Мой телефон раскалывался от звонка Друга из Бронкса. Я предпочла ему бутерброд.
Телефон кричал радостной мелодией из рекламы «Пежо». Paaaa-rty, paaa-aaaa-rty!
[10]
Мама задала вопрос в лоб, в бровь, в глаз и в вынос мозга одновременно:
— Ты с ним виделась после этого? Вы общаетесь?
— Да нет… Что ты…
Закон подлости решил напомнить о своем существовании. Телефон расползся в вибрации по столу, показывая то мне, то маме имя на дисплее — МММ.
Но хуже было не имя, а мелодия, стоящая на него — никто, кроме такой дуры, как я, не мог поставить песню Alsou — Always on my mind.
[11]
Обычно я ставила самую позорную мелодию на человека, чьего звонка ждала больше, чем пришествия Миссии. Так я расплачивалась в жизни за радость минутным позором. Воспитание души, в котором Лотман не участвует.
И еще, не берите меня в шпионаж и в разведку!
Я была расколота на сотни постыдных частиц.
— Ну да! Я влюбилась! Для него это, наверное, просто секс! И я не знаю, что с этим делать!
— Жить! — радостно сказала мама.
Она нашла мне работу — отныне до первого сентября я секретарь у Нонны Брушевской, руководительницы одного из проектов по озеленению г. Москвы.
Я улыбнулась, вспомнив, как Фима нагадил на зеленый коврик возле канцелярского магазина «Комус», и представила себе свою работу, уже видела себя, деловито берущую трубку и проносящую Нонне кофе по свистку.
— Мам, а вот мне просто интересно, зачем вообще получать высшее образование, если все равно приходится начинать с кофе?
— Потому что почти все начинается с кофе. Как утро.
Вам, наверное, интересно, почему за месяц единственный человек, с которым я общалась, был Друг из Бронкса?
Все просто.
Мне просто очень больно сказать, что я проиграла. Смотреть, как мои сверстники будут хвастаться только что полученными дипломами и обручальными кольцами?
Я же аутсайдер.
Спустя пару часов я уже сидела в приемной Нонны, за маленьким столиком, с почти доисторическим компьютером.
Все, что требовалось освоить, — это как пользоваться кофеваркой и какую кнопку нажать, чтобы перевести звонок. Одним словом, много мозгов не надо.
Я завела на рабочем столе папку и складывала туда краткие характеристики персонажей, которых списывала с приходящих к Нонне людей.
Все шло не так плохо, мы с Максом флиртовали по телефону, обменивались трогательными колкостями, но предложений увидеться от него не было. Я свыклась с новым диагнозом «поимели и бросили», который обязательно внесу в медицинские справочники!
И все было бы вообще прелестно, если бы одним утром не пришел один старый мужлани-ще на переговоры к старушке Нонне, у которой я планировала выпытать максимум информации про Макса.
— Добрый день! Нонна Владимировна вас примет через пять минут. Что-нибудь хотите? Чая? Кофе? Вот, присаживайтесь, — начала я прыгать вокруг него, как коктейльная собачка.
Так сильно и так много мне последний раз приходилось унижаться в шестом классе, когда физрук не хотел мне ставить зачет за прогулы. Но там цель хоть что-то оправдывала.
— Не хочу я сидеть, я к Нонне хочу побыстрее, понимаешь ты меня? О… — посмотрел он на меня и чуть ли не пальцами начал тыкать. — У тебя глаза, как коровы из рекламы молока «Домик в деревне»! Цвет один в один!
У него зазвенел телефон. А у меня в ушах от ярости.
— Да, я заехал к этой жирной суке, из-за одной подписи я ебашил полдня! — кричал он себе в мобильный. — Да я тебе говорю, что она жирная и на левой руке у нее бородавка. Ща погоди, тут от нее выходят!
Он влетел в кабинет.
Меня распирало.
Тут Нонна связалась со мной по громкой связи и начала отчитывать, почему я не предложила ему хотя бы воды.
Я не выдержала и зашла в кабинет:
— Ноныч, ты меня прости, что на «ты» при людях, но этот гондон только что назвал тебя жирной сукой, а мне сказал, что мои глаза, как у рогатого скота!
Нонна покраснела и вскочила из-за стола:
— Даже если бы он меня назвал жопой с пальцем и вылил бы весь словарь русского мата, ты должна была молчать. Ты соображаешь, кто это?
— Гондон старый.
— Он из префектуры ЦАО, он и должен быть гондоном. Ты могла бы не заступаться за мою честь, ты не понимаешь, что мы теряем миллионы из-за таких, как ты… И пока ты тут, ты будешь лизать жопу всем, кто будет входить, потому что это, мать твою, важные люди. А ты тут кто?
— Нонныч, я не знаю, кто я… Но ты и правда жирная сука! И заметь, это не мешает быть ему гондоном.
Я вышла, хлопнув дверью!
Так свежо и хорошо мне давно не было.
Yahoo.ею! Кайф! Свобода! Безденежье!
Мама предложила мне выйти в окно. Или в дверь, но с вещами. До ее возвращения из Франкфурта оставалось дня два максимум. Эмиль не появлялся дома уже почти неделю, и я с чистой совестью перестала пополнять холодильник.
Вообще с едой в моей семье странные отношения. В один прекрасный день мы с отцом, открыв холодильник, обнаружили там пару бумажек денег и записку: «Хотите есть? Пойдите и купите. Магазин через дорогу». Так мама начала писать свои женские романы, а мы — бороться с гастритом.
Кстати, сегодня мой день рождения!
Среда обитания: Небо № 7.
Условия проживания: ходить в бесшумных тапочках и не будить по утрам раньше двенадцати. И главное, ни при каких условиях не работать у детской подруги матери.
Москва слезам не верит, но лить их почему-то заставляет постоянно.
— Я предлагаю оштрафовать осень за превышение скорости. Пусть взяточничает бабьим летом… — сказала я в никуда. И это никуда ответило мне порывом ветра. Интересно, это как расценивать?
* * *
Единственное, о чем я сейчас жалела, что не досмотрела фильм «Достучаться до небес», который включила на компе, пока работы не было, что не узнала, как и какой азбукой Морзе достучаться до тех самых небес. Все, что мне оставалось, — выбежать из этих чужих переулков Замоскворечья. Вдохнуть упоительный душный воздух поглубже, так чтобы он засел во мне крепко-накрепко. Навечно. В кармане не было денег, в кармане вообще не было ничего, кроме телефона. А заметьте, у меня сегодня день рождения!
Я попросила у аккуратной стаи абитуриентов возле педагогического института сигарету. Потом у прохожего зажигалку. Сладостный никотин дал толику искомого спокойствия.
