Потом мы пили чай у нее на кухне. Олеся в третий раз просила меня рассказать, как я воображал, что она боится показать мне свое изуродованное лицо и поэтому тычется мне в шею носом. И каждый раз смеялась. Я тоже смеялся:
— Слушай, ну ты натурально так ревела, как будто у тебя травмы, несовместимые с жизнью! Здорова же ты убиваться! Из-за одного фингала так рыдать. Вот плакса!
— Так ты что, думаешь, я из-за фингала, что ли? — Брови Олеси вспрыгнули вверх, а лобик сморщился складочками.
Мы перестали смеяться. И замолчали про одно и то же. Она смотрела прямо мне в глаза.
— Тебе уже удалось полюбить этого твоего Диму? — наконец спросил я.
— Нет, — покачала она головой. — Я все-таки люблю тебя. Он хороший и все такое. Но, наверное, я не его человек. Рядом с ним мне все время приходится напоминать себе, что в нем есть чудо. А в тебе я просто все время это вижу. И с тобой я сама становлюсь лучше, сильнее, чище. Не потому, что стараюсь произвести на тебя впечатление или казаться лучше. Я действительно становлюсь такой. Люблю я тебя.
— А как насчет того, что ты хочешь жить жизнь, а не фантазировать фантазию? Кажется, так ты говорила?
— Может, то, что между нами, — это фантазия, в которой слишком мало жизни. Но в жизни с ним слишком мало фантазии.
Чувствовалось, что она заготовила эти слова для меня не сегодня. Что она обдумывала и репетировала этот разговор. У нее был план камбэка. Мы по-любому помирились бы. Она этого хотела.
— Фантазерка. — Я не сдержал улыбки и потянул ее за руку к себе на колени.
Она перекинула ногу через мои колени и села верхом. Обняла за шею. Мы пристально смотрели друг другу в глаза. Целовались. Я понял, что мне обязательно надо сказать три слова, иначе все опять развалится. И я произнес их:
— Я люблю тебя.
Она в ответ нежно и одновременно крепко обняла мои бока ногами. Мы были так близки, что я слышал, как бьется ее сердце. Чувствовал, как пульсирует кровь у нее чуть ниже солнечного сплетения. Я ощущал так, как будто бы уже был в ней.
Через час мы вместе шагали в милицию. Там мы дали письменные объяснения по поводу похищенного телефона. Милиционеры обещали объединить два дела — о нападении на Олесю и о телефонном хулиганстве — в одно. Больше от нас ничего не требовалось.
Уже на обратном пути из милиции позвонила Лена. Она предупредила, что сегодня мне будут звонить из «Эха Москвы». Там какой-то эфир по демографическому вопросу, разбирают причины, почему наши люди не хотят рожать. «Надо будет изложить взгляды движения реверсистов и наши причины не хотеть детей», — почти командовала Ленка. «Ты не совсем права. Наши сторонники могут хотеть детей. Но отказывают себе в этом, осознавая необходимость уменьшения количества людей. Даже лучше, чтобы в принципе они любили детей. Тем ценнее воздержание от воспроизводства. Понимаешь? В чем доблесть целомудрия для фригидной женщины? Никакой победы в таком ее поведении нет. А вот для нимфоманки это действительно духовный рост и опыт. Преодоление», — объяснял я Ленке.
По дороге мы зашли в кафе. Подошел официант. Я молча ткнул в меню на строчку «эспрессо», продолжая разговаривать с Леной по телефону. Олеся заказала чай, тоже молча. Она с интересом прислушивалась к моему разговору.
«Отлично излагаешь! — подбодрила меня перед эфиром Ленка. — Постарайся быть таким же убедительным, когда позвонят журналисты. Ты просто рожден для того, чтобы стать носителем и пропагандистом этой идеи. Горжусь знакомством! А! Послушай, я вот еще о чем подумала. Поскольку ты просишь людей не рожать детей и сам твердо решил не становиться отцом, то будет очень эффектно, если ты заявишь о собственной добровольной стерилизации».
«Чееее?! — Я поперхнулся кофе, залил им стол и штаны. — Чего-чего ты сказала?»
«Тебе надо заявить о добровольной стерилизации, — очень четко и уверенно повторила Ленка. — К сожалению, пока ты можешь сделать только заявление. Саму операцию по закону можно проводить только после тридцати пяти лет. Но мы будем добиваться, чтобы тебе разрешили сделать ее раньше».
Я слушал и охреневал. Ленка продолжала приседать мне на уши на тему того, что я должен быть последователен. И подтверждать свою жизненную позицию не только словом, но и делом. У меня просто не было слов.
