Олеся осталась, чтобы закатить мне маленькую сцену и заняться сексом. После этого мы договорились, что, если она захочет внезапно нагрянуть в следующий раз, она все-таки постарается меня предупредить. Ни ей, ни мне не нужны такие сюрпризы. Я был строг и настойчив при обсуждении этого вопроса.
Олеся пробыла в Екатеринбурге два дня. Между нами все было уже не так беспечно и радостно, как в Самаре. Я держался, как прежде. А она, очевидно, ждала чего-то другого. Каких-то перемен. Она часто замолкала и подолгу смотрела на меня без звука. Вздыхала и прижималась к моему плечу носом. К счастью, она так и не заговорила ни о чем таком, что заставило бы меня изворачиваться. Определенно, уже пора проводить с ней теоретическую подготовку. Пора уже как-то вкладывать ей в голову свой ход мыслей. В последний вечер я потихоньку начал объяснять ей свое мировоззрение, но слова проходили сквозь нее. Она только недоверчиво и удивленно смотрела на меня. Как будто не верила, что я это все говорю всерьез. Не возражала. Не удивлялась. Не негодовала. И даже не смеялась. Просто водила головой из стороны в сторону, как плюшевые собачки на торпеде хач-мобилей, и таращила глазенки. И где-то на середине моего особенно глубокомысленного пассажа просто взяла и мягко заткнула мне рот, принявшись целовать. Я сдался и решил, что продолжу обрабатывать ее мозг по электронке.
Мои дела на заводе были почти завершены. Бардак там творился изрядный. Многие менеджеры дублировали работу друг друга. И уже догадались, что с внедрением системы полномочия кое-кого из них окажутся урезаны. Это вселяло в них легкую панику: они разумно предполагали, что за этим может последовать сокращение зарплаты. Особенно встревожились менеджеры загадочного отдела спецпроектов. Де-факто они занимались тем же, что и отдел продаж. Только продавали упаковку не непосредственным производителям товаров и продуктов, а разным другим учреждениям. Например, среди их клиентов были банки и ночные клубы, заказывавшие сувенирные леденцы и шоколадки в забрендованных фантиках с логотипом банка или найт-клуба. В стройной системе выделять их в отдельное подразделение смысла не было — они органично вписывались как структурное звено в отдел продаж. Начальнику отдела спецпроектов это явно пришлось не по душе, и он то и дело отлавливал меня в узких, обшитых фанерой коридорах, хватал за пуговицу и принимался доказывать, что то, чем занимается он и его отдел, — нечто принципиально отличное от рутинной работы отдела продаж. За последнюю неделю я разговаривал с ним уже пять раз и каждый раз не менее, чем по полчаса. Я тихо бесился, но со всей возможной невозмутимостью и бесстрастием снова и снова объяснял ему как и что.
Я уже был мыслями в Москве, когда проходили последние установочные совещания и я докладывал заказчикам, какой будет их система ERP. По идее, на этих совещаниях должны были вноситься последние коррективы. Но времени было так мало, что мы мчались галопом по европам. Менеджеры успевали просто выслушать все то, что мы согласовывали с ними весь месяц. Встрять с каким-нибудь «рацпредложением» и «уточнением» у них уже не оставалось возможности. Все, что они могли успеть до начала «обсуждения» следующего модуля, — утвердительно кинуть: «Да, именно так все и должно быть». С готовым пакетом документов меня уже ждали в Москве наши специалисты, чтобы начать затачивать систему под конкретный завод.
Встречаться с Ленкой мне с каждым разом было все сложнее. Я объективно выматывался на работе, рабдень мой сделался неприятно длинным. К тому же с ней у меня было ощущение, что после завода я прихожу к ней на встречу, чтобы отработать вторую смену. Бесконечные разговоры и теоретизирования утомляли. Мне в своей теории было давно все ясно, и я не видел никакой необходимости обсасывать ее. Ленка же, очевидно, считала, что это тема, которую я готов обсуждать бесконечно. Что это самое интересное для меня занятие. Эмоциональной чуткости увидеть, что это не так, у нее не хватало.
