Тоха нехотя засунулся обратно в палату. Малышня, лежащая в изоляторе, с восторгом за всем этим наблюдала, и облепила Тоху, когда он слез с подоконника. Даже через стекло было видно.
Ещё день, и я не удержу Тоху в изоляторе. А ведь ему ещё рано выходить, рано. Эх, Тоха-братишка, знал бы ты, какие над твоей головой тучи собираются…
Глава 14
На следующий день я работала с двенадцати часов. Так и пришла, как обычно, к двенадцати, и сразу пошла на пятиминутку.
То, о чём я собиралась говорить на пятиминутке, я написала на листочке ещё вчера, перед уходом.
Бачки унитазов в спальне восьмого-девятого.
Плохо убранные спальни, практически все, особенно пятые-шестые классы.
Чтобы воспитатели тоже посмотрели вшей в своих классах, перед тем, как отпускать детей на майские праздники. Мы тоже будем смотреть, с Надеждой, но и они пусть смотрят. Мы не успеваем за всеми.
4) Лечение сирот — с энурезом и с другими болезнями, которые требуют стационара.
5) Кухня.
Кухня стояла в списке пятым номером. Она ворочалась в моей душе, вопила и кричала.
На пятиминутку собиралась вся администрация: директор, завуч, старший воспитатель, бухгалтер, шеф-повар, кладовщик, завхоз. И я, врач.
Когда я пришла, уже все расселись. Странное дело. Не смотря на то, что «шефа» так лихо обманула меня, мне все-таки легче было сидеть рядом с ней, чем с кладовщицей, или с бухгалтером. Или — даже со «старшей».
И я села рядом с «шефой», как всегда.
— Так, все в сборе, — сказала директор. — Начнём. Завуч, пожалуйста.
Ольга Сергеевна говорила о количестве потенциальных неуспевающих, о подготовке к выпускным экзаменам за де вятый класс, что в нашей школе-девятилетке было равносильно полноценным выпускным.
Директор вставляла свои замечания в её речь.
Я плохо их слушала.
— Старший воспитатель.
Как всегда. Воспитателей — не хватает, приходится ставить подменных. Бухгалтерия — не успевает за сменами графика. Кому-то — опять недоплатили.
Так. Кого — дети не слушают. Ясно, кого.
— Протока учудил опять. Что у него там, Наталья Петровна? Да, да. Надо что-то делать. Давайте отправим его в область, в психиатрию. В отделение… Как его, Наталья? Да, реабилитации.
Теперь — моя очередь.
— Насчёт Протоки. Я его сейчас подержу в изоляторе, до майских праздников. И учителя, и воспитатели отдохнут немного. А насчёт психиатрии… Я звонила уже. Не получится, отделения реабилитации — не получится. Ему уже будет пятнадцать, и он уже из детского возраста выйдет. Может быть только такое отделение: от пятнадцати до восемнадцати. А там — такие больные лежат… Даже психиатр не советует туда отправлять. Там — совсем другой режим. И пациенты — другие.
— Вот это вы нас огорошили, Наталья Петровна, — сказала директор. — Это — значительно хуже…
— Куда же нам его девать? — спросила «старшая».
— Подумаем, — ответила директор. — Держите его пока в изоляторе, и как можно дольше.
— Поняла. У меня есть ещё кое-что.
— Давайте.
— Бачки в туалетах. Это — просто ужас. Все унитазы загажены, бачки поломаны, двери выбиты.
— Завхоз. — Директор протянула карандаш в сторону завхоза. — Завхоз пошевелилась под пуховым платком.
— Я ходила… Я на базу ездила… ничего нет… запчастей нет… дверных петель нет…
Голосок слабый, затухающий.
Все молчат. Ждут, что скажет на это директор. Пауза затягивается.
— Я найду, кому поручить купить запчасти, — сказала директор. — Я найду того, кто починит унитазы и двери. Но я должна найти и того, кто ломает. И куда смотрят в это время воспитатели? И старший воспитатель — куда смотрит?
Всё, понеслось. Воспитателей можно ругать в полный голос. Их можно ругать вдоль, а можно — и поперёк. И всё будет правильно, всё — по существу. Потому что ругать завхоза — это всё равно, что ругать самого себя.
Неужели опять не починят?
— Галина Николаевна, давайте всё-таки купим эти запчасти… — вступаю я в поток обвинений. В адрес воспитателей, конечно.
— Всё, Наталья, я себе уже записала. Успокойся. У тебя всё, или нет?
Когда директор переходит на «ты» — это не так уж и хорошо.
— Нет. Я хочу завучу дать список сирот, которые пойдут по стационарам. Чтобы они потом аттестованы были. Потому что места будут давать в разное время.
— Хорошо, вы созванивайтесь. Всё?
— Ещё я хотела пару слов сказать. По уборке спален. Я не успеваю за уборщицами следить. А убирают они грязно. Туалеты моют плохо. Старший воспитатель со мной солидарна.
— Беру на контроль. А вы, Наталья Петровна, сами получше проверяйте, когда они моют. Почаще ходите по спальням.
— Я ведь проверяю по графику… Я хожу часто, но с проверкой уборщиц — раз в неделю.
— Этого мало.
Завхоз должен смотреть ежедневно.
— Я смотрю, смотрю… — опять слабенький голосок. Острый, как блеснувшее лезвие, взгляд. Все мои слова ей — поперёк горла.
— Вы дождётесь, что я после праздников сама буду ходить. Будет плохо и врачу, и завхозу, имейте в виду! — директор стучит по столу своим карандашом.
Давно, давно пора выйти и пройти по спальням, по туалетам, по столовой. Пройти в простой, будний день, а не перед очередной комиссией, когда надраено всё и намыто. И когда детей выгнали из спален, чтобы они не садились на туго заправленные кровати.
— Теперь-то у вас всё, Наталья Петровна?
— Ещё кое-что, по столовой.
— Я бы хотела обсудить это с вами в индивидуальном порядке.
— Хорошо, Галина Николаевна.
Пятиминутка продолжалась. Что-то я забыла… А, вшей! Ну ладно, со вшами разберёмся как-нибудь, не впервой. Господи, помоги. Помоги мне, Господи…
Глава 15
— Что вы хотели сказать по столовой, Наталья Петровна?
— Галина Николаевна, я хотела сказать, что в нашей столовой воруют.
— Вы, Наталья Петровна, подумайте, прежде чем говорить. Обвинение в воровстве — это вам не игрушки! Обвинение в воровстве надо доказать, а если доказательств нет, то человек, которого вы обвиняете, может и на вас в суд подать. За клевету.
Тогда я скажу иначе. Галина Николаевна, в последнее время порции у детей маленькие, еда приготовлена плохо. Если сравнивать с меню, то выход готовой продукции — не соблюдается. Получается значительно меньше, чем в меню. И по мясу, и по рыбе, и даже — по гарниру. И даже булочки, вместо ста граммов, весят пятьдесят.
