— Вы упорно понимаете меня неправильно.
— Ройстон, Элеонора, это вы, наконец? — нетерпеливо позвала герцогиня, явно услышав их голоса в коридоре.
Джастин пригасил вспыхнувшее раздражение и понизил голос, чтобы только Элеонора могла его слышать:
— Мы с вами позже об этом поговорим.
— Нет, ваша светлость, я так не думаю.
Ей явно надоело ждать, пока Джастин откроет дверь, и открыла сама, после чего в гордом одиночестве прошествовала в малую гостиную.
— О чем думаешь, моя дорогая? — поинтересовалась вдовствующая герцогиня.
Джастин вслед за Элеонорой вошел в гостиную.
— О том, что… Господи, да здесь как в цветочной лавке! — Его чуть не сбила с ног оглушающая волна цветочных ароматов, комната была уставлена самыми разнообразными букетами, вазы стояли повсюду, на всех доступных поверхностях. — Как вы вообще можете здесь дышать?
Он прошагал через комнату, рывком распахнул окно и сердито оглянулся на Элеонору.
— Полагаю, за эту бесплатную выставку стоит благодарить ваш вчерашний успех?
— Ройстон! — упрекнула бабушка.
Джастин продолжал буравить взглядом Элеонору.
— Я только утверждаю очевидное, бабушка!
— Это не повод расстраивать Элеонору.
Вдовствующая герцогиня подошла, к Элли и приобняла ее за плечо.
— Дорогая, я уверена, Ройстон не хотел быть с тобой так резок. — Она постаралась утешить девушку, которая едва сдерживала слезы.
Но он хотел, хотел именно этого! Потому что чувствовал себя не в своей тарелке при виде столь ослепительного свидетельства ее вчерашнего успеха. Ему-то самому даже не пришло в голову послать Элеоноре цветы. Да и чего ради? Даже те дамы, с которыми он спал, никогда не получали от него цветов. Дорогие украшения в качестве прощального подарка — да, но не букеты. Джастин считал цветы очень личным подарком, который следует выбирать для женщины самому, не обращая внимания на цену. И вот сейчас увидел полную комнату подобных знаков восхищения, вероятно, от молодых франтов, что увивались вокруг нее на балу! Но опять же, почему это должно его беспокоить? Пусть щенки выставляются идиотами перед красивой дебютанткой, если им нравится. Какое ему дело? Он застыл посреди комнаты, заложив руки за спину.
— Меня просто захватила врасплох…
— …эта бесплатная выставка, — с вызовом закончила за него Элеонора. Она высвободилась из объятий герцогини, гордо вздернула подбородок и смерила Джастина взглядом, в котором блестели уже не слезы, а искры гнева. — Надеюсь, вы меня извините. Мне нужно привести себя в порядок и переодеться к ужину.
Она быстро присела в коротком реверансе и стремительно покинула гостиную.
— Ройстон, что это значит?
Джастин на мгновение прикрыл глаза, затем снова посмотрел на бабушку и вздохнул, увидев упрек в ее пристальном взгляде.
— Без сомнения, ты хочешь, чтобы я пошел к Элеоноре и извинился за свою грубость?
Вдовствующая герцогиня внимательно посмотрела на него:
— Только если ты этого сам желаешь.
Желает ли он? Да дерзнет ли он вообще войти в ее спальню? Позволит ли себе снова оказаться там, где, без сомнения, испытает желание ее целовать, заниматься с ней любовью?
— Судя по всему, нет, — колко произнесла бабушка после долгого молчания. — А, Стенхоуп.
Она с теплой улыбкой повернулась к дворецкому, наконец прибывшему с подносом чая и бренди.
— Задержись на минутку и отнеси чашку чая мисс Розвуд в спальню, — велела она.
Сама же, наклонившись, принялась разливать чай в две изящные чашки из китайского фарфора. Джастина по-прежнему раздирали внутренние противоречия. Он знал, что был с Элеонорой излишне резок и должен если и не объясниться, то хотя бы принести извинения. Но он даже самому себе не желал признаваться в чувстве, которое на него нахлынуло в первый момент, когда он увидел букеты и осознал, что они присланы вчерашними поклонниками Элеоноры в знак восхищения.
Его снедала ревность.
Невыносимый, невозможный, жестокий, бессердечный! Высокомерный, ненавистный и еще раз ненавистный!
Сейчас Элли действительно его ненавидела. Ненавидела его цинизм. Сарказм. Насмешки. Чванливое высокомерие. Его…
— Я принес вам чай.
Элли резко повернулась на постели и увидела Джастина. И сразу же ощутила, как пламенеют щеки и щиплет глаза от слез, которые хлынули потоком в тот самый момент, когда она только зашла к себе в комнату, и с тех пор даже не думали останавливаться.
То были слезы обиды на несправедливые обвинения. Слезы унижения из-за его недобрых слов о цветах, присланных сегодня, которым она так радовалась. Слезы, которые она совершенно не собиралась показывать Джастину! Элли села на кровати, выдернула из кармана платья кружевной платочек и быстро промокнула глаза.
— Уверены, что ваше присутствие здесь уместно?
Вместо ответа, он вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
— Я принес вам чай, — повторил герцог и мягко поддразнил: — И готов поднести поближе, если вы обещаете не выливать его мне на голову!
Элли сунула платок обратно в карман.
— Вы очень жестокий человек.
— Да.
— Невыносимый.
— Да.
Элли нахмурилась.
— И очень злобный.
— Да.
От такой покорности перед лицом обвинений Элли недоуменно заморгала.
— Почему вы не пытаетесь защититься?
Он вздохнул.
— Возможно, я знаю, что в данном случае вы правы. Я действительно вел себя согласно перечисленным вами эпитетам.
Элли осторожно посмотрела на него, но не увидела признаков сарказма или цинизма, обвинения, которые она мысленно предъявляла ему всего несколько минут назад. Герцог выдержал ее взгляд.
— Я не понимаю.
— Согласен с вами.
Он прошел через комнату и протянул ей чашку. Изящный чайный прибор странно смотрелся в его тонкой руке. Элли медленно потянулась и приняла чашку.
— Именно этого я и не понимаю.
Он взглянул на нее из-под прикрытых век и пожал плечами:
— Мне нечем ответить на ваши обвинения. Я действительно такой, как вы сказали.
— Это и есть ваше извинение? — поинтересовалась Элли.
Его губы изогнулись в невеселой улыбке.
— Нет.
— А, так вы не предлагаете извинений. Только чай.
— Разве это не панацея от всех бед? — Он говорил, слегка растягивая слова.
Элли сделала несколько глотков дымящегося напитка.
