Дандридж взял телефонный справочник и пробежал список юристов. Ага, «Ганглион, Тернбулл и Шрайн». Дандридж набрал номер и попросил к телефону мистера Ганглиона. Тот назначил прием на десять часов утра.
До поздней ночи Дандридж расхаживал по квартире, терзаясь сомнениями и тревогой. Несколько раз он хватался за телефон, собирался позвонить леди Мод, но снова клал трубку. Он понимал, что ему нечем ее урезонить, а она ему такого наговорит, что он света невзвидит. Только под утро он забылся беспокойным сном и пробудился в семь совершенно разбитый.
Обитатели Хэндимен-холла эту ночь тоже провели беспокойно. Блотту мешали спать грохотавшие под аркой грузовики, а леди Мод руководила строительством и отдавала распоряжения.
– Рабочие могут спать в комнатах для прислуги, – сказала она управляющему. – Я на неделю уезжаю. Вот вам ключ от черного хода.
Спать она улеглась только под утро, когда поместье окончательно приобрело сходство со стройплощадкой. Парк заполонили бетономешалки, грузовики, столбы, катушки с проволокой для изгородей, мешки с цементом и гравием; появились передвижные электростанции, и работа при свете фонарей уже шла полным ходом.
Леди Мод лежала в постели, прислушиваясь к гулу голосов и грохоту машин. Душа радуется. Вот ведь умеют-таки в Англии работать без мешкотни, если запахнет деньгами. Леди Мод улыбнулась. Чудная фраза – «пахнет деньгами». Деньги не пахнут. Кстати, насчет денег надо срочно что-то придумать. Ладно, утро вечера мудренее.
К семи часам утра леди Мод успела встать и позавтракать. Выглянув в окно кухни, она осталась довольна: строители уже поставили несколько бетонных столбов для ограды, и какая-то машина наподобие громадного штопора бурила отверстия для новых столбов. Леди Мод прошла в кабинет и целый час рылась в картотеке сэра Джайлса. Особенно внимательно она изучила содержимое ящичка с надписью «Капиталовложения». Узнала, какими акциями располагает муж, просмотрела его переписку с брокером и все-все подробности взяла на карандаш. Не менее внимательно прочла она письма личного характера, но в них не было ни слова о любовнице, питающей слабость к наручникам и хлыстам.
В девять часов она подписала контракт, поднялась к себе, уложила вещи, а в десять Блотт в новом сером костюме и синем галстуке в горошек сел за руль «лендровера», и они поехали в Хэрфорд, а оттуда поездом отбыли в Лондон. Перед отъездом леди Мод сняла трубку телефона в кабинете и положила рядом с аппаратом. Теперь сэр Джайлс в Хэндимен-холл не дозвонится.
В назначенное время Дандридж явился в адвокатскую контору «Ганглион, Тернбулл и Шрайн». Минут десять он дожидался, когда его примут. Вцепившись в свой портфель, он сидел в комнате для посетителей и беспомощно озирался на развешенные по стенам гравюры со сценами охоты. При виде этих гравюр его брало сомнение: похоже, те, кто здесь работает, безнадежно отстали от жизни – смогут ли они отнестись к его делу с должным пониманием? Сомнения усилились, когда Дандридж увидел мистера Ганглиона, который наконец соблаговолил его принять. Это был пожилой джентльмен в очках с золотой оправой. Он пристально смотрел на Дандриджа поверх очков. Дандридж присел возле стола и замялся, не зная, с чего начать.
– Нуте-с, мистер Дандридж, так о чем вы хотели со мной посоветоваться? – спросил мистер Ганглион. – Должен сразу предупредить: если вы по поводу автомагистрали, то мы вам ничем помочь не можем.
– Нет, к магистрали это отношения не имеет, – покачал головой Дандридж. – По крайней мере, прямого отношения. Дело в том, что меня шантажируют.
Мистер Ганглион перебирал пальцами.
– Шантажируют? Вот как. В наших краях такое преступление редкость. Я уж и не упомню, когда в последний раз вел дело о шантаже. Что ж, хоть какая-то свежая струя. Итак, шантаж. Вы меня заинтриговали, мистер Дандридж. Продолжайте, пожалуйста.
Дандридж нервно сглотнул слюну. Он явился сюда вовсе не за тем, чтобы интриговать мистера Ганглиона – во всяком случае, улыбочка его совершенно неуместна.
– Дело было так, – начал Дандридж. – Я пошел на вечер в гольф-клуб и познакомился там с одной девушкой.
– Ах, девушка. – Мистер Ганглион придвинулся ближе к столу. – И разумеется, симпатичная, верно?
– Да.
– И вы, надо думать, проводили ее домой? – допытывался мистер Ганглион, глядя на Дандриджа с нескрываемым интересом.
– Нет. Вернее, я не уверен.
– Как это не уверены? Вы что же, сами не знаете, что делали?
– В том-то и беда. Я действительно не знаю, что делал. – Дандридж осекся. Неправда: знает. Фотографии ясно показывают, чем он занимался. – Собственно говоря, я имею об этом представление…
– Ну-ну? – наседал мистер Ганглион.
– Не знаю только, где это происходило.
– Уж не в поле ли?
Дандридж покачал головой:
– Нет, не в поле.
– На заднем сиденье?
– Нет. Я, понимаете, был без сознания.
– Вот, значит, как? Поразительно! Говорите, без сознания?
– Видите ли, перед отъездом я выпил кампари. Оно горчило, но ведь у кампари вообще горьковатый привкус, правда?
– Понятия не имею, какой вкус у кампари. Но верю вам на слово.
– И здорово горчило. Мы сели в машину, а дальше ничего не помню.
– Какая жалость, – разочарованно произнес мистер Ганглион, который, как видно, жаждал услышать более интимные подробности.
– Очнулся я в машине. Чувствую – в туалете какой-то непорядок.
– А что, поблизости был туалет? Ах, вы про одежду. Любопытно.
Дандридж смущенно заерзал. Начиналась самая неприятная часть истории.
– Потом мне прислали фотографии.
Почти угасший интерес мистера Ганглиона вспыхнул с новой силой.
– Что вы говорите! Прелестно. Фотографии, значит.
– И потребовали, чтобы я заплатил тысячу фунтов.
– Тысячу? И вы заплатили?
– Нет, – признался Дандридж. – Не заплатил,
– Вы считаете, фотографии этого не стоят?
Дандридж закусил губу и с досадой буркнул:
– Я вообще не знаю, чего они стоят.
– Они, надо думать, по-прежнему у вас, – заметил мистер Ганглион. – Отлично. Отлично. Позвольте мне самому составить о них представление, и я вам скажу, чего они стоят.
– Мне бы не хотелось… – начал Дандридж, но мистер Ганглион стоял на своем.
– Это же улика, – пояснил он. – Вот и посмотрим улику, оставленную шантажистами. Это очень важно.
– Снимки такие мерзкие, – колебался Дандридж.
– Я думаю! За тысячу-то фунтов. Небось, гадость неописуемая.