В кресло самолета я опустился с огромным облегчением. Я был рад, что в Москве у меня будет хоть пара недель, когда по вечерам я смогу оставаться один.
Как обычно в последнее время, на двери меня ждала записка: «Мне надо тебя». Это уже издевательство. Мне вконец надоела эта история, и я тем же вечером написал «Вадиму, 32» со своего настоящего аккаунта: «Привет, чувак! Так, значит, тебе надо меня?»
Он сделал вид, что не понял, о чем это я.
«Я о тех записках, которые ты лепишь мне на дверь. Последнее твое послание уже по-настоящему любопытно. В каком смысле тебе надо меня? Ты педик? Или киллер? Или хедхантер? Или что? Чего ты от меня хочешь?»
Вадим долго думал. Потом до него что-то дошло. И он разразился ответным посланием:
«Сорри. Я правильно понял, что вы тоже живете в квартире на Вернадского? Вы бойфренд Тамары? Эти сообщения я писал не вам. Это для нее».
«Она забыла тебе рассказать, что я не ее бойфренд и что мы никогда не жили вместе?»
«Почему же тогда она дала этот адрес? Она хотела, чтобы я пришел именно туда, на Вернадского».
«Вы оба — психи, что ли?»
«Типа того. Правильно ли я понимаю, что Тамара у вас больше не бывает?»
«Она вообще была здесь всего один раз. И я хотел бы понять, зачем она слила тебе мой адрес».
«Может, вы у нее об этом и спросите?»
«Обязательно спрошу, если она мне еще раз попадется на глаза. А сейчас я спрашиваю у тебя».
«Я и сам хотел бы это знать. Мы с ней общались здесь, на Мамбе. Потом она сказала, что нам нужно встретиться вживую. И что она пришлет свой адрес и будет ждать меня. Удалила анкету, а потом с временной анкеты кинула тот самый адрес — на Вернадского. После этого она совсем исчезла из Сети. Временную анкету тоже удалила. Я приходил несколько раз по тому адресу, что она дала, но Тому ни разу не застал.
Тогда я начал оставлять записки. Теперь я понимаю, что она их не получила. В любом случае, я усек ситуацию и больше не буду писать вам записок. Но вы когда увидите Тому, просто передайте ей мои послания, если вас не затруднит».
Вежливый какой сделался, гад.
«В общем, Вадим, не думай, что я очень-то поверил твоим путаным объяснениям. Думаю, для общения с милицией тебе понадобится более вразумительная легенда. Имейте там в виду оба — и ты, и твоя девица, что, если это продолжится или если ко мне залезут в квартиру — я знаю, как вас найти».
Ни с того ни с сего Вадим перешел на «ты»: «Поверь, все, что я написал, — правда. Мне действительно нет до тебя никакого дела. Мне надо не тебя».
Прекрасно. Это можно было и не пояснять. То, что меня не надо, мне очевидно с самого рождения. Меня никогда не было надо, даже собственным родителям. По жизни всем в лучшем случае надо что-то от меня. На этот счет я не обольщаюсь.
На этом наша переписка с Вадимом закончилась.
Тему пока можно считать закрытой. По крайней мере, поток записок, не сомневаюсь, действительно остановится.
* * *
В Москве было слякотно. Снег выпадал, и его тут же соскабливали с тротуаров. Небо из последних сил тщилось накрыть землю белым, но Москва легко и небрежно сбрасывала с себя непрошеное. Город в это время года неприятен: зимних развлечений уже нет, а до летних еще, как минимум, полтора месяца. Самое запойное время: офисный планктон ровным слоем размазывается по кафе и кабакам, жрет и бухает, напивается и отъедается. Даже у нас в конторе по утрам то и дело можно было видеть пару-тройку припухших лиц. Меня тоже соблазняли бутылки с бухлом, выстроенные в огромные ряды в супермаркете. Но пока у меня хватало сил проходить мимо. Дальше, к рыбному и овощ ному отделам. Свое я выпил еще в Твери. Я не настолько глуп, чтобы искать спасение от бессмысленности в медленном самоубийстве при помощи стакана.
