Нет, уж лучше за решетку.
Друг из Бронкса? Я не могу — у них и так сейчас слишком много проблем. Да и после того, что случилось — у меня нет моральных сил ему звонить. Однако я пересилила себя и позвонила. Длинные гудки. Еще длиннее. Тогда, когда он нужен больше всех на свете — он просто не слышит, считая, что я звоню по мелочам.
Мама? Нет, маму я люблю, ей я звонить не буду.
И когда я решилась позвонить Максу, я ударила себя по рукам… Одумалась.
— Прости, что звоню в такое время — тут такая история… — Я собранно и сдержанно обрисовала ему ситуацию. — Ну сам посуди, как может наша машина быть в угоне???
— И что? Ты где? Скажи адрес, я сейчас приеду. — Дед будущего ребенка бежал на спасение.
Я бы выкурила сигарет пятнадцать, если бы не была беременна.
Мне не было страшно, вот именно страха я не ощущала. Противно было, непонятно — тоже. Но вот страшно — вряд ли. Я понимала, что от меня уже ничего в этой ситуации не зависит. И органы просто хотят денег. Конечно, в голове крутились и вертелись вопросы, иногда танцуя танго — почему именно я? Почему именно мою машину?
Зашел Эмиль.
Он за пятьдесят минут и триста долларов добрался из Абрамцево в Москву.
Орлов странно посмотрел в сторону вошедшего:
— Это к тебе, что ли?
— Да, ко мне, — ответила я, пожав плечами.
А что им, интересно, в Эмиле не понравилось?
Спустя полчаса мы уже сидели в машине и пили виски с яблочным соком. Эмиль — виски, а я — яблочный сок соответственно. Нас попросили подождать час и обещали вернуть документы.
Как оказалось, была ошибка в номере машины, и рейс я свой пропустила по ошибке незнакомого человека.
— Кстати, денег им все-таки пришлось дать, чтобы отпустили сейчас, а не под утро… А то они могут придраться, и ничего ты тут не докажешь.
— И сколько ты им дал?
— Да мелочи, три тысячи рублей!
Спустя минут пятнадцать на мой телефон упали три тысячи рублей и sms от Макса: «Я думал, ты позвонишь!»
— Вот сука! — Я улыбалась во весь рот, потому что мне льстило это больше, чем все комплименты, которые мне отвешивали по жизни!
— Что такое? — спросил Эмиль.
— Я себе чуть только что жизнь не искалечила. Я остаюсь в России!
— Вот тебя кидает. Но я рад, так что случилось?
— Макс сегодня был на тусовке Брушевских?
— Ненадолго заезжал.
— И мама с ним разговаривала? И что водитель за вами не приехал, ты знаешь от мамы?
— Ну да… К чему ты ведешь?
Я показала Эмилю сообщение от Макса.
Он выпил виски из горла за наше счастье.
Я чувствовала кожей, как в нескольких километрах от моего рая взлетает мой уже чужой самолет.
Новый год наступал. Я включила первую попавшуюся волну на радио.
Диджеи отсчитывали «Пять, четыре, три, два»…
— С Новым годом! — провопили мы с Эмилем, топая ногами.
— Можно я тебя поцелую? У нас было принято в Лондоне целовать на Новый год!
Эмиль немного смутился, пожал плечами и потянулся ко мне.
Мы поцеловались пару минут, после чего я со спокойной совестью выдохнула никотин (полученный от поцелуя с Эмилем), включила на полную громкость музыку и кричала во всю глотку, подпевая Гимну России, уже не знаю, кто его теперь исполняет.
— Не обижайся, мне это нужно было для разрядки! — начала я оправдываться.
— Ты если что — обращайся!
— Но-но-но! Я же беременная женщина.
Я забралась на сиденье с ногами.
В заснеженное окно постучала мужская рука с моим паспортом. Я узнала Макса по тонким пальцам и ухоженным ногтям.
Опустила стекло, посмотрела на него.
— Можно я не буду тебе ничего сейчас объяснять? — Я использовала знакомую нам обоим формулировку.
— Нужно.
В меня возвращались силы.
Я чувствовала себя выставочной болонкой голубых кровей, готовой перегрызть глотку стафордширскому терьеру! Я чувствовала, что море по колено и небо раскрашено акварелью из моей сумочки. Это такое удивительное чувство, которое Бог кладет под елку в особо хорошем расположении духа.
Кому позвонить, когда просто ночь или когда просто холодно, когда страшно и кажется, что вскрывают замок или когда просто прокололось колесо? Ему.
Вам говорят, что все хорошо — и так с самого детства. А потом двери спальни и створки правды закрывают. И уже ребенком ты направляешься в лифтовую шахту заблуждений, думая, что мама у папы одна, и папа у мамы один… Ты взрослеешь, пытаешься докопаться до истины, а когда ее, наконец, обнаруживаешь — кидаешь все силы на погребение выкопанных правд. Чтобы никто и никогда.
Мы создадим новые.
Эмиль поехал пьяный за рулем в сопровождении милиции в Абрамцево к маме, а мы с Максом отправились домой.
Я сидела с ногами на пассажирском сиденье машины.
— Как ты? — спросил он меня на первом же светофоре.
— Работаю звездой. Подрабатываю человеком. В свободное от работы время. Шучу. — Я все та же.
— Еще любишь меня?
— Но это не мешает мне жить!
— Любишь авиапрогулки?
— Нет, пожалуй, я сначала освою парашютный спорт. Тем более плохо представляю тебя за штурвалом! И тем более меня как-то и без полетов укачивает…
— А зря, я тут авиаправа получил!
— Давай немного повременим с этим! Скажи, ведь ты вернул меня только потому, что я жду ребенка. Снова из жалости?
Макс остановил машину, съехав на обочину:
— И давно ты знаешь об этом?
— Около двух недель.
— Ты не собиралась мне об этом сообщить?
— Я была уверена, что ты примчался, потому что до тебя дошел сплетенный марафон от Брушевских.
— Ни коим разом. Мне сказала мама, что ты улетаешь, и я захотел с тобой попрощаться.
— Ты думал, что я сделаю аборт. Был в этом уверен…
— Ну да…
— Ты не прав! Ух ты! Я первый раз сказала эту фразу относительно тебя, и это чертовски приятно!
— Я и не знал, что в этот Новый год будет раздача слонов! Ты останешься со мной навсегда?
— А ты как думаешь?
— Хочешь, мы прямо завтра заведем собаку?
— Только после того, как ты мне расскажешь про Маршалла.
Дома были друзья Макса, среди них была Ника. Брушевские, мама и Эмиль обещали подтянуться позднее.
