— Поверь мне, там есть лучше. Намного лучше, — сказал я, думая про Олесю.
— Да, тема стала модная. У каждого второго анкета в Интернете. А что — удобно!
— А как же Алена? У тебя же была Алена, ты говорил, что она тебе родная? — перебил я Васю.
— Алена хорошая. Но знаешь, чтобы ее обрадовать — это ее надо на шопинг в Милан вывезти. Она мощная, карьеру делает. Ей не до меня. Ты знаешь, я все эти годы уговаривал ее ко мне переехать. А она отказывалась — ей от себя до работы ближе, и совместный быт ее пугал.
— Мне тебя жалко, — искренне сказал я Васе. — И это ты называешь любовью?
— Не надо меня жалеть, — обиделся Вася. — Ты лучше себя пожалей. Ты-то хоть кому-нибудь нужен?
— Ты прав, Вася, я никому не нужен, — согласился я и вышел из кабинета.
Раньше, когда я был успешным менеджером с большой зарплатой, соцпакетом и бонусами, я еще мог на что-то рассчитывать. Тогда я мог кому-то понадобиться. Но даже тогда ни я ни в ком не нуждался и сам был никому не нужен. Что уж говорить про теперь, когда я безработный подследственный неудачник. Даже Ленка сейчас стремается со мной разговаривать. Боится тоже угодить в СИЗО.
Единственные, кто не брезговал сейчас со мной общаться, — мои издатели. На волне скандала мои записки стали им еще интереснее, и они активно поторапливали меня, чтобы я побыстрее заканчивал. «Ну хоть какое-то занятие», — подумал я. И поехал к маме в Тверь, чтобы взять у нее ключи от нашего старого дома в Вышнем Волочке. Я решил запереться там и ударными темпами закончить книжку.
Мама, как всегда, причитала и ругалась. Поводов было больше чем достаточно — и следствие, и мой уход с работы. Сожалела о том, что родила меня на свою голову. Родила уголовника! Говорила, что я — бесконечный источник горя и неприятностей. Снова упоминала о том, что лучше бы она сделала аборт. Я слушал и слушал. А она все скулила, продолжая подливать мне борща. И тут я не выдержал. Треснул ложкой по столу, вскочил и стиснул ее руками.
— Мама! Маамааа! Ты слышишь, что ты говоришь? Неужели ты не видишь, что мне больно? Зачем ты все время говоришь мне это? Про свою неудачу с абортом? Ты хочешь, чтобы я убил себя и тогда тебе станет легче?! Мне убить себя?
Она испуганно хлопала глазенками и таращилась мне в лицо.
— Ну, отвечай же, мать. Мне убить себя?
— Отпусти меня, — тихо попросила она, — и больше не говори глупостей.
Она здорово испугалась. Я отпустил ее. Но запомнил, что она не сказала «нет».
Я ушел в комнату и заплакал. В конце концов, мне доктор разрешил плакать, когда очень хочется. Потом я встал, взял ключи от дома в Вышнем Волочке и пошел на автовокзал.
Уже через два часа я вошел в старый деревянный дом. Пыльный и холодный. Его купили мамины родители. Мои дедушка с бабушкой. Они уже умерли. Деда я вообще не застал — он умер до моего рождения. Дед с бабкой прошли всю войну, а после войны поженились и отчаянно взялись рожать. У мамы есть братья и сестра. Мама самая младшая. Я жил здесь у бабушки, пока матери не дали квартиру в Твери. Тогда она забрала меня к себе.
В доме давно никто не живет. Летом кое-кто из родственников приезжает сюда как на дачу. Но в октябре он стоял совсем пустым. Зато с лета остались дрова — натащил кто-то из родни. Я затопил печку. Смеркалось. Я не включал свет.
В полумраке и тишине мобильник сначала засветился, а потом уже зазвонил.
— Здравствуй, сын, — сказал папа. — Как ты? Тебе что-нибудь нужно?
— Нет, папа, у меня все есть. Спасибо, что ты позвонил. Это лучшее, что ты мог сделать для меня.
— Не кисни. Все наладится, — пообещал папа.
— Ага, — кивнул я.
— И еще. Папа любит. Папа есть. Хотя, может, папа и не такой, как бы тебе хотелось. — Голос его похрипывал. Было слышно, что ему непросто даются эти слова.
Хотя это была, скорее всего, фальшь, подделка, но все равно я испытал признательность.
Звонок как-то вывел меня из коматоза, я достал ноутбук и стал писать.
Я писал день за днем, вечер за вечером. Ничто не отвлекало меня, кроме собственных мыслей. Здесь в тишине и холоде мне в голову почему-то особенно часто пробирались те шестеро отравленных. Неужели я действительно был отчасти виновен в их смерти? И мог ли я это предотвратить? Мысли крутились разные. То я думал, что это случилось бы по-любому. То мне мерещилось, что если бы я тогда, в августе, выдал Олесе деньги на витамины для беременных, а не на аборт, то все могло бы сложиться иначе. Да, все реверсисты закидали бы меня тухлыми помидорами, когда узнали бы, что я стану отцом. Да, движение, видимо, развалилось бы. Возможно ли, что и этот сумасшедший тогда остановился бы?
Через пару дней еще позвонила Ленка. «Я переезжаю в Москву. Мне предложили хорошее место пиар-менеджера», — сказала она. Чувствовалось, что она что-то недоговаривает, какое-то смущение. «Отличная новость, рад за тебя». «Денис, — она сделала паузу, — ты поймешь меня, если я скажу, что буду пиарить памперсы, товары для детей и мам?» Я понял.
Я довольно быстро потерялся во времени. Не помнил, сколько именно дней прошло с моего приезда и какой день недели. Я не запаривался на эту тему: адвокатша обещала позвонить накануне суда и вызвать меня в Москву.
Однажды телефон зазвонил. Я испугался. Мне не хотелось возвращаться. Но я все-таки вытащил трубку из чехла и чуть не подпрыгнул: звонила Олеся.
— Привет, ты почему не отвечаешь на мое письмо?
— Какое письмо? Я так рад тебя слышать. Я тут в глуши, без Интернета. Я обязательно отвечу. Найду Интернет и напишу. Ты меня простила?
— Ты все прочтешь, — сказала Олеся.
Я ломанулся бриться (я ужасно зарос за это время), мыться и впервые отправился в город. Прежде я ходил только до соседней палатки за макаронами и крупой. Я нашел Интернет на почте. То, что Олеся прислала, было круче, чем прощение. Это были отсканированные результаты узи. «Теперь срок больше 12 недель и ничего отменить уже невозможно. У нас будет ребенок. Сейчас он уже вот такой (см. рисунки)». Я попросил распечатать мне ее письмо. Я шел и всю дорогу смотрел на черную точку на сером фоне. Это была фотография моего ребенка. По крайней мере в его смерти меня обвинить уже нельзя. Вы не поверите, я сам себе удивился, но я зачем-то поцеловал эту бумагу. Ну так, слегка. Пошло, глупо, бессмысленно, но я это сделал прежде, чем успел остановить себя. Наверное, нельзя долго сидеть в одиночестве в запущенном доме. Вот так вот дичаешь.
Я позвонил Олесе.
«Я приеду. Я сегодня же выезжаю. Олеся, спасибо тебе», — сказал я.
«Куда ты приедешь, ты же под подпиской?» — осадила она меня.
«Мне плевать».
«А мне нет. Я не хочу, чтобы из-за такой ерунды тебя снова упекли в СИЗО. Я сама приеду. Возьму отпуск за свой счет и приеду».
