Генерал сдержал свое обещание, Касим уволился этой осенью самым первым, раньше даже командирского водителя Беса, моего земляка. На дембель Серега уходил в мундире, щедро разукрашенном по заимствованной у африканских туземцев моде, с негнущимися погонами, на каждом из которых сиял златом широкий продольный просвет. Что генерал Кузнецов сделал, чтоб добиться для Касима к дембелю старшинского звания в сжатые сроки, история умалчивает. Но сама широта жеста говорит о мощной благодарности одного мужчины другому. Мужчины, когда между ними есть дружеская нить, должны помогать друг другу чем могут, а иначе зачем и жить.
Вечные ценности
Жирнов остановил машину недалеко от памятника летчикам военного времени, посмотрел в боковые зеркала, нет ли каких знакомых поблизости. Он вырос в этом районе, его тут когда-то знала каждая собака. Вышел из машины, нажал где надо на брелок с ключами, сигнализация коротко и мелодично взвизгнула, и пошел не торопясь, внимательно оглядывая окружающее пространство, через сквер к кафе «Полет». Собственно, какое там кафе — чудом выжившая столовка средней руки, когда-то обслуживающая почти исключительно работяг с завода рядом.
Теперь у них «все как у больших», официантки вместо стойки самообслуживания, ламинированное меню вместо засиженного мухами вручную исписанного листка у кассы и пальмы в кадках вместо портретов районных передовиков. Это «все как у больших» появилось на когдатошней нервной и суетливой волне перемен, да так и застряло, далее не преобразуясь. Здесь, вдали от посторонних глаз и объективов местных вполне себе акул пера, была за две недели назначена встреча с Берельсоном, одноклассником, однокурсником, другом и многолетним партнером. Время для встречи было непросто выкроить, и заниматься этим надо было лично, не обращаясь к помощникам и секретарям. Нет, с Берельсоном он встречался много и с удовольствием, об этом все знали, но встречу в кафе «Полет» не стоило предавать огласке.
Войдя в кафе, он еще раз внимательно, немного слишком расслабленно огляделся и поднялся на второй этаж, в обеденный зал. Выбрав столик недалеко от входа, скинул кремовый плащ и слегка ослабил галстук.
Берельсон появился через пару минут. С поднятым воротником пальто, в дурацкой кепке в рубчик и в темных очках. Он нервно озирался, громко сопел и, войдя, тут же опрокинул незамеченный им стул. Демонстрируя всем своим видом, что он не здесь и вообще это не он, не глядя на Жирнова, присел напротив и, сдвинув очки на кончик носа, поинтересовался молча, поднятием брови: «Ну как я, гожусь в шпионы?» При этом он покрякивал, похрюкивал, громогласно покашливал и визжал стулом по кафельному полу. Говорить о конспирации с этим толстым, неуклюжим и в юности, лишенным театральных способностей человеком было бессмысленно. В шпионы его б наняли только в случае полной безысходности и отсутствия любых других кандидатов на много сотен километров вокруг.
Впрочем, женщины на кухне продолжали лениво переговариваться и чем-то греметь время от времени, несколько усталых посетителей за столиками были с виду работягами, явно не знакомыми даже по газетным фото ни с Жирновым, обладателем, по слухам, второго в городе состояния, ни с Берельсоном, заместителем председателя правления самого крупного городского банка. Мало ли кто заходит пообедать в недорогое кафе на отшибе в обеденное время, вот какие-то два мужика средних лет. Никому нету до них дела. Оно и к лучшему.
— Шпион ты хоть куда, — сказал Жирнов вслух, — мог бы организацией презентаций зарабатывать. Любопытные только на шум от тебя б сбегались отовсюду.
— Ну ладно, ладно, заказываем, — пробасил Берельсон и взревел совсем уж нестерпимо — Эй, девушка, заказ, пожалуйста!
Из-за кухонной загородки выплыла официантка примерно одних с ними лет и почти Берельсоновых габаритов, в накрахмаленном переднике, волнообразно проследовала к ним и замерла кораблем у причала, прикрыв грудь подносом.
— Что у нас там? Котлеты? Двойную, пожалуйста, без гарнира, — быстро высказался Жирнов.
— Котлеты, двойная, нет, тройная, рис и салат из капусты, — проорал Берельсон.
Официантка кивнула, издав звук «минутчччку», ничего не записала и, развернувшись с грацией океанского лайнера, так же неторопливо, как прибыла, удалилась.
Заказ, надо сказать, она принесла почти молниеносно, ловко разбросала по столу тарелки, салфетки и приборы (из нержавейки, а не алюминиевые, как давным-давно), заранее приготовленная Жирновым пятидолларовая купюра незаметно исчезла со скатерти.
— Учись, балбес, — произнес Жирнов, — сразу видно человека с раньшего времени.
— Таких уже нет, а скоро совсем не будет, — продолжил цитату Берельсон и оглушительно заржал.
А потом они ели. Не спеша, молча отламывая от котлет кусочки вилками и поеживаясь от удовольствия.
Черт возьми, страна ушла в небытие, сменилось несколько правительств, прогремела пара войн и сотни скандалов, передел собственности, инфляция, дефолт, чего только не произошло, а кафе «Полет» торчит где торчало, цены такие ж грошовые, как были, та же тетя Света с Монастырки лепит те же самые удивительные котлеты, сочные и одновременно хрустящие, с капелькой растаявшего масла в серединке. Лучшие в городе, скорей всего за ту ж небогатую плату.
И два суперуспешных джентльмена вынуждены тайком пробираться в эту забытую богом столовку, чтоб никто из-за них, столпов общества, замеченных тут, не обратил на нее внимания и не перекупил, не перестроил, не сменил персонал и оборудование.
Вечные ценности всегда валяются на поверхности — подходи и бери. Надо понимать лишь, что они — ценности, и сознавать их вечность. И еще они требуют бережного к себе отношения. Стыдливости, что ли, требуют, и тайны.
А иначе засуетятся, набегут, затопчут и на их месте сделают что-нибудь вовсе непотребное, хоть и с тем же названием.
Платить по счету было, как всегда, как-то неловко, очень уж символические деньги.
Когда они прощались у входной двери, машина Берельсона стояла еще дальше жирновской, Берельсон спросил, против обыкновения тихо:
— Ты узнал официантку?
Жирнов промычал неопределенно в духе «конечно нет».
— Это Галка, Сереги Манькова сестра. Она была в тебя влюблена, между прочим, все знали. В девятом классе еще.
— Если б жизнь повернулась иначе… — Он не закончил, повернулся, натянул свою дурацкую кепку, поднял воротник пальто и уто́пал, озираясь не хуже бандита из старого фильма.
Жирнов шел к машине и думал о вечном. И еще думал, что у Берельсона острый глаз и железобетонная память. Пожалуй, он был бы шпионом покруче Штирлица.
Если б жизнь повернулась иначе.
Я знаю, что он знает, что я знаю
— Ты, Семенова, на самом деле не знаешь, что тебе надо… — многообещающе начал Игорек, подливая чаю Люсеньке из общажного чайника и пододвигая к ней вазочку со сливовым вареньем, привезенным матерью.