«Лена, ты пьяна. Иди проспись! — Я, по-моему, в первый раз орал на человека, обычно я даже угрозы произношу спокойным тоном. — Я не буду делать никакой операции и никакого заявления».
«Ты, наверное, не совсем понимаешь, о чем я говорю. Речь не о кастрации, а о вазэктомии. Ты не станешь каким-нибудь писклявым Фаринелли или импотентом. Никакой гормональной перестройки, полностью сохраняется сексуальная функция, эрекция, оргазмы и так далее. Очень простая операция. Это влияет только на способность иметь детей и больше ни на что. Почитай в Интернете».
«Лена, ты охренела». — Я в шоке нажал «отбой».
Олеся молча собирала салфетками разлитый мной по столу кофе. Она не смеялась, даже не улыбалась, но выражение лица у нее было неуловимо-насмешливое.
— Что?! Что ты так смотришь? — взъелся я и на нее за компанию.
— Ничего. — Она делано-невозмутимо покачала головой. — Ни-че-го.
— Лена предлагает мне сделать вазэктомию. Стерилизацию. Прикинь?
— Очень логичное продолжение той пурги, которую вы гоните. Но если тебя интересует мое мнение, то я не советую тебе делать эту операцию.
— Ну хоть один вменяемый человек!
— И интервью давать тоже не стоит, — продолжила Олеся, но очень мягко. Ей тоже не хотелось снова ссориться. Поэтому она не настаивала.
Интервью я дал.
В течение следующей недели я дал еще несколько интервью. Я ожидал, что скоро меня начнут узнавать на улицах. Я расценивал это скорее как неизбежное неудобство, чем как fun. К сожалению, если ты хочешь донести какую-то мысль, то приходится жертвовать частью личного пространства. Я был готов к такому повороту. Но нет, на улицах на меня пока никто не оглядывался. Зато ближайшее окружение — коллеги, даже кое-кто из одноклассников, однокурсников отметились в моей электронной почте сообщениями вида: «Привет, видел тут про тебя в газете. Это и правда ты?!»
Я не был уверен в том, что мое руководство правильно поймет меня. Но оно как будто не замечало моей социальной активности. А может, и правда не замечало ее? Как выяснилось, пока мы с Васей торчали в Краснодаре, в центральном офисе подготавливались потрясения. Но мы их обнаружили только через две недели, когда вернулись в Москву. А пока мы по-прежнему встречались каждое утро и каждый вечер где-нибудь в центре Краснодара. Вася дотошно выпытывал у меня, как организовано наше движение реверсистов, есть ли у нас членские билеты, юрлицо, счет в банке, клятва реверсиста, гимн и графическое обозначение бренда. Он настойчиво советовал мне оформить юрлицо, какой-нибудь некоммерческий фонд или что-то типа того. «Отличный будет бизнес, — объяснял он мне, затащив меня вечером после работы в центральный торговый центр. — Смотри, если все эти чуваки, которые подписались под твою тему, реально не родят детей, то им некому будет завещать имущество. Пусть оставляют его вашему фонду на развитие и популяризацию. Даже если так будет поступать всего человек пять в год, ты уже сможешь жить безбедно. Сечешь фишку?» «Да не нужно мне ничье имущество. Мне всего хватает. Даже с избытком», — ответил я, с недоумением рассматривая трусы и лифчики, которые щупал и рассматривал на просвет Вася. Я пытался понять, почему мы пришли в магазин женского нижнего белья. Впрочем, я недолго тупил и быстро догадался, кому он выбирает подарок. «Это для Кати?» — прямо спросил я у Васи. «Да, — так же запросто ответил он. — Хорошая она девчонка, ласковая. Надо ее порадовать. Ты ведь не ревнуешь?» — «Нет, конечно». — Я не врал. То, что я чувствовал, и правда нельзя назвать ревностью. Так, неполное отвращение. «Ууууу! — Вася неправильно истолковал выражение моего лица. — Я не знал, что тебе так принципиально. Она говорила, что секса у вас нет, что вы так, чисто идейно общаетесь. Платонически». Мне оставалось только закусить губу: «Да-а-а. Видимо, все-таки я покупал ей не совсем правильные книги и фильмы». «Да не покупай ты ей макулатуры. Ей это не по мозгу. Все равно все в комиссионку относит. Подари ей лучше что-нибудь вот такое. — Вася выразительно потряс перед моим лицом лифчиком. — Будет носить, радоваться, тебя вспоминать. Будь проще, и люди к тебе потянутся».
