Разбирать чемодан не было никакого желания. Постояв над ним несколько мгновений, В. поддел его крышку ногой, крышка упругим парусом взлетела вверх, поколебалась в вертикальном положении и, решившись, с треском упала на чемодан.
Спустившись вниз, В. проследовал на кухню, открыл холодильник, подоставал оттуда что попало под руку и, поместив эту гору на поднос, отправился в гостиную. Вечер безвыборно обещал впереди ночь, но все же следовало до нее добраться, а если учесть его внеурочный сон, мог понадобиться и нырок далеко за полночь. Телевизор! Какое иное транспортное средство можно было придумать, чтобы добраться до ночи-заполночи.
В. включил телевизор и, еще располагался за журнальным столом перед подносом, услышал звучащий из него знакомый голос. Это был голос коллеги. И говорил коллега, естественно, о нем.
Экран засветился. Коллега стоял за тонконогой грибовидной трибункой, взявшись за нее двумя руками и откинувшись назад, что-то полетное было в его позе – казалось, он взмывал в воздух. Должно быть, это было некое ток-шоу, что за тема – Бог весть, коллега, во всяком случае, говорил о нем.
– Это серьезно! Я вас прошу прислушаться: это серьезно! – рвался, взмывал он в воздух. – Заключение, и только заключение! За решетку! Превентивные меры, пока не поздно! Он не может жить среди нас! Это опасно для нашей цивилизации! Это нужно осознать всем и каждому: опасно! Ограждаем же мы себя решеткой от диких зверей в зоопарке! Не позволяем им ходить по тем же дорожкам, что сами! Это дикие звери, они живут по другим законам, чем мы!
С досадливым изнеможением В. переключил программу – и тут же поспешно вернулся к прежней, с коллегой за трибункой. Вдруг, когда уже нажимал на кнопку, ему почудилось, что размытое, не в фокусе лицо женщины в первом ряду зрителей – это жена.
Это была жена. В те секунды, что он отсутствовал на канале, ведущий – само воплощение галантерейного изыска в раме художественно уложенных волос – как раз укротил вулканическое извержение коллеги и бурно-вдохновенной походкой перекочевывал к первому ряду трибуны, оператор перефокусировал оптику, и сидевшие там явили себя городу и миру во всей отчетливости своих черт. Что делала его жена на этом шоу? Неужели шоу было посвящено его персоне? Ведущий с выставленным перед собой, словно царский скипетр, мохнатым микрофоном нацелился, похоже, на нее.
На нее, на нее, В. не ошибся. И ей явно доставляло удовольствие оказаться в центре внимания.
– Нет, я не знаю… зооопарк – это что-то уж слишком, – произнесла она с брезгливой гримаской, когда ведущий представил ее и поднес к ее губам микрофон. – И насчет инопланетянина… где эти доказательства? Я лично, мы двенадцать лет прожили, ничего инопланетного не замечала. Его нужно лечить. Его просто нужно лечить! Он болен, я вам это как жена говорю. Я жена, я вижу! – Воодушевление охватывало ее, высоким звонким пафосом наполнялся голос – она переживала за В., она страдала, она несла его болезнь как крест. – Разве может нормальный, здоровый человек ходить по воде? Нет, разумеется. Его нужно сейчас устроить в хорошую клинику. С квалифицированными врачами, хорошим средним медперсоналом. Я убеждена в этом: положить в клинику и как следует пролечить!
– А про родителей, про родителей?! – провопил галантерейный ведущий, с гимнастической ловкостью перебросив микрофон к своим губам. – Перед началом передачи, в гримерной, вы говорили мне о его родителях. Вы говорили, может быть, у него детская травма!
– Да, конечно, я не исключаю. – Жена уже была распята на кресте, вознесена на нем и, пересиливая страдание, вещала с его мученической высоты. – Они же, расходясь, его бросили. Разъехались по разным городам. Он даже не знает толком, где они сейчас, живы ли, его дед с бабкой воспитывали.
