– Я просто не думала... – начала я оправдываться.
– Не думала, что я вернусь. Так я и знала, что вы решили меня отправить в ссылку, чтобы завладеть недвижимостью. Похоронить бабулю заживо, ну что за поколение? Уму непостижимо! – она подняла палец к небу, точнее потолку.
Честно говоря, интеллигенция славилась дурным характером. Вношу вторую поправку.
– Да нет. Но ведь в гостиной можно пожить пару дней, а там что-нибудь придумаем.
– Правильно! Я уже перенесла свои вещи в спальню, – она улыбнулась во всю свою вставную челюсть.
Статус «без определенного места жительства» замаячил бегущей строкой.
Пигги забился под стол, Романович, если бы мог, забился бы туда же. Я же пыталась дальше выдерживать оборону. Но, кажется, мы проиграли ту самую битву под крышей собственной конуры в ожидании очередного штурма.
– Бабушка, а это мой муж! Кстати...
Она покосилась на Романовича и несколько раз просканировала взглядом его с ног до головы. Кинула свою аристократичную усмешку.
– И даже на свадьбу не позвали, что творится! – она повторила процедуру курения.
– Да свадьбы не было, так – расписались.
– Так я и знала, что по залету. Или ему прописка московская нужна?
Бабушка до сих пор жила в Советском Союзе. Том, что нерушимых да еще и свободных. Свободных условно, явно под подписку о невыезде.
– Не по залету. И прописка не нужна.
– А зачем тогда? – бабушка удивленно посмотрела на нас в полном недоумении.
– Ну как. Потому что любим друг друга.
– И любили бы себе друг друга дальше. Паспорта-то зачем пачкать? И сколько раз я просила – никаких животных в доме!
Она поправляла фотографии на стенах. Жест «с ровного еще ровнее».
– Это уже слишком! – Романович побагровел от ярости.
– Алек, успокойся, она не про тебя, а про Пигги.
Больное самолюбие выделяло нас с Алеком из толпы. Мы явно одного поля ягоды, те еще фрукты.
– Тогда тем более. – Он всегда умел держать марку. И это несмотря на камень, упавший только что с моей груди.
Бабушка сидела в моих любимых банных тапочках. Она растягивала их шерстяными носками. Это зрелище все больше приводило меня в бешенство. Теперь даже нормально сексом не позанимаешься. Потому как мы с Алеком теперь спим на узком диване на кухне. С шести утра бабуля будет греметь тарелками и следить за азимутом, то есть пристальным взглядом наблюдать эрекцию моего мужа.
Нужно было искать бойцов семейного спецназа. Одним из которых была мама, которая тоже не знала, что я замужем. Ну и как теперь всем это сказать?
Хотя о чем я думаю? Бабушка не могла упустить такого шанса. Шанса быть первой по шкале осведомленности.
– Аллё! Аня? Я тут с мужем твоей дочери познакомилась, что я тебе могу сказать. Да как вы позволили ей выйти замуж за этого ушлого еврея? – послышались отрывки фраз.
Ее возмущению не было предела, как бесконечному числу упреков и точек соприкосновения с нами.
Мама поперхнулась и решила вызвать «скорую» для бабушки. Хотя она скорее требовалась нам с Романовичем. Учитывая, что ни один из нас на слух не жаловался, каждая из фраз этого разговора ничего хорошего не предвещала. Вот именно в такие моменты начинаешь ценить того, кто рядом. Четко осознавая, что без него этих радостных событий не было, впрочем, как и всей горы проблем. Но это была плата за соединение.
Бабушка с высоко поднятой головой прошла в свою, то есть мою, какая к черту разница, спальню.
И заперла на ключ. Этим замком пользовались впервые, так что звук для нас был явно новым.
– А где ты хранишь постельное белье? – поинтересовался Алек, пытаясь прикинуть, где именно нам предстоит коротать эту ночь.
– В спальне.
Романович оценивающим взглядом прошелся по квартире (вот сто пудов – думая, какие из вещей можно взять с собой) и гордо произнес:
– Собирай вещи, мы переезжаем!
– Ты понимаешь, что разразится семейный скандал?
– Так он разразится еще больше.
Папа отмахнулся, сказав: «Ну, вернулась и вернулась», мама отказывалась разговаривать из-за зажатой свадьбы, думая, что мой муж жмот и экономит на церемонии. Ну зачем им нужны эти салаты? Так уж и быть, на Новый год пришлем в качестве извинений салаты в пластиковой упаковке.
Предательски противно, когда тебя выгоняют из собственного дома, нет, мы вполне могли остаться и всячески подыгрывать бабулиным капризам, но кроме как разводом, это ничем не кончится.
Я пойду с ума сойду по-быстрому. Скоро вернусь.
28. Монтекки&Капулетти: обновленная версия
– А я думал, в жизни только две несовместимых вещи: лук и тушь для ресниц, – сказал Алек, упаковывая миски Пигги.
До знакомства с кланом Романовичей два часа пятьдесят три минуты.
– А что еще?
– Наши семьи.
Монтекки и Капулетти трансформировались в Романовичей и Краевских.
– Слушай, но в этом я не вижу ничего дурного. Ты только подумай, сколько мы сможем сэкономить на семейных ужинах и прочем. Нас не будут каждую неделю зазывать на очередной день рождения – цена моей прагматичности – $1 000 000.
До судного, благо не подсудного, ужина с кланом Романовичей два часа тридцать три минуты.
– Кстати, на вечере будет моя племянница, про нее всем гостям папа до сих пор рассказывает. В свое время, если ты помнишь, была такая телевизионная игра «Рот ребенка», – начал Романович свой инструктаж.
Я смутилась. И позеленела. Господи, за что, точнее, за кого я вышла замуж?
– Может, не так пренебрежительно пошло, а просто «Устами младенца»?
– Ну да, ты меня поняла. Так вот, она дважды участвовала в съемках, и первая ее шутка была: «Кто такой жених? Так дяденьку называют до того, как он женится. А после того, как он женится, его уже называют другими разными словами» и вторая...
– Остановимся на первой. Что нужно? – мир рушился. «Послезавтра» начиналось сегодня.
Вечер шарад, пантомим и твистора казался раем бюрократической семейности.
– Посмеяться. Давай прорепетируем.
– Что, прости?
Я чувствовала себя как на съемках бредового reality-show.
– Ну то, как ты будешь смеяться, – пояснил Алек.
Надеюсь, дома у них хотя бы «уютненько», не вконец оскверненная аура.
– Ты до такой степени мне не доверяешь?
– Просто хочу убедиться, что это прозвучит целомудренно и правдоподобно.
– Ты что, серьезно? – Я однозначно подаю на развод.
