Светлое мерцание посреди мглы
Кати с В. переписывались почти каждый день. Но не виделись до июля. Сначала В. на месяц уехал в Италию, потом Кати отправилась в Америку закупать оборудование для своих студий. Их сообщения носили романтический характер. В. часто говорил, что ему не хватает Кати, как сильно он хотел бы, чтобы она сейчас лежала рядом с ним. Они обменивались эмэсками сексуального содержания, она отправляла ему свои фотографии в нижнем белье перед сном, а он, выпив пару стаканов виски, писал, что если бы мог сейчас к ней приехать, как развернулись бы события...
Танцевальную школу Кати назвала «Сабина».
К июлю она уже полностью определилась с местом ― выбрала большой торговый центр и подписала договор аренды. Дело оставалось за малым ― согласовать установку душевых и небольшое изменение планировки.
Кати приехала к управляющему ровно в десять. В небольшом подсобном помещении сидел пожилой мужчина лет шестидесяти ― он отвечал за пожарную и санитарную нормы, весь обслуживающий персонал и договоры аренды ― торговый центр предпочитал работать напрямую ― без посредников.
― Меня только смущает, что танцевальная студия будет находиться рядом с детским магазином, ― не мог он никак успокоиться со своей природной дотошностью.
― Что именно вас смущает? Громкая музыка? ― уточнила Кати.
― Ну, естественно.
― Все решается звукоизоляцией... Конечно, гробовой тишины не будет ― но все в рамках нормы. Поймите, я могла бы перенести студию йоги с третьего этажа на второй ― но тогда детские крики и музыка из магазина будут мешать уже мне... Так что, поскольку я снимаю два помещения сразу ― давайте сойдемся на звукоизоляции и на том, что особо громкие занятия я буду ставить на 7–8–9 вечера, когда все дети уже разбредаются по люлькам. А с перепланировкой что?
― Вообще мы не предусматриваем перенос стен ― мы разрешаем устанавливать дополнительные перегородки, но демонтировать то, что было установлено нами, мы позволяем лишь в особых случаях.
В этот момент в кабинет зашел мужчина чуть за тридцать.
― Сань! ― обратился он к управляющему, который был в два раза старше его, ― тут мой приятель вечером приедет, я тебе говорил про помещение под супермаркет... Ты ему все покажи... Он, правда, после закрытия уже будет. Задержишься, ничего?
― Хорошо! А ты какими судьбами тут? ― поинтересовался управляющий у мужчины.
― Да так на массаж заехал. Я после той игры в хоккей вообще разогнуться не могу.
― А в Балашихе все играют в хоккей, тем более летом? ― улыбнулась Кати.
― Нет, только избранные. Я ― Олег! ― представился мужчина и протянул ей руку в целях рукопожатия, но потом лишь мягко провел большим пальцем по ее ладони ― прямо по линии судьбы.
― Олег Викторович, ― поправил управляющий, ― один из учредителей этого торгового центра!
― Ах, учредителей! Тогда дайте отмашку, чтобы мне разрешили капельку передвинуть одну стену ― она не несущая. Глобальных разрушений мои действия не повлекут!
― Стеночку точно маленькую?
― Пойдемте, я сама все покажу! ― подмигнула Кати.
― Ох, лиса! ― шутливо шепнул управляющий.
― Пойдем! Ладно, Сань, я сам, ― улыбнулся Олег.
Кати с Олегом поднялись в стеклянном лифте этажом выше и прошли практически до упора, Кати открыла дверь своим ключом и пригласила его внутрь. Большая часть помещения была уставлена коробками ― все необходимо было собирать: шкафчики, стойку ресепшн, балетный станок. Но все эти действия были возможны только после переноса стенки, отгораживающей душевую от раздевалки.
― А что здесь будет?
― Танцевальная школа! А этажом выше ― студия йоги.
― Прикольно. Позовешь на открытие? ― Олег протянул ей визитку. ― Тогда разрешу хоть лестницу в студию йоги отсюда прорубить!
― Ловлю тебя на слове, ― Кати достала из сумки ручку, написала на обратной стороне его визитки свой номер телефона и протянула обратно.
― А мой номер тебе не нужен?
― Я его уже выучила. У меня идеальная память на номера. Мне не нужно записывать телефоны.
― Ты же не из Балашихи. Я тебя здесь никогда не видел.
― Но это не значит, что я не отсюда... Я выросла в поселке Никольское. Который сейчас все почему-то обзывают Никольско-Архангельским.
― А я на Леоновском шоссе. Правда, ездил к вам купаться в Вишняковском пруду, когда малой был.
― А в родной Пехорке не судьба была купаться? У вас же даже в гимне поется что-то про воды Пехорки.
― Все-то ты знаешь ― даже гимн слышала. Но мне всегда был симпатичнее Вишняковский пруд ― да и тусовка там была.
― Значит, мы точно когда-то виделись! Рада знакомству!
― А тебе партнер в своих студиях не нужен? Вдруг все пойдет в гору ― замутим целую сеть?
― С меня хватило партнерства и сетей. Лучше просто приходи на открытие. Так уж и быть, за разрешение на перепланировку подарю тебе абонемент на йогу.
― Ты можешь представить себе меня на йоге? ― рассмеялся Олег.
Кати к нему присмотрелась. Олег был невысокого роста ― такой как Кати на невысоких каблуках, крепкого телосложения, с крупными мускулистыми руками и добрыми серыми глазами. Абсолютная противоположность пристрастиям Кати. Она уже думала уйти, как вдруг заметила крест на его шее.
― А где здесь ближайшая церковь? ― вдруг поинтересовалась Кати, запирая студию.
― На Леоновском шоссе, ― улыбнулся Олег, который был глубоко верующим человеком. ― Тебе нарисовать, как проехать?
― Да нет, я понимаю, что за храм ты имеешь в виду. Я просто много лет в нем не была.
Кати легко поддавалась панике из-за пустяковых неприятностей, в дни тяжелые и сложные она доставала силы из резерва и тратила их, не задумываясь. Но после смерти Сабины Кати безумно хотела исповедаться или просто поговорить с батюшкой. Она чувствовала вину даже физически. Она вообще многие вещи ощущала своим телом: предательство ― теплом в солнечном сплетении, любовь и желание ― образующимся вакуумом внизу живота, боль и обиду ― подрагиванием скул, горечь утраты ― набухающими изнутри комками напряжения по обе стороны левой ключицы, а чувство вины ― напряжением грудной клетки.
В храме уже завершилась заутреня. Как бы ни мечтала сейчас Кати услышать басистый и медный перезвон колоколов.
