Фима — это шоколадный лабрадор, кобель и любимец публики, нам его папа подарил шесть лет назад на Новый год. Мне — на радость, маме — в отместку.
— Даже не обнялись при встрече — что за холод в нашей семье! — сказал Эмиль, засовывая чемоданы в багажник.
— Не во всех семьях приветствуются тесные тактильные отношения, — бюрократично подметила мама.
— Тем более ты пока мне не семья. — Я посмотрела на Эмиля. — Мам, а с каких пор ты занялась усыновлением совершеннолетних детей?
Эмиль был лет на семь старше меня. С бакенбардами и загорелый. Пожалуй, это самое примечательное, что в нем было.
Мама огрызнулась и предложила мне выйти в закрытое окно на полном ходу. Она была раздражена, в отличие от своего спутника, которого, казалось, все это забавляло.
Хихикая и посмеиваясь, он напоминал по мимике отца. Я простила маму за эту слабость. Все мы пытаемся воскресить воспоминания.
В районе МКАДа Эмиль начал нервничать, что опаздывает, посему он прямо из-за руля вылетел и, сверкая пятками, забежал в ближайшую станцию метро.
Мама жила по системе ежеквартальных отчислений, мы — просто жили. Я — хорошо, папа — недолго и в разводе. Мы с мамой остались вдвоем в машине. Если честно, эта уединенность меня удручала.
Непременно хотелось чем-то занять руки.
— Можно, я сяду за руль? У тебя же все равно страховка безыменная.
— А у тебя права-то есть?
Я достала их из сумки.
— А слабо́ назвать точную дату моего рождения? — спросила ее, чтобы быть правой полностью.
Мама справилась с этим. Даже вспомнила год.
Так сменился третий за последние пятьдесят метров человек за рулем. Машина пошла по рукам как девушка легкого поведения.
— Ты помнишь, что у нас правостороннее движение? — Мама безумно ароматно и со смаком закурила.
— Спасибо, что напомнила.
— Вот что! — начала она, прорисовывая контуры губ. — Лето ты поработаешь у меня. Ближе к осени Эмиль проект запустит — пойдешь к нему работать. Администратором или координатором.
— А чем я буду у тебя заниматься?
— Придумаем, ты знаешь, я думаю, ты вполне могла бы давать за меня интервью, ну и со своим сценарным высшим…
— Оборванным высшим, мама, оборванным…
— Хорошо, со своим оборванным высшим ты вполне сможешь прописывать обстоятельства действия в моих книгах. Да, это черная работа, но надо с чего-то начинать.
Моя мама — автор женских романов, то детективных, то не очень. Стыдно признаться, ни одного не читала. Продаются неплохо. Больше в регионах. Но это отнюдь не значит, что такой вид деятельности приносит большие деньги. По крайней мере, я этих денег не видела.
— Мам, я не хочу так жить!
— А есть ты хочешь?
— То есть у меня только два варианта: либо подносить кофе друзьям Эмиля, либо быть твоим лит. негром?
— Ты слишком грубо сформулировала. Это лишь начало. Многие великие сценаристы начинали с того, что носили кофе на съемочной площадке.
— Знаешь, зачем папа меня отправил в Лондон??? Чтобы я никогда, слышишь, НИКОГДА не носила никому кофе.
— Все через это проходят. У тебя есть другие варианты? Я рада бы тебе помочь, но у меня своя жизнь — ты уже взрослая. Поносишь кофе, не развалишься. Опустись с небес на землю!
Когда мама переходит на крик, то иногда у нее в уголках губ появляется капелька слюны. В детстве я протягивала ей салфетку, и мы переставали ругаться.
Салфеток под рукой не было.
Как и желания.
— Варианты всегда есть, — восстал из ада мой оптимизм.
— Какие? Тебе хоть из одной компании ответили на резюме? Ты витаешь в облаках, думая, что кому-то нужны молодые дарования. Чтобы иметь все и сразу, есть только два пути: стать шлюхой или содержанкой, что в общем-то близко по содержанию.
— Да легко.
Я нажала на тормоз и остановила машину в самом центре пробки. Вышла под возгласы других машин, которые сигналили моему экспрессивному поведению. А мне было плевать.
— Ты совершаешь глупости и работаешь на публику! Я прекрасно знаю, что ты никогда на подобное не решишься! — крикнула она мне вдогонку, потом пересела на переднее сиденье и начала задумываться, каким аперитивом запить данный вид ссоры.
Лучше на панель. Кофе подносить — та же проституция с наименьшими заработками.
Никогда не знала, что для меня Никитский бульвар (мама моя не выносит колец, обручальных, жизненных, а тем более Садовое или МКАД и потому ездит только через центр) будет иметь синоним «панель».
Суть дорожно-транспортных отношений в том, что всегда кто-то кому-то переходит дорогу. Что зеленый для одного, то красный для другого. И так будет вечно. Пока не зажжется желтый, и участники этих странных отношений не пойдут на риск, и не начнут решать, кто же из них прав, а кто лев.
Машины в правом ряду мигали поворотниками, как цветомузыка. Меня прельщал тот ряд.
От асфальта бил жар. Каблуки тонули в раскаленном асфальте. Неужели привести с собой дождь — это такой немыслимый перевес багажа?
И тут, в очередной раз выдернув себя из недр земли асфальтной, я решилась.
Решилась хоть раз в жизни ответить за собственные слова. Обычно мне удавалось отмазываться.
Сначала после принятия этого решения было безумно душно, в горле образовался комок нервов, по рту — сушь. В голове царил кавардак. А по ощущениям грядущий обморок.
Я решила не рисковать своей вегетососудистой дистонией и двинулась в сторону пешеходного перехода.
…как вдруг из соседней машины заиграл Патрик Вульф.
It’s you
Who puts me in the magic position, darling now
Yo u put me in the magic position
To live, to learn, to love in the major key
[3]
Неужели кто-то в Москве слушает брит-поп? Если он еще и читает Стивена Фрая, то я готова не бросаться под поезд в ближайшие полчаса.
А какого черта и не наломать дров? Если верить отцу, то живем мы только один раз и терять, собственно говоря, нечего. С другой стороны, если верить матери и мы живем много жизней, то тем более, почему бы не рискнуть?
Гулять так гулять!
Трясущейся рукой я постучала в окно пассажирской двери первой попавшейся машины — той, из которой доносился Мистер Вульф со своей песней «Magic position».
Водитель опустил окно.
Диск заело.
