смысла происходящего со мной был так велик, что подсознание само отреагировало. Оно услужливо помогло мне посеять трубку, в которую были забиты телефоны людей, присутствие которых в моей жизни неоправданно и избыточно. С тех пор я редко сохраняю номера в памяти мобилы. И именно поэтому я не собирался просить у Томы ее телефон. Как бы мила она ни была.
Если чуду суждено случиться, то оно и будет именно что чудом. А если нет, то я знаю способ прожить и без него.
Тамара проснулась вовремя — я как раз в 21-й раз выдохнул, опуская ноги в «пятой жемчужине». Она быстро выскользнула из ванной и уселась перед компьютером с чашкой кофе. Ей надо было проверить почту. Я готовил завтрак, когда услышал, как хлопнула дверь.
Нет, я, конечно, сам за деликатность и ненавязчивость. За комфортную дистанцию. Но это было как-то слишком уж нарочито и вызывающе. Она как будто напрашивалась на то, чтобы я выглянул из окна, позвал ее, начал расспрашивать, уговаривать, недоумевать. Только что туфельку на пороге не инсталлировала призывно. Дешевый развод. Я запер дверь, убедился, что тумбочка, где хранятся деньги и документы, по-прежнему заперта, осмотрел комнату и даже не подошел к окну. Нет, детка, я не играю в игры. Тем более в эти.
Я принял душ. С аппетитом позавтракал трехминутным яйцом и бутербродом с сыром. Постоянная жизнь в гостиницах заметно повлияла на мои пищевые привычки. В этих отелях одинаково хорошо готовят к утреннему шведскому столу только яйца «в мешочек» и бутерброды с сыром. В сезон бывают еще неплохие овощные салаты. Невольно подсаживаешься. Запил завтрак кофе, прикидывая, отправиться ли мне сегодня в бассейн или на каток. Или попытаться, наконец, придать своей квартире жилой вид. Начать, например, с кухни и купить хотя бы турку. Хватит уже, наверное, варить элитный сорт арабики в хозяйской железной кружке. Удобная заварочная чашка для чая мне тоже не помешала бы. Как и кастрюля-пароварка. Я не собирался обрастать скарбом, только самое необходимое. То, что реально улучшает качество жизни. Никакого «собирательства» или понтов. На этот счет у меня очень жесткая философия. Когда все время ездишь в командировки, со всей очевидностью, наглядно понимаешь, как мало вещей нужно человеку для нормальной жизни. Вполне достаточно одного чемодана. Все остальное, чем обрастает среднестатистический чел, — просто мусор. Мусор, вожделеть который его заставляют транснациональные корпорации. Это еще в «Бойцовском клубе» очень хорошо описано. Один из моих любимейших фильмов, между прочим.