– Прекрасно, прекрасно! – снова провопил ведущий в микрофон. По всему было видно, что время, отпущенное жене В. быть телезвездой, исчерпано. – Вот мы сейчас попросим прокомментировать ваши заявления специалиста. Доктора наук, профессора. Врач! Где у нас врач?! – воскликнул он, поворачиваясь к жене В. спиной. – Вон у нас врач! – последовало победное восклицание с ленинским выбросом руки в сторону грибообразной трибунки в противоположном конце студии, и ведущий сгустком ураганного ветра помчал к ней. Не забывая при этом окормлять зрителя своим пастырским словом: – Вот мы сейчас врача и спросим! Профессора! Комментарий профессора, а?! Это вам не хухры-мухры!..
Ему, ему, В., было посвящено ток-шоу, без всякого сомнения. Интересно, почему не позвали его самого? Мельком В. подумалось: а пошел бы он? Ответить со всею решительностью, взвесив все “да” и “нет”, не получилось: врачу, профессору, доктору наук уже включили микрофон, и он с готовностью принял эстафету у ведущего.
– Видите ли, – со вкусом произнес он, – я действительно могу считать себя высококвалифицированным специалистом: все-таки и доктор наук, и профессор, не одну, позвольте мне так пошутить, а много собак в своем деле съел. – Голос у него был густой, сочный и зычный бас, и сам он весь очень подходил этому голосу: крупный, бочкобрюхий, с резиново-подвижными чертами лица, взморщенный лоб – настоящие гармонные мехи. – С таким явлением, однако, которое мы сегодня обсуждаем, – тут обладатель иерихонской трубы словно бы приглушил ее звучание, как если бы хотел придать грядущему признанию извиняющий характер, – с таким явлением, повторю, сталкиваюсь впервые. – После чего голосу его вернулась прежняя мощь, и вовсю задышала гармоника лба. – Может ли рассматриваемое явление быть признаком психического расстройства? Не исключено, скажу вам сразу и без обиняков. Неординарный, конечно, случай, согласен. Но ведь психические нарушения – это все, в известной мере, измененное сознание, человек становится другим, человек, можно сказать, уже не совсем человек… Инопланетянин! – широко повел он рукой в сторону коллеги, не понять – то ли пошутил так, то ли согласился с его утверждением. – Всего можно в такой ситуации ожидать. Интересный случай, очень интересный. Я бы с удовольствием им занялся. – Горячее плотоядие послышалось в его иерихонском голосе. Профессорские руки совершили непроизвольное движение – как бы он быстро помыл их под струей воды. – Тем более что, – кивнул он, – и жена нашего героя говорит: хотела бы, чтоб он полечился. Никак это нельзя считать нормальным, чтобы человек по воде… Никак. И, разумеется, поведение такого человека может быть непредсказуемым. Может стать и опасен для общества. Уйму примеров могу привести, как это случается. Так что в клетку не в клетку, в зоопарк не в зоопарк, а в клинику, конечно, стоит. Очень даже стоит. Полежит у нас, понаблюдаем за ним… Мы готовы.
В. было жарко, он горел. Сорок градусов, не меньше, – такая сейчас была у него температура. Хотя здесь, внизу, кондиционер веял так же свежо и яро, как наверху. В. стянул с себя свитерок и отбросил в сторону. Он не мог оторваться от экрана. Невозможно было смотреть – и невозможно было выключить. О еде на подносе он забыл. Жена тянула руку, трясла ею, прося слова еще, – ведущий больше к ней не подходил. Дали слово человеку в генеральской форме, сидевшему, как и она, в первом ряду, но на противоположной трибуне. Генерал оказался из руководства той службы, что обозначалась трехбуквенной аббревиатурой и к которой принадлежали сизощекий с младенческолицым, он заверил, что общество может чувствовать себя спокойно, причин для паники нет, их организация держит руку на пульсе, ведут наблюдение, мониторят ситуацию, если что – отреагируют молниеносно.
