Гнев доброго человека
Однажды пасмурным мартовским утром, когда шел мелкий холодный дождь, Уолтер ехал со своей помощницей Лалитой из Чарльстона в горы Западной Вирджинии. Хотя Лалита водила не то чтобы осторожно, Уолтер предпочитал быть пассажиром, нежели предаваться праведному гневу, сидя за рулем. У него неизбежно возникало ощущение, что лишь он один из всех водителей на этой дороге соблюдает нужную скорость и ловко балансирует на грани между слишком дотошным соблюдением правил и опасной халатностью. За последние два года Уолтер провел немало неприятных часов на дорогах Западной Вирджинии: то он висел на хвосте у какого-нибудь копуши, то сам притормаживал, чтобы наказать того, кто висел на хвосте у него, то героически защищал средний ряд скоростной дороги от придурков — любителей обгонять справа, то сам объезжал справа, когда средний ряд перекрывал какой-нибудь идиот, болтун с мобильником или лицемерный поборник ограничения скорости. Уолтер без устали ставил психические диагнозы водителям, забывавшим включать поворотники, — как правило, молодым людям, по-видимому, считавшим включенные фары оскорблением для своей мужественности, недостачу которой они компенсировали гигантскими размерами пикапов и джипов. Уолтер возбуждал человекоубийственную ненависть в извечных нарушителях рядности — водителях угольных фур, которые регулярно, раз в неделю, устраивали страшные аварии на вирджинских дорогах, и бессильно обвинял продажных законодателей штата, которые отказывались снизить максимально допустимый вес груза, хотя ужасающие разрушения, которые способна причинить фура весом в пятьдесят тонн, казалось бы, говорили сами за себя. Он злился и ворчал, если едущий впереди водитель тормозил на зеленый свет, а затем очертя голову бросался вперед на желтый, заставляя Уолтера целую минуту торчать на перекрестке, хотя на мили вокруг не было ни единой машины. Лишь памятуя о Лалите, Уолтер оставлял непроизнесенной гневную тираду, которая просилась на язык всякий раз, когда его прижимал к обочине какой-нибудь идиот, отказывающийся абсолютно законно повернуть направо на красный свет. «Эй ты! Слышишь? Ты на свете не один, другим тоже надо как-то ездить. Поучись водить, але!» Лучше уж ощущать прилив адреналина, когда Лалита вжимает педаль газа в пол и проносится мимо ползущих на холм грузовиков, чем рисковать закупоркой мозговых артерий, тащась в хвосте очередной фуры. Когда машину вела Лалита, Уолтер мог спокойно рассматривать серые аппалачские леса и хребты, изуродованные горными разработками, и направлять свой гнев на более достойные внимания проблемы.
Лалита была в наилучшем расположении духа, когда они, преодолев пятнадцатимильный наклонный отрезок дороги, въехали на шоссе I-64, легендарный «жирный кусок», на котором сенатор Берд заработал феноменальную сумму.
— Я готова праздновать победу, — сказала она. — Мы ведь сегодня отпразднуем?
— Сначала придется найти в Бекли приличный ресторан, — ответил Уолтер. — В противном случае, боюсь, праздника не будет.
— Давайте как следует напьемся! Можно пойти в лучший бар и выпить мартини.
— Разумеется. Я поставлю вам огромную порцию мартини. Если угодно — даже не одну.
— И вы тоже должны выпить. Хотя бы разок, — сказала Лалита. — Сделайте ради такого случая исключение.
— Не исключено, что мартини меня убьет.
— Значит, вы выпьете светлого пива. А я три мартини, и потом вам придется нести меня в номер на руках.
Уолтеру не нравилось, когда Лалита говорила такие вещи. Эта отважная молодая женщина — в сущности, единственная радость его жизни в последнее время — сама не понимала, что говорит. Лалита не сознавала, что физический контакт между работником и нанимателем — неподходящая тема для шуток.
— После трех мартини у вас есть все шансы понять, что значит «снесло крышу», — сказал Уолтер, неуклюже намекая на то, что им предстояло увидеть в округе Вайоминг.
— Когда вы напивались в последний раз? — поинтересовалась Лалита.
— Никогда.
— Даже в старшей школе?
— Ни разу.
— Уолтер, но это же невероятно. Вы непременно должны попробовать. Иногда бывает так приятно выпить. От одной кружки пива алкоголиком не станешь.
— Меня не это беспокоит, — сказал Уолтер, одновременно задумавшись, искренен ли он. Отец и старший брат — тяжкий крест всей его юности — были алкоголиками, да и жена, на глазах превращавшаяся в проклятие его зрелых лет, имела несомненную тягу к спиртному. Свое безупречное воздержание Уолтер считал чем-то вроде тихого бунта — в молодости он хотел как можно меньше походить на отца и брата, а потом неизменно оставался настолько же ласков с Патти, насколько она в нетрезвом виде бывала недобра к нему. Это был один из способов их сосуществования: Уолтер был всегда трезв, Патти порой напивалась, и ни один из них ни разу не предложил другому измениться.
— Тогда что же вас беспокоит? — спросила Лалита.
— Неохота менять образ жизни, который не подводил меня на протяжении сорока семи лет. Если ничего не сломалось, зачем чинить?
— Но это же весело. — Лалита резко крутанула руль, обгоняя машину с вихляющим прицепом. — Я непременно угощу вас пивом и заставлю сделать хотя бы один глоток, чтобы отпраздновать.
Лиственный лес к югу от Чарльстона даже теперь, в канун равноденствия, представлял собой суровую картину — чередование серых и черных тонов. Но через пару недель теплый южный воздух должен был превратить леса в сплошное зеленое полотно, а еще через месяц вернувшиеся из тропиков птицы наполнят их песнями, но Уолтеру казалось, что серая зима — самое естественное состояние для северных лесов. Лето было просто случайной удачей, которая выпадала им раз в год.
Утром в Чарльстоне они с Лалитой и местными поверенными выступали от лица директоров промышленного треста «Лазурные горы» — Нардона и Бласко, предъявив все документы, необходимые для того, чтобы начать снос домов в Форстеровой низине и освободить четырнадцать тысяч акров земли, необходимых для ведения открытых горных разработок. Представители Нардона и Бласко подписали груды бумаг, приготовленных адвокатами треста за последние два года, вынудив угольные компании принять целый пакет соглашений и передать изрядное количество прав, — все это, вместе взятое, гарантировало, что истощенная добычей территория навсегда останется заповедной. Вин Хэйвен, председатель треста, присутствовал на собрании виртуально и потом позвонил Уолтеру, чтобы поздравить. Но настроение у Уолтера было отнюдь не праздничное. Он наконец добился того, что с лица земли будут стерты десятки красивых лесистых холмов и чистых, полных жизни рек. Чтобы добиться этого, Вину Хэйвену пришлось уступить права на добычу полезных ископаемых — на двадцать миллионов долларов! — различным газовым компаниям, после чего предстояло передать доход преемникам, к которым Уолтер не питал теплых чувств. И зачем? Чтобы создать «заповедник для вымирающих видов» — клочок земли, который можно накрыть почтовой маркой на карте Западной Вирджинии.
Уолтер, раздосадованный на весь мир, чувствовал себя похожим на эти серые северные леса. Лалита, которая родилась в теплой Южной Азии, была воистину солнечной натурой, и благодаря ей в душе Уолтера порой на мгновение воцарялось лето. Он радовался исключительно тому, что, добившись «успеха» в Западной Вирджинии, они смогут двинуться дальше и наконец займутся проблемой перенаселения. Но он щадил молодость Лалиты и не желал портить ей настроение.
