На поминках я зашла в комнату, где она умерла. Линда общалась со старым, но в меру обаятельным мужчиной на тему медиумов и кошек, и уплетала «Цезарь» вместо кутьи. Этот же салат был у меня в голове: все порублено, разорвано и посыпано вопросами «зачем» и «почему», а сам факт сухарями теребил что-то похожее на нервы. А я тоже умру?
Вдруг в комнату зашел тот самый странный мужчина, который вез меня на злополучную посиделку с Настей и Кариной, достаточно высокий, с вытянутым лицом, сужающимся книзу, и странными, глубоко посаженными зелеными глазами, странно для похорон одет — синие джинсы и красная майка с длинным рукавом.
— Смертью пахнет, — изрек он чем-то монохромным, похожим на голос.
— И краской, — констатировала и я этот странный факт.
— А вы здесь по какому поводу? — спросил почти стальным и не по-человечески холодным голосом.
— По причине смерти.
— Нет, вы просто зря себя истязаете. Думаете, я не вижу?
— Что?
— Что, что. Да вам же нравится страдать в поисках ответов на вопросы, хотя вы прекрасно знаете, что их нет.
— …
— …
— Краской пахнет, — нашла я странный предлог выйти из этого разговора и направилась к двери.
— И смертью. А жаль, что у нас не было секса… — добавил он, когда я прошла мимо, чуть задев плечом его локоть.
На самом деле пахло Armani.
Если бы мы встретились не на похоронах, был бы прекрасный секс. Я в этом уверена.
Романович должен закурить
Прошло несколько дней… И опять минуты стали часами, дни неделями, жизнь вернулась в привычное, немного занудное русло…
На работе затишье. Дали кастинг кошек для «Вискаса». Теперь целыми днями езжу фотографирую котят, вру хозяевам, что покупаю для себя, и слушаю радио в машине, издеваясь над водителем, которого прозвала «дебилушкой», — это подло, знаю. Тоскливо было, когда с Куклачевым-младшим забрали последних котят, крупными мозолистыми ладонями он запихнул двух полосатых зверушек в маленькую клетку с рыжим дном и кинул на заднее сиденье джипа. Пахло кошачьими экскрементами.
Метеобюро дало точный прогноз: унылый снегопад и скользкие трассы.
Я вышла на Смоленке, пошла в сторону «Калинки-Стокманн», и вдруг из ниоткуда меня окрикнул Романович, которого я не видела уже несколько недель.
— Ты куда пропала?
— Это ты пропал.
— Да я тебе звоню, а у тебя телефон заблокирован, я даже денег положил, а он выключен.
— Черт… Я же номер сменила…
— Дай запишу, набери мне… Хорошо выглядишь, кстати!
— Почему ты не прислал мне свой рассказ тогда?
— Я его стер!
— Зачем?
Двое повисли в сититайме, с галогеном витрин и бьющими холодным спектром фонарями, вечерними людьми, спешащими к горящим окнам и ужину. А мы смотрели в блестящие от ветра глаза и просто улыбались.
— Так надо было. Ладно, меня Жанна ждет… — он чмокнул меня в холодную от воздуха и отсутствия оргазмов щеку. Мне в спину ударил тяжелый женский взгляд.
— Я скучаю, — шепнула я почти на ухо.
— Я… тоже скучал.
— Пока…
Алек однажды сказал, что Жанна простит любую измену, кроме той, что будет связана со мной. А кроме меня и ее он ни с кем не спал и никому не звонил. Они встречались уже полтора года, но вместе не жили. Он не хотел. Ей было двадцать пять, ему двадцать два. У нее это последний шанс, у него первое «всерьез». А нас с ним связывало непонятными нитями странное прошлое, которое мы старались забыть, но почему-то помнили. Иногда я засыпала и не могла найти места, привыкшая к бережливому касанию воздушных кудряшек, хотелось перекинуть ногу через его бедро или даже отвернуться к холодной стене, чувствуя, как он сопит мне в лопатки.
Были моменты, когда надо было давить на газ и пересекать две сплошные. Но я разворачивалась через пунктир. И снова стояла на светофоре. И он бы ушел от нее. Но в те моменты я сама с кем-то встречалась.
Мы с Настей встретились в уютном итальянском ресторане на Смоленке. Она странно улыбнулась при моем появлении, я наклонилась, чтобы чмокнуть ее в щеку, но она отклонилась и с суровым взглядом, устремленным вдаль, сухо произнесла:
— Избавь меня от этого!
Логические выводы скомкались у меня в голове и устремились к сигарете, которую я судорожно закурила.
— А что случилось?
— Знаешь, когда мы клялись не разглашать информацию о мужчинах, болезнях и абортах, мы клялись! Клялись жизнями наших будущих детей, матерей и просто клялись! Если ты безбожна, то это твои проблемы. И какого хрена они должны становиться нашими?
— Настя, о чем ты, черт возьми, говоришь?
— Ты знаешь, у меня сейчас живет Алина! Да, та самая девочка, которую выкинули из машины. От нее отказалась семья, на всех порносайтах видео с ее участием, снятое на любительскую камеру! Девочке тринадцать лет! Я выплачиваю деньги модераторам, чтобы только они убрали злосчастные ссылки. Это свинство. И ты такая же свинья!
— Так, либо ты мне скажешь, что случилось…
— Либо что? Ты что, всерьез такая наивная? Знаешь, я три часа откачивала Линду, отмывая растворителем ее лобовое стекло! Надпись «сука абортная» особенно оценил ее молодой человек, они встречаются давно! Он жениться на ней хотел!
— Да что за бред-то? Ты что, с ума сошла? Я бы никогда такого не сделала!
— Но ты кому-то сказала! Знали я, ты и Линда! Все! Ни одна живая душа! Меня даже в Москве не было в те дни! Это был страшный факт, который не должен был всплыть!
— Ты мне предлагаешь доказывать, что это не я?
— Нет, я тебе предлагаю найти новых подруг! Ты уж извини, мне надо бежать к Алине. Мне не до тебя.
Настя ушла, кинув стервозный взгляд на официанта и высоко подняв брови. Надменно и высокомерно. И тут меня осенило. Я подскочила со стула и в одной рубашке выбежала на улицу. Настя ловила машину рядом с магазином «Руслан».
— Постой, знала еще Карина!
— Ты что, совсем дурная, мы храним ее секрет о наркомании, она же не идиотка — пара слов, и она вылетит с работы!
— То есть ты хочешь сказать, что протрепался тот, кто ничем не рискует?
— А что? Нас с девятого класса называют циничными суками! Что тебе скрывать? Трихомоноз? Случайный секс с Романовичем? Кирилл тебя простит и глазом не моргнув! И кому нам говорить?
— Если такая ботва, то это могла быть и ты. Кроме того, что ты обслужила всю редакцию, тебе бояться нечего? — я перешла на повышенные тона.
— Расскажи это Линде и Глебастому. Они возьмут вторую версию на разработку. — Настя захлопнула дверцу такси, а я стояла и внимала скорости снега. Сто снежинок в секунду. И ни одной слезы.
