— К черту, — сказал Уолтер, закрывая меню. — Я хочу говяжью вырезку.
— Прекрасно, мы же празднуем, — откликнулась Лалита. Ее лицо раскраснелось. — А я хочу вкусный сандвич с сыром на гриле. Из детского меню.
Пить пиво было интересно. Оно оказалось неожиданно кислым и невкусным — все равно что пить жидкое тесто. После трех-четырех глотков сосуды в мозгу Уолтера, редко дававшие о себе знать, начали тревожно пульсировать.
— Я получил письмо от Ричарда, — сказал он. — Он хочет приехать и обсудить с нами стратегию. Я сказал — пусть приезжает на выходные.
— Вот видите? А вы ведь думали, что не стоит даже спрашивать его мнения.
— Да, да, вы были правы.
Лалита заметила в лице Уолтера нечто странное:
— Вас это не радует?
— Что вы, я вполне счастлив. Теоретически. Но я… не могу поверить. Просто не понимаю, зачем ему это надо.
— Потому что мы очень убедительны.
— Да, может быть. Или потому что вы очень красивы.
Лалита, казалось, была и польщена, и смущена.
— Он ведь ваш хороший друг?
— Да, когда-то мы дружили. Но потом он прославился. И сейчас я ему не доверяю.
— Почему?
Уолтер покачал головой, не желая говорить.
— Вы не доверяете ему из-за меня?
— Нет, это было бы глупо. То есть… какое мне до этого дело? Вы взрослая и сами можете о себе позаботиться.
Лалита рассмеялась. Смущение прошло, осталось лишь веселье.
— Он, конечно, очень забавный и обаятельный, — сказала она, — но, честно говоря, мне его просто жаль. Понимаете? Ричард, кажется, из тех людей, которые вынуждены круглые сутки поддерживать свой имидж, потому что внутри они слабы. Он вовсе не такой, как вы. Когда мы втроем разговаривали, я видела, что он восхищается вами, но старается этого не выказывать. Неужели вы не заметили?
Уолтер пришел в такой восторг, что даже испугался. Он хотел в это поверить, но не мог, поскольку знал, что Ричард на свой лад безжалостен.
— Я серьезно, Уолтер. Ричард очень примитивен. У него есть только чувство собственного достоинства, самоконтроль и имидж. Сущие пустяки, в то время как вы обладаете и всем остальным.
— Но его таланты — именно то, что нужно миру, — возразил Уолтер. — Вы ведь читали о нем в интернете и понимаете, о чем речь. Миру даром не нужны чувства и идеи — он вознаграждает хладнокровие и прямоту. И именно поэтому я не доверяю Ричарду. Он установил такие правила, что в любом случае должен выиграть. Возможно, в глубине души ему действительно нравятся наши планы, но он никогда не признается открыто, потому что должен поддерживать свой имидж — так хочет мир, и Ричард это прекрасно знает.
— Тем лучше, что он будет работать с нами. Я не хочу, чтобы вы были любимцем публики, мне не нравятся такие мужчины. Мне нравятся такие, как вы. А Ричард поможет нам наладить связь с людьми.
Уолтер испытал облегчение, когда официантка подошла принять заказ, помешав ему дослушать объяснения Лалиты. Но опасность усугубилась, когда девушка допила второй бокал мартини.
— Можно задать личный вопрос? — спросила она.
— Э… конечно.
— Я хочу сделать стерилизацию. Как вы думаете, стоит?
Лалита говорила достаточно громко, и Уолтер, опасаясь, что ее услышат за другими столиками, поднес палец к губам. Он и так чувствовал себя чересчур на виду — типичный горожанин, который сидит с темнокожей девушкой в баре, набитом вирджинскими провинциалами, которые, как известно, делятся на две разновидности — толстяки и скелеты.
— По-моему, это разумно, потому что я точно не хочу детей, — понизив голос, продолжала Лалита.
— Ну… Я не… не… — Уолтер хотел сказать, что, поскольку Лалита очень редко видится с Джайрамом, своим давним бойфрендом, беременность и так вряд ли стоит на повестке дня. И потом, даже если она забеременеет случайно, то всегда может сделать аборт. Ему казалось вопиюще неприемлемым обсуждать со своей ассистенткой медицинские проблемы. Лалита улыбалась Уолтеру с пьяной застенчивостью, как будто и впрямь ища его одобрения или опасаясь услышать «нет».
— Думаю, Ричард был прав. Помните, что он сказал? — наконец произнес он. — Что люди склонны передумывать. Наверное, будет лучше, если вы оставите себе возможность выбора.
— Но если я твердо знаю, что сейчас права? Я не поручусь, что в будущем останусь разумной.
— Во всяком случае, вы изменитесь. Станете другой. И возможно, вам захочется чего-то иного.
— Тогда к черту, — ответила Лалита, подаваясь вперед. — Если бы я наверняка знала, что в будущем захочу ребенка, то уже сейчас перестала бы себя уважать.
Уолтер усилием воли заставил себя не смотреть на других посетителей.
— А почему вы вообще об этом заговорили? Вы ведь почти не видитесь с Джайрамом.
— Джайрам хочет детей. Он не верит, что я серьезно настроена их не иметь. Я должна ему доказать, тогда он перестанет мне докучать. Я хочу с ним порвать.
— Сомневаюсь, что нам следует это обсуждать.
— Допустим, вы правы, но с кем еще мне поговорить? Вы единственный, кто меня понимает.
— Ох, Лалита… — Голова у Уолтера кружилась от пива. — Мне так жаль. Страшно жаль. Похоже, я завел вас в какие-то дебри, совершенно не желая того. У вас впереди целая жизнь, и… по-моему, вы ввязались во что-то нехорошее.
Слова были не те. Пытаясь сказать нечто относящееся к проблеме перенаселения, Уолтер каким-то образом коснулся темы, имеющей отношение лишь к ним двоим. Он как будто старался предсказать некую вероятность, хотя был совершенно к этому не готов — и знал, что никакой вероятности на самом деле нет.
— Это мои мысли, а не ваши, — возразила Лалита. — Вы мне их в голову не вкладывали. Я всего лишь спросила совета.
— И я советую не делать этого.
— Ладно. Тогда я еще выпью. Или вы и тут меня отговорите?
— Да, я бы не рекомендовал.
— Но все-таки, пожалуйста, закажите мне еще мартини.
Перед Уолтером разверзлась бездна, куда можно было броситься хоть сию секунду. Он был поражен тем, с какой скоростью это произошло. Когда он влюбился в последний раз — точнее, это был единственный раз, — то тянул почти целый год, прежде чем сделать шаг, и большую часть работы проделала за него Патти. Теперь же казалось, что все можно уладить за считаные минуты. Еще несколько беззаботных слов, глоток пива, и бог знает, что будет дальше…
— Я лишь хотел сказать, — начал он, — что, возможно, слишком часто твердил вам о перенаселении. О том, что меня оно угнетает. Но это мой дурацкий гнев и мои проблемы. Я вовсе не имел в виду ничего большего.
Лалита кивнула. На ресницах у нее повисли крошечные слезинки.